Дороги на Ларедо - Лэрри Макмуртри

Он и Чарлз Гуднайт обсуждали эту тему всего лишь несколько дней назад. Это было в тот день, когда Гуднайт приехал в маленькую полевую хижину, которую предоставлял Каллу на время между работами, и вручил ему телеграмму с просьбой встретиться с мистером Недом Брукширом в семь часов утра в холле лучшей гостиницы города Амарилло.

Гуднайт был известной личностью — насколько только может быть известен пастух. За последние годы ему тоже не раз предлагали инкрустированные винчестеры, но, как и Калл, он относился скептически к сильным мира сего и редко чувствовал себя уютно в их обществе.

В прошлом их пути пересекались лишь изредка, а когда это случалось, то нельзя было сказать, что они ладили с Чарлзом. Как-то так выходило, что еще во времена войны с индейцами они каждый раз наступали друг другу на мозоль. И даже теперь они не считали себя настоящими друзьями. Примерно раз в неделю, когда Гуднайт оказывался на своем родном ранчо, он по привычке заезжал в полевую хижину, чтобы проведать своего гостя — знаменитого техасского рейнджера.

Хижина стояла недалеко от северного края каньона Пало-Дьюро, и они часто сидели вдвоем, молча наблюдая, как утробу каньона заполняет ночная мгла. В ее сумеречных тенях каждому виделось былое. Игра света и тени воскрешала павших: рейнджеров, индейцев, ковбоев…

— Позволь человеку всучить тебе какую-нибудь дорогую игрушку, и он раструбит на всю округу, что он твой друг, когда на самом деле ты можешь презирать его, — сказал Гуднайт, сплюнув. — Среди моих друзей не много богатых. А у тебя?

— Последние несколько лет у меня вообще нет друзей, — заметил Калл и только затем сообразил, что его слова прозвучали так, словно он искал сочувствия. — Конечно, у меня есть Пи и есть Бол, — добавил он поспешно. — Бол тронулся умом, но я все равно считаю его другом.

— А, это твой повар… Мне кажется, он кормил меня однажды, — проговорил Гуднайт. — Если он тронулся, то как ты с ним обходишься?

— Я оставляю его в одной семье из Сан-Антонио, — пояснил Калл. — А когда на границе подворачивается работенка, то сажаю его на мула и беру с собой. В Нуэво-Ларедо есть еще одна семья, на попечение которой я могу сдать его, когда приходит время делать дело. Он любит немного попутешествовать, — добавил Калл. — Воспоминания все еще живут в нем. Просто он не может соединить их между собой.

— Мне самому едва ли под силу связать их, — откликнулся Гуднайт. — Это то, что получаешь, когда живешь слишком долго. Они заполняют голову и переливаются через край, как из паршивого ведра. Все, что вылилось, то, считай, пропало. Сомневаюсь, что во мне осталась хотя бы половина того, что я знал, когда мне было пятьдесят.

— Ты очень часто ездишь на поездах, — смягчившимся тоном заметил Калл.

— Я думал, мы говорим о моей плохой памяти, — проговорил Гуднайт, впиваясь в него взглядом. — Какое отношение к этому имеют поездки на поездах?

— Все эти поездки на поездах ослабляют мою память — это уж точно, — сказал Калл. — Человеку, который ездит верхом, надо помнить, где находятся родники, а тот, кто едет поездом, может позволить себе не помнить о родниках, потому что поезда не пьют.

Гуднайт несколько минут размышлял над этим наблюдением.

— Я никогда не блуждал, ни днем, ни ночью, — произнес он наконец. — А как ты?

— Я однажды прошелся по кругу в Мексике, — ответил Калл. — Это было безлунной ночью. Моя лошадь упала, а когда поднялась, то оказалась развернутой не в том направлении. Я дремал и заметил ошибку только к утру.

— Ты рассердился на лошадь, когда заметил? — спросил Гуднайт.

— Я рассердился на себя, — возразил Калл.

— Ладно, это бессмысленный разговор. — Гуднайт резко повернулся и пошел к своей лошади. Не говоря ни слова, он вскочил в седло и ускакал.

Чарлз всегда отличался непредсказуемыми поступками, подумал Калл. Когда Чарлз Гуднайт заключал, что разговор исчерпан, он обычно не задерживался надолго.

Пока Брукшир шел назад через улицу, пытаясь выбить из шляпы пыль, в поле зрения показался поезд, который они ждали и который должен был через некоторое время доставить их в Сан-Антонио.

Калл пытался придумать, как бы повежливее намекнуть Брукширу о неуместности его шляпы в таких ветреных местах, как Техас. Такая штука, как шляпа, постоянно сдуваемая с головы, может явиться причиной бесконечных бед, если имеешь дело со столь поднаторевшим бандитом, как Джо Гарза.

Более того, Калл не стал переживать, если бы Брукшир вообще убрался в свой Нью-Йорк, предоставив молодого мексиканского бандита ему одному. Таскаться по Западу с таким мальчиком на побегушках, как мистер Брукшир, гораздо изнурительнее, чем выслеживать бандитов в одиночку. Каллу почти не о чем было говорить с такими людьми, зато они без конца доставали его своими разговорами. И шесть сотен миль предстоящей болтовни мистера Брукшира вовсе не приводили его в восторг.

— Этот ветер напоминает мне Чикаго, — сказал Брукшир, вернувшись туда, где стоял Калл. Теперь он даже не пытался водрузить шляпу на голову, а крепко держал ее обеими руками.

— Мне не приходилось бывать в Чикаго, — откликнулся Калл, чтобы не выглядеть невежливым.

— В наших местах не бывает такого ветра, — продолжал Брукшир. — Дома я могу ходить месяцами, и ветер ни разу не сдует с меня шляпу. Здесь я сошел с поезда только вчера, и с тех пор не перестаю гоняться за своей шляпой.

Со скрипом и скрежетом подкатили вагоны. Когда они окончательно замерли на месте, капитан Калл подхватил седло и скатку с одеялом. Брукшир же, к своему изумлению, неожиданно с отчаянием обнаружил, что не может решиться сдвинуться с места. Ветер стал еще свирепее, и ему показалось, что теперь уже сдует его самого, а не только его головной убор. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни деревца, лишь одна бесконечная равнина. Если только не прибьет к колесу повозки, как было со шляпой, его будет носить несколько дней, прежде чем он найдет, за что зацепиться. Он понимал, что это нелепое предчувствие: взрослых людей, особенно таких тяжелых, как он, просто так не уносит ветром. Тем не менее ощущение неустойчивости не проходило, и при каждом взгляде через улицу, туда, где были лишь трава да бескрайнее небо, оно становилось все сильнее.

От Калла не укрылось странное выражение лица Брукшира, который стоял, прижав шляпу к животу и словно не решаясь сдвинуться о места. И все это — среди бела дня и на абсолютно ровном месте.

— Вы больны, мистер Брукшир? — спросил Калл. В конце концов, человек был вежлив с ним. Он согласился на условия Калла и опять же с радостью уплатил за кофе.