Черные ножи - Игорь Александрович Шенгальц

Он говорил горячо, но совершенно непонятно. Кое-какие вещи я еще не осознал. Но главное понял — я все же не выжил в той бомбардировке, но, погибнув, не растворился в великом ничто, а непонятным образом очутился в теле шестнадцатилетнего паренька в далеком прошлом, если точнее, в декабре 1942 года. А за окном, которое я так и не смог открыть, был город Челябинск.

Один нюанс, который я принял сразу, не раздумывая о том, откуда пришло это знание — я не захватил тело силой, не вытеснил сознание бывшего владельца, я как бы принял его по наследству. Да, к сожалению для Димки — доброго, умного, начитанного, но очень слабого физически, болезненного юноши, этой ночью он умер — организм не выдержал, сердце остановилось. И ровно в этот момент появился я, и энергия переноса запустила сердечную мышцу заново, послужив своего рода дефибриллятором. Два сознания слились в одно, но мой разум стал доминантным, а от Димкиного остались лишь воспоминания, которыми я мог свободно пользоваться. Воспоминания и легкие сожаления о том, что все так быстро кончилось…

Все это пронеслось у меня в голове за какие-то несколько секунд. Леха ждал ответа, тревожно вглядываясь в мое лицо, и я ответил, тщательно подбирая слова:

— Вроде не заболел, просто слабость… сейчас пройдет!

— Сегодня в столовой обещали котлеты из настоящего мяса! Представляешь! Съешь такую, и тебе сразу станет лучше!

— Дай мне пять минут, — попросил я.

Леха понятливо кивнул, щелкнул выключателем на стене, отчего под потолком тут же начала с легким потрескивание разгораться крупная непривычной формы лампочка, и выскочил из комнаты, решив, видно, подождать меня снаружи. Я же смог, наконец, рассмотреть место, где заново родился — свое новое временное пристанище.

Обстановка была крайне спартанской. Комнатка совсем крохотная — метров десять-двенадцать. Даже странно, как я сумел тут поначалу заплутать. Единственное окно было не просто заклеено газетами, оно еще было полностью замазано черной краской — теперь я это видел. Не удивительно, что свет не пробивался сквозь подобную двойную защиту. Напротив окна у противоположной стены стояла железная кровать с панцирной сеткой — последний раз я видел такую на даче у прабабушки. Поверх сетки — два тонких матраса, один на другом, серая простыня, подушка и столь же тонкое одеяло, под которым я так замерз. Напротив кровати у стены находился письменный стол, на котором стоял стакан в подстаканнике, да пара пузырьков аптекарского вида, там же рядом валялись несколько книг и тетрадей, рядом со столом приткнулся повернутый боком стул со сваленной поверх одеждой, в углу — платяной шкаф, на полу лежал плетеный коврик. На стене был приклеен плакат, изображавший красноармейца с винтовкой в руках, тыкающего штыком в живот полуодетому похожему на Гитлера толстячку со свастиками на обоих сосках. Толстячок держал над головой круглую черную бомбу с зажженным запалом, а позади него полыхал подожженный город. Надпись внизу гласила: «Фашизм — это порабощение народов! Фашизм — это голод, нищета, разорение! Все силы на борьбу с фашизмом!»

Отдельная комната — это очень хорошо, пусть и в коммуналке! Это роскошь по нынешним временам. В комнате жила его тетка Зина, забравшая Димку к себе после смерти его матери в ноябре сорок первого. Если бы не тетка, то его ожидал бы интернат. Отец же ушел на фронт в самом начале войны, а буквально через месяц семья получила похоронку. Это-то и подкосило мать, и она так и не выбралась из своего горя, сгорев за несколько месяцев. Сама тетка практически жила в цеху на заводе, а в те редкие ночи, когда она ночевала дома, Димка снимал второй матрас с кровати и спал на нем прямо на полу.

Осколки воспоминаний пробивались сквозь мое слегка мутное сознание. Я одновременно был Димкой и собой, и кем больше, сейчас не смог бы сказать точно. Главное, не паниковать! Успокоиться и мыслить рационально. Воспоминания обязательно вернутся, просто шок от перехода во времени вытеснил их на некоторое время. Примем это за рабочую гипотезу. Теперь продышаться, освободить сознание и выстроить в голове план.

Пусть все идет своим чередом. В любом случае, никакого выбора у меня нет. Значит, надо просто попытаться не выделяться своим поведением, побыть шпионом в чужом теле.

Из приоткрытой двери слегка сквозило, и я только сейчас понял, что в комнате пахло лекарствами. Димка пил сердечные капли, прописанный врачом, но они не помогли. Странно, но после первого приступа слабости, я чувствовал себя вполне бодрым и полным сил. И в то же время я помнил, как Димка постоянно страдал от недостатка энергии, буквально заставляя себя делать шаг за шагом.

Организм внезапно выдал явные сигналы, заставившие меня выскочить за дверь в одних трусах и припустить бегом до туалета. Наша комната находилась в дальнем конце длинного коридора, по обе стороны которого находились запертые двери, ведущие в комнаты других жильцов — две двери по правую сторону, и две по левую. Всего, вместе с нашей, в квартире было пять отдельных комнат, в двух из которых, как я знал, были даже балконы. И лишь в самом конце слева была открыта дверь в просторную кухню, где уже что-то кипело и булькало на одной из двух плит, а справа в завитке располагались ванная, туалет и комната для сушки белья. Прямо же находилась входная дверь, в которую каким-то образом сумел проникнуть Леха, причем ключей у него не было, это точно.

Повезло, что в такую рань туалет был не занят, обычно приходилось ждать очереди. Быстро сделав свои дела, я заскочил в ванную, умылся ледяной водой, почистил зубы порошком, громко и радостно вскрикнув от осознания того, что я жив, и наткнулся взглядом на небольшое, слегка потрескавшееся зеркальце, висевшее над умывальником.

Там отражалось вполне симпатичное юношеское лицо. Темные волосы были коротко подстрижены, карие глаза, чуть прищурившись, смотрели внимательно и строго, росту в Димке было достаточно — где-то метр восемьдесят, а вот телосложение подкачало. Руки-ноги — худющие, словно палки насекомого, дистрофическое тело, с выделявшимися под кожей ребрами. В общем, беда. Организму явно не хватало калорий и физподготовки, но ничего, это я постараюсь наверстать. В целом, Димка был обычным нормальным пареньком, вот только с сердцем ему не повезло, больное