Хитросплетения (Сборник рассказов) - Буало-Нарсежак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малапер обхватил голову руками и застонал.
— И тогда? — прошептал психиатр.
— Дверь кабинета была нетронутой. Я — художник- декоратор. И знаю древесину, лаки, краски… Эту дверь никогда не проламывали… Я вошел в комнату… Люстра горела, но никого вокруг. Я осмотрелся… Шторы на окне спадали совершенно ровными складками. Они были в точности того же цвета. Складной столик стоял на месте целехонек, на нем — ваза с розами. На письменном столе — пресс-папье. На стене — большое полотно без малейшего разрыва с изображением женщины, держащей белый зонтик от солнца. Мне пришлось ухватиться за край стола. Стоял густой запах сигары; может быть, принюхавшись, и удалось бы почуять хотя бы слабый аромат духов. Но это, конечно же, не более чем иллюзия. Да-да, иллюзия, галлюцинация… И мужчина с драконами на домашнем халате — всего лишь призрак, рожденный больным воображением.
Назад я брел в полной прострации. Спустился с крыльца. Настала ночь. Во дворе сгущался туман, и я уже не знал, кто я есть.
Неожиданно чей-то голос заставил меня вздрогнуть.
— Вы что-то ищете, мсье?
Я обернулся. Оказывается, меня окликнул камердинер в полосатом жилете. А почему бы и нет?.. Он тоже существовал вполне реально, полный жизни, весь с иголочки, свеженький, с баками, как будто нарисованными на его кукольных щечках. Человек? Игрушка? К чему знать?
— Я ищу выход из этого двора! — крикнул я.
— Вот здесь, — сказал он. — Вы попадете прямо на набережную.
Я сделал три шага и вернулся.
— Кому принадлежит этот дом?
— Бывшему префекту, господину Мопуа.
Я добрался до набережной, опираясь о стены. Фасад особняка, богатый и вместе с тем неброский, остался позади. Едва слышный гудок клаксона заставил меня шагнуть на тротуар. Длинный черный лимузин остановился перед домом, и шофер уже открывал дверцу. Из автомобиля вышел пожилой мужчина. Опираясь на трость, мелкими шажками он направился к особнячку. Перед ним распахнулась дверь. Он исчез. Облокотившись на парапет, я долго оставался один, глядя на протекавшую Сену.
Малапер умолк, и наступило длительное молчание. Потом Лаваренн встал. Он улыбнулся с царственным видом.
— Классический случай, — сказал он. — Доверьтесь мне.
Префект медленно поднимался по лестнице. В его кабинете зазвонил телефон.
«Опять, — подумал старик. — Черт возьми! Больше меня в это не втянуть. Я рад оказать услугу, но всему есть предел».
Звонок прекратился, и послышался голос:
— Сейчас-сейчас, господин Президент. Он будет. Я только что видел его автомобиль.
На пороге кабинета появился камердинер в полосатом жилете.
— Мсье… Это министр внутренних дел. Уже два раза звонили в течение дня.
— Спасибо, Жан, — бросил господин Мопуа в изнеможении.
Он сел, взял телефонную трубку.
— Алло… мое почтение, господин Президент… Да, да… Не волнуйтесь. Все прекрасно уладилось…
Его взгляд скользнул от целехоньких штор на окне к невредимой створке двери, мимо нетронутого портрета женщины с зонтиком от солнца.
— О! Достаточно было нескольких ловких и спорых мастеров. У нас еще остались такие, в нашем старом добром городе!.. Все старались изо всех сил, не понимая, почему я был столь требовательным, а главное — так торопился. С этой стороны все было относительно легко… А вот в магазине-то дело застопорилось… Раймонда, секретарша, Жермен, рассыльный… Но они настолько привязаны к своему простачку начальнику, что в итоге дали себя уговорить… Они поняли, что помогают ему избежать худшего… что Малапер ни за что не перенес бы подобного потрясения.
Господин Мопуа слегка наклоняется вперед. Он старается сохранить безучастный тон.
— Счастлив оказать вам услугу, господин Президент… Безусловно, мой дом всегда открыт для вас. Единственное… если бы вы позволили старому человеку дать вам один совет… на будущее… послушайте меня… избегайте замужних женщин!
Невроз
— Мсье, с вами хочет поговорить стоматолог с четвертого этажа.
— В воскресенье, — заворчал Лаваренн. — В одиннадцать часов утра. Надо же! Если бы все соседи… Ладно. Впустите его.
Могрель, смущаясь, принялся извиняться. Он никогда не позволил бы себе побеспокоить профессора… Но с ним произошло нечто из ряда вон выходящее… это настолько взволновало его… короче, необходимо что-то предпринять, причем срочно.
Он все еще держал под мышкой свой требник с золотым обрезом, левое веко его непрестанно подергивалось.
— Придите в себя, — сказал Лаваренн. — Что-то не ладится?
— Вы знаете мою жену?
— Ну… да…
Психиатр представил себе какую-то длинную, бесцветную фигуру, которая, стоя в кабине лифта, крепко прижимала к себе меланхолического вида бассета.
— Как вы полагаете, она способна на воровство?
— Простите? Хм… Мне трудно прямо вот так… Тем не менее — нет, я скорее сказал бы, что нет.
— А мои дети? Вы с ними, естественно, тоже знакомы. Раймонд — вы знаете, такой высокий брюнет с баками, которые нынче носят.
— Верно.
— А моя маленькая Франсуаза?
— В шортах и с большими очками?
— Да. Да. Так вот, как вы думаете, они могут украсть?
Лаваренн в задумчивости посмотрел на Могреля.
— Хотелось бы, чтобы вы спокойно изложили ваш случай, — сказал он.
— Все очень просто, — продолжил Могрель. — Мы вот-вот уедем в отпуск, и позавчера я взял из банка десять тысяч франков — десять пачек. Если хотите, какая- то навязчивая идея. Как и все кругом, я мог бы взять с собой чековую книжку. Но я предпочитаю наличные. Закрыл деньги в своем секретере. Вчера вечером проверил. Они по-прежнему были там. А потом, буквально только что, возвратившись с мессы, я машинально бросил беглый взгляд. У меня взяли тысячу франков. Естественно, я пересчитал пачки! Их там девять. Все ясно: меня обворовали.
— Я крайне сожалею об этом, — сказал Лаваренн, — но мне кажется, что это дело не моей компетенции.
Могрель суетился с несчастным видом, вытирал свои влажные ладони носовым платком.
— Нет-нет, вы сейчас поймете… Ведь я сразу же рассмотрел этот вопрос со всех сторон… Вчера мой кабинет не работал. Значит, клиентов не было. С другой стороны, моя горничная уже в пятницу уехала к себе домой. Итак? Сами сделайте вывод. Это моя жена, или дочь, или сын. От этого никуда не уйдешь.
Голос его задрожал. Он ухватился за край письменного стола.
— Все это, поверьте, абсурдно. Моя жена… Бедная Клемане, если бы она знала, что я подозреваю ее! Это лучшая из жен, лучшая из матерей. Впрочем, у нее есть свое собственное состояние. Чтобы она украла у меня тысячу франков! Это не-мыс-ли-мо! А мои дети! Они такие милые, оба! Раймонду двадцать два года. Он мог бы и развлекаться с друзьями, знаете, как это бывает… Но он — ничего такого. Прежде всего, денег я ему не даю. Это дело принципа. В воскресенье он занимается спортом. Этим утром он, по-моему, на чемпионате по баскетболу. В этом отношении все ясно. Я уже не говорю о моей маленькой Франсуазе. Это ребенок, несмотря на свои семнадцать лет.
Лаваренн встал.
— Подождите! Подождите! — сказал Могрель. — Я принес вам их фотографии.
— Их фотографии?
— Да.
Психиатр опять медленно опустился на место.
— Несмотря ни на что, — проговорил он, — вы их немного подозреваете, не так ли? И вы хотите, чтобы я назвал вам виновного. Вы полагаете, что стоит мне увидеть форму их носа или рта, как я смогу вам сказать: «это ваш сын» или «это ваша жена».
Он отодвинул фотографии.
— Поговорим о вас, мсье Могрель… Пока еще никто не знает, что вы обнаружили кражу?
— Никто.
— И вы боитесь их спросить?.. Хм!.. А случается ли вам возвращаться назад, чтобы удостовериться, что газ закрыт или что погашено электричество?
— Да, бывает.
— А между тем вы совершенно уверены, что эти предосторожности излишни?
— Да… Но я не вижу связи.
— Эти банкноты, вы их несколько раз пересчитали?
— Да.
— Вы думали, что у вас их могли бы украсть?
— Да. Как только у меня на руках деньги, я думаю о краже.
— Любите вы доставлять себе небольшие волнения! И от этого вы время от времени оставляете включенным электричество или открытый газ. Конечно же, вы обвиняете всех своих домочадцев в легкомыслии — все именно так?
Могрель поднял руку.
— Даю вам слово, что у меня не хватает одной пачки.
— Тем не менее вы ошиблись… О! Бессознательно, наверное, но вы обманулись.
— Клянусь вам, что…
— Да нет… Вы обманулись. Случай весьма распространенный… Вы нарочно сделали так — и вы это знаете, — что сами себя обманули.
— Послушайте, доктор. Все легко проверить. Пойдемте, сами посмотрите.
— Ну что ж, пошли.
Лаваренн поднялся на лифте вместе с Могрелем, который плохо скрывал свое скверное настроение. Квартира стоматолога была богатой и уютной и при беглом осмотре обнаруживала пристрастия своего владельца.