Никогда не было, но вот опять. Попал 4 - Константин Богачёв

зрителей и, погасив купол, махнул мне рукой. Подойдя к нему, я спросил:

— Чего тебе?

— Немтырь! Там! — он указал на остановившиеся внизу сани. — Иностранцы там в санях.

— Почему ты так решил? — выразил сомнения я.

— Когда я их пугнул, они лаялись не по-нашему. Ну как те. Помнишь?

Ещё бы не помнить, недавно только про них вспоминал.

— Ты уверен?

Архипка пожал плечами. Мол, я сообщил, а ты уж решай.

— Екатерина! — негромко позвал я. — Катюха, давай облачайся. Когда будешь пролетать вон над теми санями, крикни что-нибудь по итальянски.

— А чего крикнуть? — спросила Катюха улыбаясь.

— Ну крикни «Добрый день» или «Счастливого пути», или вообще что в голову взбредёт. Главное кричи по итальянски.

— Ладно! Крикну! — пообещала девчонка и одела шлем. Я застегнул и проверил на ней сбрую. Услышал от Тохи с Грином «Норма!» и дал добро на взлёт.

Под восторженные крики женщин и детей, наша бесстрашная аэронавтка поплыла к дороге.

— Алексей, вы тоже также летаете? — неожиданно подошел с вопросом Сергей Петрович.

Увлечённый наблюдением за Катькиным полётом и ожиданием подтверждения Архипкиных подозрений, я не сразу понял, о чём спрашивает инженер.

— Простите! Не понял?

— Вы тоже летаете, как эти двое?

— А вот вы о чём. Как они летать я не могу. Эти двое прирождённые пилоты и то, что у них получается без особого труда, мне и этим двоим, — указал я на Антоху и Платона, внимательно следящим за полетом нашей малолетней валькирии, — приходиться добиваться многократными повторениями.

— Но ведь это опасно, а вы не имеете права так рисковать, — ошарашил меня неожиданным заявлением инженер.

Ничего себе заявочки! Я даже на некоторое время дара речи лишился.

— Что за странные мысли приходят вам в голову, Сергей Петрович. И чем же, по вашему я так отличаюсь от своих друзей, что даже и рисковать не имею права?

— Ваши знания… — начал было Сергей Петрович, но я его невежливо перебил:

— Да грош цена всем этим моим знаниям! Если хотите, то вон та девчонка ценнее меня и моих знаний в несколько раз, — показал я на подлетающую Катюху.

Инженер хотел что-то возразить, но я его уже не слушал.

— Извините, Сергей Петрович, подискутируем в следующий раз, — сказал я и поспешил к приземлившийся Екатерине.

— Ну что? — нетерпеливо спросил я девчонку.

— А вы разве не слышали?

— Да не слышно тут! Ветер и ребятишки вон как вопят, тебя приветствуют.

— Итальянцы это! Один мне там по итальянски ответил.

— Ладно! Молодец Катюха!

Я сегодня летать не собирался, но Катькина уверенность, что глазеющие на нас снизу люди — итальянцы, беспокоила и заставляла задуматься. Я, конечно, предполагал, что ватиканские попы на письмо среагируют, но не ожидал что так быстро.

— Архипка, дай-ка мне свою балаклаву, — обратился к другу.

Тот, не возражая и не удивляясь, стянул головы вязанную шапчонку и протянул мне. Чтобы не терять время, я не стал после миниатюрной Катюхи, подгонять под себя наш единственный шлем, а просто натянув на морду балаклаву, нахлобучил сверху свою шапку и отправился в полёт.

Захотелось рассмотреть этих итальянских чертей поближе, и я снизился метров до сорока. Один из путешественников, молодой парень при виде меня, что-то закричал и подбросил вверх свою шапку. Остальные смотрели молча. Вглядываясь в обращенные ко мне лица, почувствовал легкий укольчик беспокойства и страха. Никак приобретённая чуйка сработала? Если так, то это по мою душу ребята пожаловали. Но ни Фальконе, ни Пизаконе среди них не было. Видимо вняли предупреждению.

Черт! А мне ведь не подняться на самый верх, придётся покрутиться, чтобы восходящий поток вынес меня. Я стал закладывать плавные виражи, стараясь не слишком приближаться к склону. Когда до вытоптанного места приземления оставалось метров двадцать, закладывая очередной вираж, слишком перетянул клеванту и свалил купол вправо. Не успев ничего сообразить, ухнул в глубокий снег. Когда отстегнул сбрую и выбрался из сугроба, то первым кого я увидел, был злой и одновременно испуганный Архипка. Увидев, что я цел и невредим он заорал:

— Немтырь! Я сколько раз тебе говорил: не дёргай резко ручки! А ты как баран ничего не понимаешь!

— Да ладно тебе, Архипка, — примирительно сказал я. — Обошлось же всё. Помогите лучше параплан наверх затащить.

Платон с Катюхой увидев, что я цел, засмеялись, а Антон язвительно выдал.

— Ну кто из нас в снегу купается? Ты или я.

— Я, Тоха, я! Но болтать некогда! Хватайте параплан — наверх попрём.

— Зачем его на руках тащить. Ветерок хороший, можно и так подняться, — сказал Архипка.

— Ну попробуй, — я протянул ему, снятую с головы балаклаву.

Архипка впрягся в сбрую, мы растянули купол и лучший парапланерист планеты взмыл в воздух и, ловко закладывая виражи, стал набирать высоту.

— Я ещё кружок сделаю? — крикнул он мне сверху.

Я разрешающе махнул рукой, и мы полезли наверх. Там я, отряхнув с одежды снег, сказал глядящим на меня зрителям:

— Господа вы только что видели, что может случиться с неопытным аэронавтом. Но это неважно. Чувствую, что шашлыки готовы и пора отпраздновать начало ещё одной эры — эры аэронавтики!

Все весело подхватили идею отпраздновать начало «новой эры» и, проголодавшись на морозце, набросились на шашлычки и алкоголь. Шашлыка хватило всем и даже ещё осталось несколько шампуров. Я, глянув на переминающихся в стороне ямщиков, хотел было пригласить их присоединиться к веселью. Но вовремя сообразил, что это может кой — кому из присутствующих не понравиться. Поэтому взял со стола две бутылки водки, шашлык и двинулся к ним.

— Мужики, угощайтесь.

Те недоверчиво на меня уставились. Потом один, не слишком бородатый водитель кобылы, отмер и принял у меня водку и шашлык.

— Благодарствуем, барин!

Уверять их, что я не барин не стал. Вернулся к столу и вернулся вовремя, потому как Антоха с Платоном налили себе по рюмашечке и готовы были употребить.

— Отставить! — рявкнул я. — Вы летать сегодня собираетесь?

— Ну собираемся! А чё? — недоумённо выдал Тоха.

— А раз собираетесь то пить вам нельзя. Да и рановато вам еще водку пить, подрасти малость надо.

— А сам-то зачем пьёшь? — взялся меня изобличать Платошка.

— Когда это ты видел, что я пью?

— Да