Раскаянье дьявола - Фруде Гранхус

Глава 2

Звук двухтактного двигателя, работающего на реверсе, разошелся по всему корпусу судна. Приглушенное бурчание, затихшее, когда лодка плавно проскользила последние мет­ры до причала. Матросы, привыкшие постоянно перекрикивать ветер и волны, сейчас тихонько переговаривались, словно в штиль их суровость испарялась. С носа и кормы на сушу полетели канаты, которые следовало закрепить, а потом с легким хлопком открылся люк на борту судна. Опустили трап. Он подождал, пока на берег сойдет последний пассажир, а потом спокойно вышел сам.

На причале, где грузчики готовились к погрузке и разгрузке судна, дул фён[2]. Человек оставил за собой грохот подъемных кранов и рычание грузовиков и вышел с пристани. Размяться было приятно, хотя с каждым шагом идти становилось все труднее и периодически приходилось останавливаться, чтобы передохнуть. Футболка промокла от пота, но дело было не только в жаре. Всю дорогу его не покидала тревога. Это была его третья попытка, а ведь тройка — счастливое число, не так ли?

Город превратился в призрачный ландшафт с нечеткими зданиями, звуки смешались в далекое невнятное бурчание. Он был голоден, но даже не чувствовал этого. У него перехватило дыхание, и пришлось сбавить шаг. Постепенно все вокруг приобрело обычные очертания. Машин на дороге было немного, постройки стали встречаться реже. Осталось всего несколько сот метров, он знал это. Он вытер пот со лба и пошел дальше спокойно и размеренно. Именно такие редкие дни, когда море сверкает и солнце заливает береговую линию, заманивают молодых людей в моряки. Вот только в реальности их куда чаще ждут метровые волны, суровое море, дождь, готовый за считаные секунды промочить до нитки, и снегопад, за которым не видно ни зги.

Он сел на камень и зажмурился от яркого солнечного света, отражавшегося от мелких камушков. Валуны на берегу были похожи на застывшие гигантские волны, оставшиеся после страшных осенних штормов.

Через четверть часа он ухватил краем глаза какую-то фигурку. Сначала это был лишь смутный силуэт, но постепенно красный цвет стал отчетливо виден. Солнце все еще слепило, и он заслонился от света ладонью. Фигурка наклонилась — видимо, сорвала цветок — длинный хвостик качнулся вперед. Это была она.

Сердце забилось так, что в груди стало больно. Девочка пополняла букет все новыми цветами, а потом направилась к камню, на котором он сидел. Она шла, опустив взгляд, сосредоточенная на сорванных растениях. Он быстро оглянулся, надеясь, что и остальные последовали его примеру и вышли насладиться солнышком. Он представил, как взмахнет рукой в знак приветствия, легонько пожмет плечами, мол, какой неожиданный подарок преподнесло нам это бесконечное лето, и встанет, чтобы размять затекшие ноги. Улыбнется девочке, кивнет незнакомцу. А потом просто уйдет, не оглядываясь. Просто приятный прохожий, наслаждающийся жизнью.

Но рядом никого не оказалось. В глубине души он знал, что никто не появится и то, что он задумал, пред­определено судьбой. Девочка остановилась, разглядывая собранные цветы. Она что-то напевала — до него донеслось легкое мурлыканье, к горлу подступила тошнота. Он опустил голову и медленно сосчитал от десяти до нуля. Может быть, девочка успеет повернуться, пока он закончит считать? «Два, один, ноль». Он поднял глаза. Тошнота усилилась. Она подошла ближе. Хвостик на затылке покачивался из стороны в сторону, а платье, красное как спелый томат, мягко облегало худенькое тельце. Она снова разглядывала букет, не замечая, что уже не одна. Он знал, что, если сменит позу, девочка тут же его обнаружит. Осторожное покашливание, и она мгновенно повернется. Но язык прилип к нёбу, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Он рассматривал ее красное платье, и ему казалось, что девочка парит в воздухе. Ее лицо и фигура слились воедино, тело превратилось в бесформенную массу. Лишь красный цвет платья сохранил свою яркость. Потом ее очертания снова обрели четкость. Маленькая девочка с букетиком полевых цветов. Прямо перед ним.

Глава 3

Сорок третьи сутки высоченного атмосферного давления. Сорок третьи сутки земля жаждала влаги. Эмилия Санде ощущала непонятное волнение, причем уже не первый день. Она быстро шла по узкой тропинке. Запах лета почти исчез, в лесу стоял удушливый смрад. Трава за­сохла и покоричневела, цветы поникли. Все вокруг жаждало дождя, но она сама — сильнее всех. Дорожная пыль поднялась от ее шагов и попала в рот. Она кашлянула и сплюнула тягучую слюну. Небольшая лесополоса, к которой она шла, напоминала иссохшую растительность пустыни. Подойдя к тому, что когда-то представляло собой болото, Эмилия увидела лишь потрескавшуюся израненную землю. Она пошла по узкой тропинке, петляющей между деревьями, листва которых выглядела уже по-осеннему. Каждый раз, когда она приходила сюда, картинки из прошлого вновь и вновь представали перед глазами. Она уже смирилась и поняла, что это неизбежно.

Пробравшись сквозь заросли, Эмилия услышала вдалеке жужжание насекомых. Лишь убедившись в том, что звук не приближается, она решилась двинуться дальше, и совсем скоро перед ней предстало лесное озеро. Темно-синюю водную гладь обрамляла грязная полоса ила, подсохшая от солнца и ветра.

Вода опустилась на два или три метра. Рано или поздно правда выйдет наружу.

Если не пойдет дождь.

Она дошла до другой стороны озера, туда, где водную гладь разрезала полоска земли. Из-за того, что вода опустилась, эта полоска стала напоминать ножку гигантского гриба. Эмилия села на камень на самом краю суши. Она просто сидела и смотрела на воду… Ничего особенного она не замечала. А вот взглянув чуть правее, примерно в десяти — двенадцати метрах от берега, Эмилия разглядела на дне тень. Корень? Разве не естественно предположить, что это корень какого-то дерева, закончивший свою жизнь на дне лесного озера? К счастью, невозможно было даже подумать, что кто-нибудь решится плавать в этой мутной воде или, что было бы еще хуже, — нырять. Как бы ни припекало солнце, как бы ни прилипала одежда к потному телу, в озере Ков никто никогда не купался. Этому учили с детства.

Эмилия еще помнила, как в детстве, когда она была совсем маленькой, озеро нашептывало ее имя, словно было предрешено, что однажды она закончит свои дни погребенной в вязком иле. Каждый раз, приближаясь к краю свинцово-синей воды, Эмилия чувствовала, как ее манят к себе коричневые водоросли.

Она сидела, рассеянно уставившись на поверхность воды, и старалась отогнать от себя эту картинку. Но очнувшись, Эмилия тут же увидела тень на дне озера. Вот и другие когда-нибудь ее увидят.

Если не пойдет дождь.

Она подняла глаза к небу и прокляла его безоблачность.

Глава 4

Мать металась по комнатам, но Иды нигде не было. Снова выйдя на лестницу, она обратила внимание на поднимающуюся, словно над гейзером, дымку над морем. Но красного платьица не было видно. Иды нигде не было. Так что ей все-таки пришлось пойти к соседям.

В этот раз мать шла по тропинке намного быстрее. Паника стучала в груди. Каждый раз, когда она выкрикивала имя дочери, у нее перехватывало дыхание. Она дошла до того места, где стояла кукольная колясочка. Почему Ида бросила кукол? Обычно она заботливо таскала их всюду с собой. Круглые пластиковые глазки бессмысленно уставились на безоблачное небо. И вдруг мать поняла. Куклы никого не ждали. Их бросили.

— Ида! — громко и резко закричала она.

Никто не ответил. Ее охватила паника, в крике послышались нотки отчаянья. Всего в паре сотен метров отсюда сновали автомобили, но никто из водителей и представить себе не мог, в каком состоянии находилась женщина, которую они едва замечали, проносясь мимо. Пожилой мужчина медленными тяжелыми шагами брел вдоль дороги. На какое-то мгновение она ощутила ярость оттого, что кто-то может вот так беззаботно гулять под солнцем, когда она, возможно, навсегда потеряла