Историка. Теория исторического знания - Николай Кареев

Технические правила науки-одно, её теоретико-познавательные принципы – другое. В общем курсе теории истории последним должно, несомненно, принадлежать первое место, ибо задача такого курса не в том, чтобы научить, как работать в области истории, а дать понять, что такое история, как наука, в чём заключаются условия её научности, т. е. в каком смысле возможно научное познание прошлого и что составляет её предмет и её задачу (или задачи). К числу условий научности любой отрасли знания относится правильность мышления, являющаяся, как известно, предметом логики[6], причем логика может быть общею и специальной, имеющей дело с отдельными науками. В то время как писались мои «Основные вопросы философии истории» не только специальная логика исторической науки, но и вообще логика общественных наук была разработана крайне недостаточно.

Тогда или не было ещё трактатов по логике, которые я потом имел возможность рассмотреть во «Введении в изучение социологии»[7], или я не успел ещё с ними познакомиться (напр., с «Логикой» Вундта в первом её издании), – а были только известные труды Милля и Бэна, в которых менее всего имелась в виду история, так как обоих интересовало, главным образом, открытие законов, уже тогда не считавшееся мною за задачу исторической науки, как таковой?[8] Лишь в более близкое время работы Виндельбанда и Риккерта, о которых ещё будет говориться ниже, а также Зиммеля[9], поставивших вопрос о сущности истории на точку зрения гносеологии, в разработка основных вопросов исторической логики произошло некоторое оживление. Тем менее я мог пренебречь в своем преподавании теории истории новыми точками зрения, что, с одной стороны, они отчасти и до известной степени совпадали с моими прежними взглядами, и что, с другой, они сделались у нас очень популярными у учащейся молодежи, как это замечено было не мною одним из преподавателей высшей школы[10]. Вообще вопросы методологии истории за последние годы стали сильно занимать теоретическую мысль, о чем свидетельствуют, например, недавний (в последнем десятилетии прошлого века) спор в Германии о «старом и новом направлениях в истории и основание во Франции специального органа «Revuedesynthesehistorique», редактор которого, Анри Берр, в 1911 г. издал «критический и теоретический опыт» под заглавием «La synthese en histoire»[11].

С теоретическими вопросами исторической науки я более или менее всегда старался знакомить всех своих слушателей, то, посвящая этому предмету вступительные лекции в отдельные свои исторические курсы, то, объявляя особые лекции «для желающих». Вообще чтение историко-теоретических лекций или курсов не представляет собою новизны в деле преподавания в высшей школе. В обычае прежних профессоров было предпосылать своим курсам общие сведения об исторической науке и её методах[12], а также иногда читать и целые курсы, главным образом, впрочем, об исторической технике, о критике и интерпретации источников, а также о так называемых «вспомогательных науках истории», вроде палеографии, дипломатики, сфрагистики, дисциплинах чисто технического значения. Только очень недавно, – при том параллельно с курсами социологии[13], – стали систематически читаться кое-где и входить в состав общеобразовательных исторических предметов курсы по теории истории в более общем и широком смысле.

Настоящая книга, как было уже упомянуто, является воспроизведением читанных мною лекций, где с сокращениями, где, наоборот, с дополнениями, какие я нашел необходимыми и полезными. Издавая ее, я имею в виду преимущественно учащуюся молодежь и людей, занимающихся самообразованием, притом интересующихся вообще не только историей, но и другими предметами историко-филологического и юридического факультетов: языком, литературой, искусством, религией, философией, правом, политикой, экономикой, поскольку в наше время «историзмом», в большей или меньшей мере, проникнуты все гуманитарные и общественные науки.

Другими словами, в этом своем курсе я исхожу из самого широкого понимания истории, распространяя его на исторические элемента всех наук о человеке и человечества, взятых с психологической и социологической точек зрения.

Одно дело – писать учёный трактат, другое – составлять курс лекций. Ученые трактаты могут быть интересны и понятны только специалистам или в лучшем случай людям, имеющим известную подготовку в данной области, могущим не только заинтересоваться, но (и это главное) понять прочитанное и произвести ему самостоятельную оценку. Учебные пособия, наоборот, пишутся для начинающих, которые ещё только должны получить самую общую подготовку в предмете, которым о многом предстоит ещё узнать или подумать только в первый раз, и для которых на первых порах очень многое бывает даже лишним, наприм., разные подробности, только мешающие сосредоточить всё свое внимание на существе дела. Мои «Основные вопросы философии истории» были ученым трудом, – не даром я сделал из них диссертацию на степень доктора всеобщей истории, – но потом, переиздавая их уже для большой публики, я упростил книгу, устранив из неё большую часть так называемого ученого аппарата, выкинув около сотни страниц историографического обзора, сократив массу подстрочных примечаний, цитат, ссылок и т. п.[14] Такой же упрощенный вид я придаю и этому своему пособию – в интересах, надеюсь, читателей, которых я вообще не желаю вводить сразу в запутанный лабиринт историографического и критического рассмотрения с беспрестанными упоминаниями собственных имен историков, философов, социологов и т. д. или названий книг, брошюр, статей, с постоянными историческими справками о том, как прежде ставился или решался тот или другой вопрос, с частыми изложениями и разборами разных мнений, когда-либо высказывавшихся или теперь высказывающихся в литературе, с остановками на второстепенных подробностях и всяком случайном материале.

История каждой науки, история её отдельных вопросов – вещь весьма важная, да и не историку отрицать значение исторического отношения к научному знанию и его проблемам, но в преподавании, имеющем дело с теоретическими основами науки, отнюдь не следует смешивать задачи ознакомления с её методологией, как последняя понимается теперь, и задач ознакомления с историей разработки этой методологии. Далее, по многим вопросам теории истории и теперь существуют и разногласия, и несходные оттенки мнений, наоборот, в общем между собою согласных, но в большинства случаев для ясного и отчетливого понимания излагаемых истин нет надобности перечислять всё мнения, считаемые нами за ошибочные или в чем-либо отклоняющаяся от наших. Исторический и критический (или вернее полемический) элементы в изложении предмета я сознательно довожу в этой книге до минимума, оставляя его лишь там, где он признаётся мною безусловно необходимым. Если бы можно было совсем без него обойтись, – как это делается при преподавании элементарной математики, – было бы ещё лучше, но это оказывается, к сожалению, невозможным.

Сознательное сокращение, до возможного минимума, как исторического, так и полемического элементов влечет за собою устранение из книги большого количества собственных имен авторов и названий их сочинений, понятного в книге, предназначенной служить и справочным пособием, но отнюдь не в курсе, имеющем своею целью изложение руководящих идей в их отвлеченном понимании. Конечно, совсем ссылок на отдельных авторов и на отдельные сочинения избежать было нельзя, но, кроме особенно важных книг, я упоминаю только о тех, притом большею частью имеющихся на русском языке, с которыми могли бы и даже иногда должны были бы непосредственно познакомиться читатели этого курса. Менее всего я думал о том, чтобы эта книга служила и справочным пособием по библиографии теории истории.

С тою же самою целью не загромождать изложения ничем лишним я нашел нужным быть как можно скупее на подстрочные примечания, которыми можно было бы, по имеющимся у меня выпискам из разных старых и новых книг, брошюр и статей, наполнить нижние половины большей части страниц. В общем, я допускаю примечания в сравнительно редких случаях, когда считаю небесполезным или объяснить значение какого-нибудь термина, или мотивировать, почему отступаю от какого-либо распространенного взгляда, или же привести чье-либо мнение, удачно подтверждающее мою мысль, кроме, наконец, случаев, когда я делаю ссылки на свои прежние работы, в которых о том или другом говорится более обстоятельно.

Все вышеизложенное относится, главным образом, к той части курса, которая посвящена теории исторического знания, т.-е. гносеологической, логической и методологической части, коей я даю специальное название «историки»; у теории истории, кроме этой формальной стороны, есть ещё другая, так сказать, реальная, или материальная, выделяемая мною в другую часть, феноменологическую, т. е. социологическую, как теория исторического процесса (именно уже не знания, а самого процесса), или, как я её называю, «историологию». И в этой части курса я стремлюсь держаться такого же способа изложения, как и в первой, – способа, который можно было бы обозначить как догматический, – но по существу все-таки есть большая разница между обеими темами – темою историки и темою историологии.