Там, где кончается асфальт. Повести и рассказы - Нина Визгина

Там, где кончается асфальт

Повести и рассказы

Нина Алексеевна Визгина

© Нина Алексеевна Визгина, 2017

ISBN 978-5-4483-7549-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как актер играет свою роль, так и автор не является на самом деле героем своего произведения, даже если пишет от первого лица.

Повести

Там, где кончается асфальт

Там, где кончается асфальт, начинается мое детство. В нем всего два сезона, зима и лето. Почему-то межсезонье мне совсем не помнится, наверное, из-за своей похожести. Зима – это колкий мороз и большие сугробы. Лето – теплое солнышко и быстрые грозы с громкими раскатами грома, и спелые яблоки с глянцевыми боками, и огромные арбузы с засохшими хвостиками, и сладкая патока на палочке.

Жили мы тогда в старом флигеле на территории овощной базы на окраине крупного города. В летние месяцы на нашей базе подрабатывали веселые студенты. Они дружной цепочкой выгружали из вагонов огромные полосатые арбузы и блестящие фляги с патокой. Молодым ребятам было жарко на ярком солнце. Нам с подружкой Лидкой лет по шесть. И вдвоем, стараясь изо всех своих детских силенок, мы притаскивали к разгрузке большой бидон с прохладной колодезной водой. Высокий парень в благодарность за нашу заботу лихо откидывал крышку с распечатанной фляги, вкручивал внутрь свежеструганную палочку, и вот заработанное лакомство в моей руке. Я медленно крутила палочку, чтобы патока не стекала на пальцы, а она янтарилась на солнце, будто настоящий мед. Довольные проделанной работой, мы убегали с подружкой в тенечек, слизывая полученную сладость как мороженое, млея от удовольствия, которого хватало надолго.

Овощехранилище от нашего флигеля, где я жила с родителями, отделял глубокий ров. Туда скидывали древесную стружку, которой прокладывались яблоки в больших деревянных ящиках. Фрукты увозили в магазины, а упаковку сбрасывали в яму. К концу лета она заполнялась доверху, и мы прыгали на стружке как на батуте. И вдруг в этой деревянной свежести натыкались на большое яблоко, оно аппетитно краснело своим ярким боком, а запах его сразу напоминал нам новогодние праздники. Именно такие яблоки мама укладывала в нижний ящик комода еще с осени. Они смирно хранились там до Нового года. И вот в углу комнаты, возле заиндевевшего окна, появлялась чудо-елка, а на мохнатых ветках наряду с разноцветными игрушками весело качались грецкие орехи в фольге, рыжие мандарины и настоящие яблоки. Яблоки звали китайскими, может, и правда их привозили к нам из Китая. Белье в комоде еще долго хранило их летний аромат.

А зима помнится морозной стужей, заметенными снегом дорожками. В то время детей было много, а школ не очень. И малыши занимались с утра только в первое полугодие, а после новогодних каникул для них начиналась вторая смена. Вот мне восемь лет, и я второклассница. Улицы уже охватывала морозная темнота, когда я возвращалась после уроков. С первого класса никто меня не провожал в школу и после занятий никто не встречал. Тогда люди не боялись ходить по улицам даже ночью. Вот и проходная на нашу базу. Внезапно из темноты улицы на санках выскочили какие-то чужие мальчишки и понеслись мне навстречу, а у меня не было никакой возможности от них увернуться. Мелкие хулиганы, столкнув меня с дорожки, пронеслись дальше, а я провалилась по пояс в глубокий сугроб. Не страшно, но обидно и холодно, валенки полны снега, а над головой безмолвное ночное небо, все усыпанное далекими мерцающими звездами.

С одной стороны наша база примыкала к городу, а с другой мимо нее проходили две железнодорожные ветки. Одна местная – она вела внутрь базы, а за невысоким забором вдоль огородов чернели мазутом шпалы настоящей железной дороги. Там постоянно пролетали поезда, на вагонах мелькали таблички с названиями городов, которые мы иногда пытались найти на карте. Вагонов было много и, считая их, мы загадывали желания на чет не чет.

Летом я постоянно бегала к подружке Лидке через железнодорожное полотно. Между двумя путями возле рельсов зачем-то был врыт металлический столбик. Я отлично знала о нем, но все равно не успевала отвернуть и всякий раз налетала на острый штырь все той же коленкой. Короста от ранки не проходила до поздней осени, и эта отметка детства в виде круглого шрамика долго оставалась на моей ноге. Недалеко за внешней железной дорогой стоял большой дом на три семьи, где жили путейщики. В ежедневные обязанности Лидкиного отца входило осматривать ближний участок дорожного полотна.

Дом железнодорожников выглядел добротным, с отгороженным двором, где размещался высокий сеновал и чернел старый заброшенный колодец. Потемневший от времени сруб давно был закрыт тяжелой крышкой и основательно заколочен, но между старыми рассохшимися досками загадочно темнели узкие щели, и, если приложить к ним ухо, было слышно, как в глубине колодца что-то ухало и стонало.

Вдоль сеновала вился узкий балкончик, и с него мы умудрялись прыгать вниз, пытаясь оседлать соседскую свинью. Свинка гуляла тут же во внутреннем дворике и была розовой, толстой и добродушной. Но когда кому-нибудь удавалось все-таки попасть ей на спину, она резко дергалась и так начинала визжать, что закладывало уши. Выигрывал тот, кто дольше мог удержаться на строптивой хрюшке. Другим местным развлечением были прыжки с внешней стороны сеновала на огромный стог сена. Правда, когда мы основательно его разваливали, нас же и заставляли снова сгребать всю траву.

Возле Лидкиного дома рос чудесный яблоневый сад. Яблоки были мелкими, но вполне съедобными. Мамы варили из них варенье, а мы делали вкусные бусы. Мужчины установили в саду настоящие взрослые качели, на которых можно было втроем качаться во весь рост.

А рядом мимо нас все время проносились поезда, грузовые – с длинными платформами и цистернами, и пассажирские – с загадочными вагонами. Вдали виднелся крутой поворот за гору, и они, казалось нам, исчезали там навсегда. Иногда я мечтала: вот дойти бы до этой горы и посмотреть, что же там за поворотом.

Когда я пошла в первый класс, путь мой в школу пролегал мимо непонятной стройки, которую огораживал высокий забор, а по верху его вилась страшная колючая проволока. Иногда сверху на ограждении появлялся дяденька в необычной шапке с опущенными ушами, он молча провожал меня взглядом. Из разговоров взрослых я знала, что на стройке работали пленные немцы. Мне было всего семь лет, и я плохо понимала, кто это такие, но тоскливый взгляд странного человека за суровой оградой запомнился надолго. Наверное, глядя на меня, он вспоминал свою дочку, свой далекий родной дом.

В летние дни за нашим флигелем постоянно зеленело картофельное поле. Оно было общим на трех хозяев дома и разделялось условно, никаких заборов не городили. Соседка бабка Шабурова держала кур и отпускала их туда гулять. Птицам нравилось рыться в огороде, они были глупые и неслись, где попало. В хорошую погоду мы с Лидкой обожали ползать по картошке. Мы такие мелкие, что нас не видно из травы. Земля светло-коричневая и очень теплая, а над головой сквозь картофельную ботву просвечивало лучистое светило. И вдруг между кустами белело яичко. Свою добычу мы сразу выпивали, расковыряв дырочку в тонкой скорлупе. Яйцо было теплым и даже без соли необыкновенно вкусным.

За домашними огородами возвышался огромный деревянный сарай, вдоль него шел просторный всегда пыльный настил. Он оказывался вровень с вагонами, которые подгоняли к складу для разгрузки. Сюда доставляли цемент, песок и тому подобное. Здесь нам было неинтересно.

Наша база представляла собой отдельный замкнутый мир. Со стороны города территория была огорожена высоким забором и охранялась по ночам. Дед мой работал здесь сторожем. На дежурство он выходил с ружьем и сторожевой собакой. Тяжелое ружье было больше меня, а собак имелась целая свора. Песиков держали в отдельном помещении, и детей туда не пускали. Начальницу базы все звали мадам Таракановой или просто Тараканихой. Летом кучер возил ее в легкой деревянной бричке. Такую таратайку я потом видала только в кино. А зимой я ее совсем не помню.

Время было трудное – послевоенное, бедное и голодное. Наши взрослые жили своей жизнью – не жили, а скорее выживали, а мы, дети, росли как бы сами по себе. Видимо, родители считали, что в отгороженном, охраняемом месте с нами ничего худого случиться не могло. И возможно, именно эта предоставленная без ограничений свобода забирала от нас столько энергии, что на капризы и проступки нас просто не хватало.

Далеко за внешней железной дорогой простиралось настоящее болото. Это потом, спустя десятилетия, его осушат, разобьют сады, снесут их и построят огромный жилой массив. А пока там был простор, росли камыши, цвели лилии и кувшинки. Каждое лето мы отправлялись туда за цветами. Но болото уже начинало мельчать, слой тины на дне с каждым годом увеличивался, и однажды меня основательно стало засасывать. Страха не было. Наверное, детям не дано в полной мере сознавать грозящую опасность. Может быть поэтому, совсем не паникуя, я и выкарабкалась самостоятельно, просто очень неприятно было находиться в жидкой грязи почти по пояс. Лилии крепко держались стеблями за дно. Цепляясь за них, я и выбралась на берег. Но неприятное ощущение трясины запомнилось на всю жизнь. В болото я уже не лезла никогда.