Разрешаю себя ненавидеть - Юлия Колесникова

Еще на первом этаже была гостиная, да такая, чтобы там можно было вместить весь мой класс, если у меня вдруг появиться такая бредовая мысль. Таких мыслей не было — я не из тех людей у кого толпы друзей, но и замкнутой меня тяжело назвать. Несколько помещений для удобства матери, которые она использовала для разных метел, или пылесосов. И отцовский кабинет, забитый книгами, но только для позерства — он не любил читать, и как сознался мне однажды, всегда себя за это ужасно ругал. На его мнение, интеллигентный человек, должен всегда читать. Себя он считал интеллигентом. Хотя вышел из семьи такого же строителя, как и был сам, и лишь маленькая доля таланта к рисованию, и смышленость, сделали из моего отца, того, кем он является и сейчас — богатого и уважаемого человека. Потому отец всегда старался водить дружбу с умными людьми, или людьми которые умнее его — так он сам говорил. Его харизма и обаяние, затмевали отсутствие хорошего образование, которое он настырно прививал нам. Потому среди его друзей было немало профессоров, учителей, музыкантов, даже были писатели, а еще архитекторы, художники и ученые. Мне иногда даже казалось, что он коллекционировал друзей, и настоящим другом считал лишь одного человека — доктора Етвуда, с которым он жил по соседству, когда был еще подростком. Они поддерживали связь, даже не смотря на то, что Етвуд, его семья и двое детей, колесили по свету, из-за работы мистера и миссис Етвуд.

Мой папа, даже был крестным для старшего ребенка Етвудов — Ирвинга, но видел он его после этого всего пару раз, и насколько знаю, парень был старше от меня на каких-то 1,5 года, и по словам отца всегда казался ему его старшим ребенком.

Это был первый этаж моего дома.

Второй этаж, находился полностью во владении детей — как говорила мама, это было наше царство, и мы как три властителя должны установить для себя правила пользования домом. Так как я была самая старшая — осенью мне должно было стукнуть 17 лет, то 75 % правил были моими, 20 % припадали на 13-тилетнюю Етни, и лишь пять на 9-тилетнего Майкла, который по сути своей был нашим маленьким ангелочком. Комнаты были большими, у каждого в пользовании находилась своя ванная комната, во избежание воин, но подвох был в том, что мы сами обслуживали, убирали и отчищали от накопления грязной одежды свои комнаты, и вскоре моя 20-тиметровая спальня не казалась мне уже таким раем. Помимо этого на нашем этаже пустыми еще оставались 4 комнаты, это была надежда отца на то, что мама совершит героический поступок и все же сделает для него полностью спортивную команду, впрочем, вскоре его мечта почти осуществилась, но не тем радостным путем, как он на это надеялся. Или думал когда-то.

Моя комната была более отдаленной от других детских, и в ней имелась башенка, которую я заказывала еще тогда когда мне было 13, теперь в ней для меня не таилось того же очарования, что когда-то. Зато там расположился удобный диванчик, куда я могла прятать свои любимые вещи подальше от загребущих рученек Етни, догоняющей меня уже как по росту, так и по телосложению, и на ее счету было больше парней, чем у меня за все 17 лет. Не то чтобы она была красивей, наверное, даже наоборот, но мне не хватало ее уверенности в себе, или некоторой харизмы, явно унаследованной ею от нашего отца. Я и Майкл были намного скромнее.

Моя комната вовсе не представляла собой подобие розового облака, по которому плывут блестящие статуэтки, искусственные бриллианты и пудели. Далеко нет! Я одевалась, так как одевались все в городе, не слишком выделялась, не была ни готом, ни эмо, явно ни неформалкой, или ярой модницей, хотя думаю, мама спала и мечтала, чтобы я позволила ей надо мной поработать. Я была как все в своей школе, моей особенностью были фильмы, музыка и книги. А чем еще заняться, в таком городе, как наш, если быть особенным и выделяться, это значит нечто позорное? Хотя, по-моему, именно таких больше всего любили в нашем городе. Такой была и моя подруга Рашель. Но и о ней позднее.

Моя комната скорее походила на страницу какого-нибудь каталога по дизайну, в общем, так и было — когда мама дала мне журнал по дизайну комнат, я пролистала его, выбрала одну страницу и ткнула в нее пальцем, через 3 недели, моя комната стала такой как теперь. Хотя нет теперь она намного больше уютная, потому что я, наконец, обрела себя. Как ты понимаешь, обрела я себя, когда в моей жизни появился Ирвинг.

В моей комнате было все, что только могла хотеть обычная девушка — свой огромный шкаф, просто исполинских размеров кровать, как говорила мама, для того, чтобы у меня на ночь оставались подружки. Трюмо, в которое я почти не имела что поставить, так как не очень интересовалась косметикой, как говорила мне Рашель, потому что я имела слишком смазливую внешность, чтобы даже думать о косметике. Тогда мне так не казалось. Я была просто я, но ни чем не отличалась. Все потом изменилось, когда в моей жизни появилось много неизвестных до того времени слов — как ненависть, страсть, страх, любовь, ревность. И именно в перечисленном мной порядке. Моя жизнь в то лето была, таких же цветов, как и комната — серо-бордовых, с редким вкраплением лимонного.

И в этой части этажа, была лишь еще одна комната, столь же большая, и с красиво отделанной ванной, и находилась она почти напротив моей, различие между дверями было в два метра. Потом я ужасно этому радовалась, когда конец лета принес для отца горе, а для нашей всей семьи неожиданные изменения.

Вот это был мой этаж. Это была я.

Третий этаж родители оставили для себя. Одна из комнат была полностью переоборудована мамой под свой гардероб. Другая, шикарная ванная комната, в которой она сделала средиземноморский дизайн, спальню же превратила во французский будуар, отец против этого ничего не имел. И еще одна комната, пустовала, если вдруг к нам нагрянут неожиданные гости — их всегда было четверо — дедушка и бабушка с маминой стороны, и отец папы, со своей «девушкой», как он ее называл, которой кажется, в то время исполнилось 60. В одно и то же время они никогда не приезжали, так как не очень любили друг друга. А если бы такое случилось, лишние комнаты на нашем этаже всегда были в их распоряжении.

И еще оставалась отдушина нашего отца, место, где нам бывать очень редко разрешалась — цоколь, в котором отец сделал для себя бильярдный стол, бар и кинотеатр. Мы могли попасть туда, лишь в случае, когда отец устраивал дружески-семейный просмотр кинофильмов. Всегда это было воскресенье, когда после церкви, к нам приходили в гости папины коллеги, со своими женами, они же мамины подруги, и их дети, уже по умолчанию наши друзья. Маленький город, тут дружили все и вся. Именно потому, я смогла сдружиться с самой красивой, и популярной девушкой города и школы — Рашель Фланер, слишком много таких воскресений мы проводили вместе. Мы не общались с ней постоянно, но если Рашель высмеивала почти всех в школе, и могла себе позволить командовать, со мной такого не происходило. Насколько знаю, многие ее подруги тогда ревновали Рашель ко мне. Моим же более постоянным другом была сестра, или же соседка Вокс. И она как многие, была дочерью тех, кто работал с отцом. Менялись лишь статусы, но отец дружил со всеми. Да с кем он только не дружил! Часто бывало так, что за неделю, каждый вечер был у нас расписан — в понедельник могли прийти, простые рабочие, с ними отцу не приходилось умничать или важничать, они играли в бильярд, а потом папа развозил по домам, тех кто слишком уж перебрал. То же самое бывало и во вторник. Среда и четверг, в основном были родители моих одноклассников, пятница кто-то из профсоюза, суббота, прорабы, и их семьи. А вот воскресенье — день самых важных членов общества нашего города. И ко всем отец относился одинаково, но я наверное была единственным человеком в мире, который догадывался, что любимыми днями для него были именно понедельники и вторник. С ними ему не приходилось напрягаться. Еще он любил часто звонить Етвудам, узнавать как у них дела, мама как я понимаю, тоже была в хороших отношениях с миссис Етвуд, так как она была единственной женщиной, с которой мама делилась своими секретами выпечки. Рассылая на лето нас по разным лагерям, или к дедушкам и бабушке, они часто встречались с ними. Таковым был для родителей отпуск. Когда-то я ревновала, думая, что дети Етвудов то с ними, но как оказывалось, они тоже отсылали своих детей на отдых в деревню.