Контрразведчик - Денис Козлов

— Товарищи офицеры, — громко крикнул привыкший в институте к строевому уставу Михайленко. Сидевшие лейтенанты подскочили и замерли. Лишь Екимов и его окружение посмотрели на Михайленко как на последнего идиота, отчего ему стало как-то не по себе и даже стыдно. Небольшого роста генерал, крайне широкий в плечах, оторвал глаза от карты Екимова и, прищурившись, посмотрел на лейтенанта.

— Вот, сынок, молодец, — заговорил он, выдержав минутную паузу, жутко растягивая «е» и делая ударения на «о» на украинский или южно-русский манер, и, взглянув на Екимова, продолжил: — Почему команду подает лейтенант, а не подполковник? А, Екимов?

Видно было, что к институтской уставщине «бывалые» здесь относятся явно неодобрительно.

«Елки зеленые, дернул леший за язык, всегда раздолбаем же был — и тут так вляпаться», — проклинал Максим свое излишнее усердие.

— Так ведь не в помещении, товарищ генерал, — нашелся Екимов.

— Все равно, уважение должно быть. Представьтесь, товарищ лейтенант, — обратился он уже к Максиму.

— Лейтенант Михайленко, прибыл для дальнейшего прохождения воинской службы в тридцать четвертой отдельной бригаде в должности командира взвода разведывательного батальона, — доложил тот.

— Объявляю вам, товарищ лейтенант, благодарность. Екимов, вам же по пути, возьмите его с собой.

— Но, товарищ генерал…

— Нокай жене своей, в Шали ведь едешь, туда его и подкинешь. Комбригу скажешь, чтоб благодарность в личное дело занес. Не развалишься.

Генерал протопал к вертолету. И Михайленко, под тяжелыми взглядами всех, кто находился на площадке, подталкиваемый Екимовым, поплелся следом.

«Все, решат, что «рвач» и хочу выслужиться», — пронеслась мерзкая мысль в голове Максима.

Генерал сел ближе к кабине пилотов, следом за ним уселись двое из компании Екимова, потом сам Екимов, держа под локоть помрачневшего Максима.

— Из какого института? — перекрикивая шум вертолетных лопастей, спросил он в ухо Максима.

— Питерский.

— А, паркетно-балетный! Тогда все ясно, — улыбнулся Екимов.

Во внутренних войсках было всего пять институтов. И каждый имел свое неофициальное название. Санкт-Петербургский называли балетно-паркетным за то, что тот находился в культурной столице страны, а также за усиленную строевую подготовку вперемешку с запредельной уставщиной. Владикавказский военный институт благодаря своему расположению и усиленной горной подготовке носил название горно-копытного. Выпускники Новосибирского — одаренные дети севера. Саратовский — краснознаменный козлячий, или попросту краснокозлячий — такое название пошло из-за эмблемы Приволжского округа, изображавшей то ли лань, то ли козла. Эти названия офицеры помнили и делили друг друга по ним до пенсии. Но ничего обидного в них не вкладывали. Школа есть школа, а жизнь… Вот она.

Был еще и Пермский тыловой институт. Но тыл — он и в Африке тыл. Особого названия не требовал.

— Смотрю на тебя, — продолжил Екимов, — и пытаюсь понять, каким мозгом живешь. При бравой твоей подаче команды уж подумал, что спинным, но, честно, надеюсь, что ошибаюсь. Глаза у тебя… Нормальные глаза.

— А что, у человека несколько мозгов, что ли?

— Ну вот, ты даже такой истины не знаешь. Запомни, лейтенант: у человека есть три мозга. Первый — это головной. Будешь пользоваться им — возможно, выживешь и сохранишь жизни бойцам. Спинной — если решишь выслуживаться, наладишь связи с наградным отделом и спиной будешь чувствовать, когда надо подлизаться к отцам-командирам. Такая жизнь — жизнь приматов. Мерзкая, но перспективная. И третий вид мозга: жопенной. Прапорщик этот — пример такого мыслителя. Имея жопенной мозг, хорошо умирать, возможно, даже геройски. Жить с ним нельзя: либо сопьешься, либо станешь животным, которого никто не уважает, но многие боятся.

Набрав высоту, вертолет начал вилять.

— Это чтоб ни минуты не быть под прицелом, — пояснил, крича в ухо Максиму, Екимов. Однако объяснение не принесло облегчения лейтенанту: от качки начало мутить.

— Ну-ну, держись, — толкнул его локтем в плечо подполковник. — Службу с этого начинать не есть хорошо и правильно.

3. Пластилиновый город

Через полчаса «мишка» села в Ханкале. Екимов отвел Михайленко под деревянный навес, похожий на автобусную остановку, приказав ждать, а сам с генералом отправился за шлагбаум.

Уже через минуту пребывания на месте Максим заметил, что форма и новые, начищенные до блеска берцы покрылись слоем пыли толщиною в палец. Жара быстро стала раздражать. Он расстегнул до пояса камуфляж, стал обмахиваться форменной кепкой. И в это время из ворот вышел высокий худощавый полковник. Острые скулы и нос делали его похожим на злую крысу.

— Это тут что такое? Товарищ лейтенант, вас не учили соблюдать форму одежды?

— Товарищ полковник, — выпрямился Михайленко, надев на голову кепку и быстро застегивая пуговицы камуфляжа, — очень душно. С непривычки…

— Что?! Ты офицер или баба?

— Товарищ полковник, — сдавленно начал Михайленко, косясь на уставившихся на него солдат, находящихся неподалеку, — здесь младшие по званию.

— Ты мне еще замечания делать будешь? Сейчас вместе с этими бойцами я тебя заставлю бегать вокруг всей Ханкалы, понял, лейтенант?

— Лучше сам беги в штаб, — раздался спасительный голос Екимова, — Хоменко приехал, требует ласки.

Полковник резко развернулся. Его маленькие и полные злобы глазки вонзились в Екимова. Желваки на скулах задергались.

— Александр Николаевич, я тут лейтенанта вообще-то жизни учу.

— Своей? Поверь, человек едет воевать, а не за начальством убирать. Ему твои уроки на хрен не нужны.

Полковник еще с минуту посверлил взглядом Екимова и, бросив сквозь зубы «ну-ну, еще посмотрим», прошагал мимо подполковника.

— Крыса нестроевая, — так же тихо в спину уходящему бросил Екимов, сплюнул сквозь зубы на землю и махнул Михайленко рукой, указывая направление, куда надо шагать. Заметив, что Михайленко улыбается, спросил: — Что тебя так развеселило?

— Он мне как раз крысу и напомнил.

— Да? Значит, одинаково мыслим. Это Швадченко. Выпускался из военной академии московской, которая журналистов и всякую другую накипь готовит. Устроился в войска начальником клуба, потом пролез в наградной отдел. Редкая сволочь, хотя в Ханкале каждый третий такой.

Увидев недоуменный взгляд лейтенанта, подполковник уже менее резким голосом продолжил:

— Мы с тобой, лейтенант, как в море корабли — встретились и разошлись. Потому можно и выговориться, поскольку накипело, — и он похлопал себя по груди. — Да еще есть надежда, что из того, что скажу сейчас, хоть малость тебе пригодится. Ханкала — это временный штаб всей группировки. Генералов больше, чем солдат, наверное. За исключением пары отрядов спецназа, у которых тут пункт временной дислокации, куда они приезжают отсыпаться после заданий, ну и еще двух-трех подразделений — оперативных и инженерных батальонов, по-настоящему боевых подразделений больше в Ханкале нет. А там, где генералы, появляются и всякие гниды в их окружении. Ни опыта, ни мозгов у них нет, а вот гонору и желания порулить кем-нибудь — завались. Именно поэтому нам задерживаться здесь не следует. У северных ворот прыгнем в колонну и через часик будем в Аргуне.

Пока подходили к Северным воротам, заморосил слепой дождь. В одно мгновение земля под ногами превратилась в грязевую жижу, которая комьями повисала на берцах и отлетала при ходьбе, пачкая форму.

— Ханкала действительно проклятое место. В жару — душно и пыльно, как нигде на всем Кавказе, в дождь — слякоть такая, что бэтээр застревает. Пластилиновый город, мать его, — закончил Екимов.

4. Дорога на Аргун

Колонна из десяти бэтээров и трех «Уралов» остановилась у шлагбаума, чтобы старший ее смог отдать строевую записку дежурному и принять новых пассажиров.

— Это тебе до Аргуна, — протягивая Максиму автомат, сказал, запрыгивая на броню, Екимов. — Ребята из неучтенки своей отдали. На месте мне передашь.

— Неучтенки?

— На спецоперациях много оружия собирают, часть, само собой, себе.

— А зачем?

— Во-первых, ряд очень умных голов в Москве периодически план по изъятому оружию и боеприпасам требуют. Сегодня изъятое никому не надо, а завтра им подавай тысячу стволов. Во-вторых, лучше на спецоперации ходить не со своими стволами. Пальнешь в бою какую-нибудь тварь, а она родственником шишки местной окажется, и пошлют тебя вместо заслуженного отпуска лет так на десять в тюрьму. Ну и в-третьих, часто такие пассажиры, как ты, бывают. Чего вам, совсем голыми ездить?

— Понял.

Колонна шла на скорости. Дождь вбивал в камуфляж и без того въевшуюся туда пыль. На подъезде к аэропорту Северный вблизи Грозного он прекратился, и дышать стало тяжело, как в бане. Здесь в колонну должны были влиться еще четыре бэтээра формирующейся сорок шестой бригады.