P.S. Реквием - I.R

со своей работой совсем обезумел, — усмехнулся Олег, но как-то не весело. — Что же может быть важнее семьи?

Братья помолчали.

— Посмотрим, — хмыкнул Олег. — Пойдем, посидишь с нами? Хочу поговорить со всеми перед отъездом.

— Ты не останешься?

Олег покачал головой.

— Я обещался привезти Андрея и Никиту в пансионат завтра к вечеру. С трудом вымолил у Власова один день. Старый черт, — добродушно пожурил Олег. — Ему пора сидеть на веранде и любоваться природой, а он все директорствует. Держись, — хлопнул он брата по плечу. — Я уверен, Саша вернётся, он нас не бросит. Может все-таки? — он сделал жест, словно опрокидывает бокал.

— Не сегодня.

— Тогда не засиживайся. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Олег вышел и Владимир остался наедине с бумагами. Сомнения терзали душу. Его смущал ветер, гуляющий за окном.

Он был не сильным, и не слабым, скорее непонятным и изменчивым, словно перенимая чувства Владимира, который всю ночь не мог сомкнуть глаз. А по утру, стоило солнцу только показаться из-за горизонта, как он уже провожал в путь сонных младших братьев.

— Попрощайся за меня с остальными, — тихо попросил Олег, пока дворовые грузили поклажу в карету.

Владимир кивнул.

— Пиши почаще, — попросила тетушка Мария, сына Алексея, — и будь осторожнее.

— Ну, — буркнул он, ещё не оправившись как следует ото сна.

— И вы, милые, то же пишите, — расцеловала она мальчишек. — Главное, учителей своих слушайтесь, запоминайте всё, что они вам преподают. И не идите на чужом поводу.

Напоследок Владимир обнял самых младших, распрощался с Олегом и Алексеем, а также попросил Константина:

— Следи за Лёшей.

— Разумеется, — кивнул юноша.

Кутаясь в пальто, братья исчезли в карете один за другим и она, мерно покачиваясь, растворилась в утреннем тумане. Тётушка Мария махала им кружевным платком.

Дымка клубилась у ног Владимира и льнула к ним, словно преданный пес, просящий ласки.

— Идём, — позвала тётушка Мария. — Скоро все начнут просыпаться.

— Я постою ещё, — сказал Владимир, не переставая вглядываться в кованые ворота, что с трудом закрывали дворовых. В их широкой пасти исчез Александр, а сегодня они поглотили целую карету Орловых.

За тётушкой Марией закрылась дверь, а туман карабкался по ногам Владимира все выше и выше, пока полностью не заключил его в свои зыбкие объятья. Домой он зашел часом позже, когда от тумана ни осталось и следа. Одежда была мокрой, словно Владимир искупался в озере. Дом полнился голосами и звуком шагов.

Мужчина проходил мимо зелёной гостиной, в окно которой заглядывали первые лучи солнца. Они струились бликами по каштановым кудрям Надежды. Она была облачена в платье из тёмной, словно безлунная ночь, ткани, с серебряной нитью, пущенной по корсету. Увидь её кто-нибудь из старой гвардии, непременно бы ужаснулся такому наряду.

Её траур только начался, как можно? Чёрный жемчуг украшал изящную шею, прелестные маленькие ушки и тонкое запястье Надежды. Гибкие пальчики были унизаны всевозможными кольцами: с бирюзой, размером подобной глазному яблоку, усыпанное бриллиантами, как небо звездами, простое серебрёное с древними символами на внутренней стороне; кольцо в виде виноградной лозы, оплетающей палец, с каплями россы из циркона…

Она перебирала украшения из деревянной шкатулки, придирчиво оглядывала каждое, и, если оно приходилось ей по вкусу надевала на себя. Надежда любовалась, как кольца переливаются в раннем свете и была довольна.

— Ах, — вырвалось у неё, стоило только увидеть Владимира. — Ты весь промок. Нужно меньше проводить времени за разговорами с туманом. Скорее переоденься.

Она позвонила в колокольчик и распорядилась прибежавшей на зов дворовой девушке:

— Подай горячего чаю. Да побыстрее.

Владимир сменил одежду и вернулся к сестре. Она уже успела заложить все украшения обратно и пила чай из расписанного сиреневыми цветами сервиза.

— Я думал, ты уехала ещё вчера, — сказал Владимир, присоединившись к ней.

— Как видишь я все ещё здесь, — хмыкнула она, пожав плечами. — Что мне сейчас прикажешь делать в столице? — она махнула рукой, указывая на свое платье. — Ни гостей позвать, ни потанцевать, ни пошутить. Ни-че-го. Абсолютно ничего. Ещё долго не погуляешь. И Верину свадьбу перенесли.

— А как же Сергей? — спросил Владимир.

— Да что с ним станется, — ответила Надежда так, словно говорила о предмете интерьера, а не о муже. — Я отправила ему письмо вместе с Фёдором, что матушка плоха и я задержусь в Сиреневом Саду.

— Какая же ты жестокая женщина Надежда, — покачал головой Владимир, без намека на осуждения в голосе. — Так мучить человека…

— А он меня не мучает? — возмутилась Надежда. — В люди выйти нельзя, приклеится, как репей к подолу и ходит за мной по пятам, и ходит. Спасу нет. Мне бы с дамами словом перемолвиться, а никак, он за спиной стоит и слушает. И не замечала бы я ничего, если бы он подарки дарил так же, как ревновал. Но за последние несколько месяцев только одно колье из алмазов.

— Как он с тобой ещё не разорился? — посетовал Владимир.

— Он был предупрежден, когда брал меня в жены.

— Любовь ослепила его.

— Теперь его ослепляет только ревность.

— И цены на твои наряды.

Брат и сестра рассмеялись.

— Ты вот что мне ответь, — сказала она, сделав глоток чая. — Куда пропал Саша? Вера сказала, что он скрылся в ночи.

Владимир тяжело вздохнул и уверенно ответил:

— Отец передал ему свою последнюю волю. Видимо он отправился выполнить её. Я уверен он скоро вернется.

— Что же это за последняя воля такая, раз он пропустил похороны? По мне, так это верх неуважения.

— Не суди с горяча, — попросил Владимир.

Тут дворовая девушка оповестила их о завтраке.

После приема пищи, Владимир отправился к матушке. Она действительно была плоха. Он смотрел на неё и не узнавал, словно перед ним лежала чужая женщина, немощная и сухая. Мужчина словно только сейчас заметил, как матушка постарела. Её грудь тяжело вздымалась, пересохшие губы выпускали хриплое надрывное дыхание. Морщинистые руки были сложены на груди. Она вот — вот готовилась испустить дух.

— Влад, позови всех, — слова давались ей с трудом. — Мне нечего стыдиться на смертном одре. Я оставлю свой последний завет.

Домочадцы оставили свои дела и собрались у постели Екатерины Бориславовны. Они ловили каждое её слово. Женщина попросила немногого: быть осторожными, похоронить её без отпевания, просила не затевать сор, оставаясь все таким же нерушимым семейным монолитом. Женщины роняли слезы в кружевные платки, мужчины держались стойко, несмотря на переполняющую сердца горечь.

А уже утром дворовые вновь сколачивали гроб, а Владимир, по наказанию дядюшки Льва, рассылал известия о кончине ещё одного члена семьи Орловых. И снова в усадьбу Сиреневый Сад потянулась скорбная вереница карет. И опять всё