Илиннарэ - Нибин Айро

– Шушерец, не пугай! Кого ты там пустила?

– Миллионэр – это х'рошо! Значицца, бухать бу'м!

– Кто о чем, а лысый о бане. Пойду посмотрю. Ни разу не видел живых миллионэров.

– А мертвых ты видела в штабелях?

– Мертвых я видел в гробу! Убери лапы, набросал тут. Нафига тебе их столько?

– Я тоже хочу глянуть, пусти. О, Дандончик! Хаюшки4! А где миллионэр?

Пришлось предъявлять еще раз. На этот раз бутылки пошли по рукам, вызвав самые разные реакции: от уважительного причмокивания разбирающейся в теме Лиззи Лиззард (по-простому Пищерицы), до Ванечкиной равнодушной попытки немедленно открыть и уполовинить из горла. Совместными героическими усилиями трагедию предотвратили, продукт отобрали и вручили Нюшере, наказав спрятать как следует до вечера.

Потом посыпались вопросы.

Потом все пошли пить чай.

Потом играли в музыку.

Потом пришли Мэлориан и Тень, и стали Показывать.

Потом вернулась Танюха и приняла участие.

Потом снова играли, уже не только в музыку.

Потом приходили еще всякие люди с еще всяким интересным.

Потом было все сразу, очень тесно и шумно, но как всегда здорово…

А потом вдруг выяснилось, что уже вечер.

– Чтой-то ты, сынок, странный сегодня…

Танечка подкралась незаметно, и не вполне по-матерински обняла сидящего Даника за плечи, шепча на ухо:

– Поделишься с мамой?

Тот скосил глаза, встретил Танькин взгляд и поспешно напомнил себе: «инцест ферботен5». Пусть даже «системный». Ладно еще Айка… сестер много, в конце концов, а вот мама – одна.

– Поделюсь, – согласился он. – Только так, чтоб никто, ладно?

– Вау! – мамочкины глаза полыхнули синей вспышкой. – Я ее знаю? Познакомишь?

Но Данька отрицательно покачал головой.

– Не, тут не то. Тут хуже. Пойдем куда-нибудь, чтоб не подслушали?

– Пошли! – Танька секунду поразмышляла и решительно потащила его к двери, переступая через бесчисленные тела и конечности и разглагольствуя на ходу:

– Пипл6, мы в актовый зал минут на полчасика. К нам, чур, не ломиться! Нюха, следи за ними, чтоб закусывали. Если кто трахаться затеет – бери говномет и гони в спальню, нефиг тут. Стриптиз разрешаю. Курить на кухне. Не скучайте, короче, мы скоро!

С последними словами она вытолкала Даника в коридор и повлекла в сторону ванной. Ему в очередной раз стало ужасно интересно: а что думает пипл, когда они вот так внезапно вдвоем уединяются? Верит ли кто-нибудь, что с фигуристой синеглазой Танзой можно просто часами «языкать болталом», без всякого секаса и даже намеков на оный? Ой, вряд ли…

Нет, если по правде – мамочка ему очень нравилась, и сложись по-другому – он бы совсем не отказался ее повалять. А может, и замуж позвал бы. Бродили такие мысли, невзирая на солидную разницу в возрасте… Но сложилось так, что в момент встречи с синеглазкой у него уже была Любовь На Всю Жизнь, а когда спустя четыре месяца она иссякла – они с Танькой успели уже многое пройти и проехать, дважды поругались и помирились, насмотрелись друг на дружку в самых разных обстоятельствах, приятных и не слишком… а главное – сказали вслух: «я тебя люблю как сына» – «я тебя люблю как маму». После этого пересечь черту стало невозможно, не разрушив прежние отношения.

И хотя в последнее время они оба ощущают, что черта потихоньку превращается в пунктир на песке, и даже уже признались в этом друг другу – но нарушать статус-кво пока не торопятся. Как там Ященко поет: «Время разбрасывать стулья – и их собирать»? Вот-вот. Пусть еще поваляются немножко.

Но все-таки – что думает пипл? Там ведь кое-кто и приревновать может. И имеет право, кстати…

Зато вот маму этот вопрос совершенно точно не волновал. Усадив сыночка на край ванны, она зажгла на раковине припасенную как раз для таких случаев свечку-таблетку; высунулась наружу и выключила свет; как заправская шпионка, с подозрением оглядела пустой коридор, тщательно заперла дверь, пустила воду – и только тогда уселась рядом.

– Ну, рассказывай, сынок. Как маме, без утайки.

– …и тебе они нравятся? Так?

– Ну да.

– А как именно нравятся? Что именно?

– Нуу… – Данька задумался. – Ноги… больше всего. Волосы. Прически. Руки, пальцы особенно если тонкие. Вообще, фигуры. Одежда, если красивая. Голоса… нет, они у них… глючные. То пищат, то ломаются… Хотя бывают и нормальные.

Танька прищурилась:

– То есть дело не в том, что они маленькие, а в том, что они красивые? Были бы такие же, но взрослые – было бы лучше?

– Ну да, – согласился Даник. – Мне и нравится, когда как большие. Только изящные.

– Все ясно! – вынесла вердикт мамочка. – Никакой ты не извращенец! Просто временное помешательство на почве отсутствия подруги. Зато я теперь знаю, какая тебе нужна.

– Мам, ты только не вздумай мне сватать каких-нибудь! – всполошился Данька.

– И не подумаю! – весело успокоила Танечка. – «Не волнуйтесь, все будет натурально», как говорил Шурик. А сейчас еще давай проведем эксперимент, для надежности. Сиди тут, не уходи.

Она распахнула дверь – и Данька на секунду забылся, увидев родной и нежный силуэт в освещенном проеме. «Боже мой… Танечка…»

– Сынок, закрой глаза, – донеслось снаружи. – Я свет включу.

«Все-таки я для нее особенный. Другая бы и не подумала предупредить…» – с удовольствием размышлял Даник, с закрытыми глазами привыкая обратно к свету. – «Лиззи та же… пищерица, в натуре. Или Мэлориан. Хотя не, Мэлка предупредила бы, она хорошая. А вот Айра – точно нет. Хотя тоже хорошая. Хороший. Но я для него никто. А Шушера, скажем? А Шушера бы несколько раз включила-выключила, чисто назло. Ладно, у нее возраст такой… вредный… О, блин, легка на помине!»

– Дандон, спаси меня! Она ёбнулась!! Аааа!!!

– Кто?.. От кого?.. – ошалело спрашивал Даник, с трудом спихивая с себя Нюшеру и пытаясь выбраться из ванны, куда она его свалила.

– От нее! – плаксиво пожаловалась девчонка, тыча пальцем в подбоченившуюся в дверях сестру. – Танза, ты ебанутая об пень, я всегда говорила! Дандон, прикинь! Она хочет, чтоб я тебе разделась!

– Да не ори ты! – Танька, оглянувшись, торопливо зашла внутрь и захлопнула дверь. – Вылазь давай, исчадие. И язык прибери, уши вянут.

– Не буду я никуда вылазить! – прогундосила Шушера, сворачиваясь в ванне клубочком. – Оставьте мою детскую душу в покое!

Танька, оттеснив Даника, шагнула и сорвала с держалки душ. Угрожающе взялась за кран:

– Не будешь? Тогда сейчас будет конкурс мокрых футболок! С холодной водой! Считаю до пяти. Раз!

На счете «три» Нюха развернулась, как пружина, и попыталась одним прыжком улизнуть с конкурса. Но не рассчитала траекторию и снова влетела в Даньку, приложив того башкой о горячий змеевик сушилки.

– Ш-шушерец, м-мать твою за ногу!

– Анна!! Сидеть!!! Си-деть, я сказала!

– Вы ващще… ебба… бану… тытые… – забормотала Шушера, снизу вверх с ненавистью глядя на старших, но уже не делая попыток встать. Раз дошло до «Анны» – значит, все реально серьезно.

– Слышь, Таньк? – мрачно вопросил Даник, ощупывая затылок. – Что за фигня, а? Чего ты на нее так напала?

– Да я хотела, чтобы она… – Танюха вдруг захихикала, очевидно, узрев себя со стороны. – Чтобы она… Тебе… С-с-триптиз устроила! Чтоб ты у-у-увидел… Ка-ка-какая я дуура-а!!

– Танза! Блядь! – проникновенно откомментировала сидящая на полу Шушера. – Он таки без моего стриптиза видит, какая ты дура!!! Я свободна идти, или у тебя еще столько прекрасных идей?

– Свободна! – Танька рывком подняла сестренку и прижала к себе. – Анька, прости меня! Я ж тя люблю! Простишь?? Ну скажи, простишь??

– Фефтра, я ваф умоляю… – бормотала Нюшка, уворачиваясь от торопливых поцелуев. – Финайте лякомедию… и происходите обратно в человека. Сделайте мне эволюцию. А то с вами стало трудно и меня тянет быть несчастной.

Данька, не выдержав, заржал:

– Шушера, чтоб тебя! Где ты этого набралась?!

Та, слегка утихомирив Таньку, обратила на него благосклонный взгляд.

– Видите ли, Дандон, современная интеллихэнтная рэбенок должна уметь различать Гоголя от Гегеля, Гегеля от Бебеля, Бебеля от Бабеля, Бабеля от кабеля, кабеля от кобеля, а кобеля от суки. Я таки сгораю от надежды, шо ответила за ваш интерэс? Прэлестно. Не бейтесь так верхним мозгом в кафель, сейчас сломаете и окажетесь в кухне, весь в боли и в пыли. Пожалейте тех, кто там, не будьте такой эгоист. Все, Танза, пусти, а то там Ванечка обещал Айру уконтRRaпупить, а я болеть собиралась.

– Кто?

– Кого?!

– Айру?!

– И что он?!

Нюшера фыркнула.

– А он ей ответила так, что вы сейчас обольетесь. «Ванечка», сказала он, «я вас люблю нежно, но если вы вынудите меня einrammen вам flöte in den arsch – вы же ее и будете потом вытаскивать и мыть горячими, искренними слезами раскаяния. Не будь я Волк.» Вот что он сказала. А как он это сказала – я ему вообще не передаст. А вы мене тут спрашиваете, откуда и где и что! Побежали болеть, короче!