Берег мечты - Гиррейру Виктория

Властелин, господин, хозяин, Феликс мог распоряжаться делами, людьми, деньгами, но даже он не мог распоряжаться снами, которые посещали его во время сиесты. Сны навещали его, прихотливые, самовластные, уводя в далёкое прошлое, напоминая забытое или то, что он всячески старался забыть. А иногда и то, о чём вспоминал с удовольствием.

То он видел себя полным сил юношей. Вот он вырвался на желанную свободу, лишившись деспота-отца, который ограничивал его притязания, его бурную, неукротимую энергию. Отец не давал ему жить, а точнее, не давал денег. Собственно, их вообще было маловато. Отец был не так уж богат, рано овдовел и немало усилий положил на то, чтобы дать двум своим сыновьям-близнецам, Феликсу и Бартоломеу, образование. Феликс рвался на свободу из тесного мирка закрытой школы. Со смертью отца он получил свободу, но остался недоволен наследством. Оно показалось ему слишком скудным. Его нужно было делить с братом. И тут Феликс впервые проявил свою незаурядную сметливость и неразборчивость в средствах. Воспользовавшись своим сходством с братом, он продал принадлежавшую Бартоломеу землю вместе со своей и поторопился сесть на пароход, отправлявшийся в Европу. Тогда он чувствовал себя сильным, могучим, способным на всё завоевателем! Сон вернул ему давнюю картинку: оживлённое кипение порта, гудящий пароход, счастливое предвкушение будущих удач…

Очнувшись после такого сна, Феликс невольно погружался в воспоминания. Он не испытывал ни раскаяния, ни угрызений совести, нисколько не сожалел, что оставил брата без крова и средств, к существованию. Бартоломеу прекрасно справился со всеми трудностями. Куда лучше, чем Феликс с полученными деньгами. Но Феликс верил в свою звезду, не зря же имя Феликс означает «счастливый». Стартовал он в Европе неплохо, провернул не одну выгодную спекуляцию, свёл знакомство с финансовыми воротилами. Никогда не боялся рисковать. Риск его и подвёл, в конце концов, он потерял почти все свои деньги. Большой удачей для него была встреча с Адмой. Красивая, решительная, отважная, она стала не просто его подругой, но и его помощницей. О такой спутнице жизни можно было только мечтать. Адма понимала Феликса с полуслова. Её не нужно было просить о помощи, она сама устраняла препятствия на его пути с такой отвагой и дерзостью, на какие он и сам не всегда был способен. Одним словом, они были прекрасной любящей парой, образцом для всех супружеских пар… Кто, как не она, помог ему обыграть одного из финансовых воротил, подменив в аэропорту пустым кейсом кейс с деньгами? К сожалению, денег оказалось совсем не так много, гораздо больше финансовых документов, которые они так и не сумели реализовать, потому, что по их следам сразу же пустили погоню. Им грозила смерть, они это знали. Кража кейса не могла пройти безнаказанно. За ними охотились, выслеживали, шли по пятам.

И такие сны тоже снились Феликсу. Они прятались с Адмой, ночевали в маленьких отелях, счастливо ускользали от преследователей, но страх нарастал и гнал их всё дальше и дальше. После кошмаров с погоней Феликс просыпался с особым удовольствием. Приятно было наслаждаться достигнутым прочным положением, покоем, уверенностью в будущем дне.

Снилась Феликсу Геррейру и золотозубая цыганка в кольцах и ожерельях, смуглое лицо её освещали красноватые отсветы костра. Загадочная цыганка. Откуда взялась она в ту ночь, когда они с Адмой спешили на причал, чтобы навсегда ускользнуть от преследователей, спрятавшись в родной Бразилии, где Феликс не был уже десять лет? Цыганка остановила Феликса и сказала, что он будет королём. Он, и никто другой. Ему будет принадлежать империя. Феликс удивился, но не слишком. Он давно уже чувствовал себя королём. Удивило его, что ещё кто-то может знать об этом.

Правда, цыганка сказала, что он может потерять империю, если явится настоящий наследник, и брюхом вверх, всплывёт рыба. Про рыбу и наследника Феликс тут же забыл, а про империю запомнил.

Сон с цыганкой сулил ему успех, и Феликс любил, когда она ему снилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Снилось Феликсу и их с Адмой прибытие в Бразилию. Когда он впервые увидел замок Бартоломеу в мавританском стиле с минаретами, то был потрясён. О том, что брат-близнец преуспел, он знал, но чтобы настолько!… Теперь Феликс воочию убедился, что Бартоломеу создал собственную маленькую империю в их южном далёком краю. У брата хватило ума и смекалки на то, чтобы не прозябать в нищете, а нажить богатство и прибрать к рукам власть.

Феликс уже не спал, он погрузился в воспоминания. Нитка воспоминаний разматывалась, и Феликс не без удовольствия следовал за ней, потому что это был путь побед, а не поражений.

Бартоломеу не слишком обрадовался их приезду. Надо было видеть выражение его лица, когда они появились перед ним! Он не захотел их принять, несмотря на то, что Феликс сделал Адме накладной живот и выдал её за беременную. Чего только не наговорил ему тогда Феликс, чтобы его смягчить. И про глубочайшее раскаяние, и про братскую любовь, и про ночи без сна в мыслях о родном доме, детстве, родителях, любимой Бразилии, и, само собой разумеется, об их безвыходном положении. Он просил не отказать им в крове и куске хлеба. Словом, разыгрывал притчу о блудном сыне. Брат, в конце концов, смягчился. Как ни злился он на Феликса, отказать не смог, и Феликс с Адмой переступили порог его дома.

Феликс вспомнил, как болезненно подействовала на него роскошь, царившая в жилище брата, когда он впервые вошёл в него. Настоящие королевские покои, но они с Адмой были в них временными и нежеланными жильцами. Феликс ничем не обнаружил своего желания стать хозяином, хотя в ушах у него звучал голос цыганки, обещавшей ему королевство. Чтобы осмотреться, понять, что к чему, Феликс взялся помогать брату, стараясь расположить его к себе. Дело пошло бы на лад, но тут как на грех Бартоломеу открыл обман Феликса, узнал, что Адма вовсе не беременна. Негодование и презрение Бартоломеу трудно описать. Он дал им две недели сроку на поиск нового жилья и прибавил, что в дальнейшем никогда и ничего не желает слышать о них обоих. Вышел, и в самом деле больше не сказал им ни одного слова.

Феликс понял, что игра проиграна. Они с Адмой сами загнали себя в тупик, и помощи ждать было неоткуда. Положение стало безнадёжным. Найти место в империи, поссорившись с императором, не представлялось возможным. А начинать всё с нуля на новом месте… У них было слишком мало денег, чтобы рассчитывать на успех. В тот миг Феликс пожалел, что они вернули футляр с изумрудным ожерельем, которое Адма нашла на пароходе. Как оказалось, оно принадлежало сеньоре Проэнса де Ассунсон, той самой, которая теперь так бедствовала, растранжирив все свои богатства, и на чью помощь он рассчитывал. Тогда они возвращались из Европы на одном пароходе. Интересно, помнит ли она этот благородный поступок? А ведь, продав изумруды, они могли бы попытаться начать новую жизнь. Но Феликс настоял на том, чтобы их вернуть. Ему показалось, что это недурной предлог, чтобы завести дружбу с местной аристократией! Но в друзья их не приняли…

Да, тогда они с Адмой оказались в безвыходном положении. И как теперь припоминал Феликс, от расстройства и огорчения у него и здоровье пошатнулось: началось что-то вроде сердечных приступов, тошнота, рвота… Тяжёлые безрадостные времена, о которых так приятно вспоминать теперь. Цыганка оказалась права: судьба была на стороне Феликса. Он выкарабкался из своего нездоровья, а вот его брат… Бартоломеу постиг сердечный удар, и его законным наследником стал, естественно, Феликс. Он унаследовал не только богатство брата, но и его империю, занял его место. Стал королём. С тех пор утекло немало воды. Адма родила ему сына, которого они назвали Алешандре. Сын вырос, не сегодня, завтра женится, и у них появятся внуки… В наследство им достанется настоящее королевство, уж об этом они с Адмой позаботятся!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Феликс редко когда обращался к прошлому. Оно не слишком его интересовало. Будущее — вот что завораживало его и притягивало. И когда он смотрел в будущее, оно слепило ему глаза радужными перспективами. Оно притягивало его как магнитом, и назад ему оборачиваться не хотелось.