Отзвуки времен - Андрей Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не придут — повторила Женька — Или вообще этот стукач наврал. Хотел таким образом свою ценность подчеркнуть, чтобы Палыч его не «закрыл» нафиг. Я так понимаю, там есть за что.
— Если бы было за что, Паша бы его «закрыл» — нехотя ответил ей Николай — Он на тормозах серьезные вещи не спускает, не тот человек. Потому сидим и ждем.
— Чего тогда Палыч сам сюда не поехал? — проворчала Женька — Его информатор, его тема… Вот и двигал бы ее до упора.
Нифонтов никак на эту реплику не отреагировал. А смысл? Если она всерьез говорит, то стоит ли о чем-то спорить с человеком, который за два года так и не разобрался в том, как и по каким принципам работает Отдел. Если нет — то это провокация, имеющая под собой одну цель — дальнейший спор с руганью. Ну, чтобы не скучно было ждать. Опять же — хороший скандал греет, если не тело, то хотя бы душу. Вот только ругаться Николай и раньше особо не любил, а в последнее время вообще взял себе за привычку никогда, никому и никак внешне не демонстрировать то душевное состояние, в котором находится. Обобщенно-дружелюбный тон, негромкая речь, улыбка — вот то, что может ему помочь в работе. Ну, а крики, экспрессивные жесты, зубовный скрежет, неконтролируемый всплеск эмоций — это все лишнее, это вредит делу. И прямо подтверждение того, что он идет верным путем, находилось у него перед глазами.
И ему было приятно, когда недавно тетя Паша сказала Тициной:
— Вальк, заметила, что Кольша наш второй Ровнин стал? Далеко пойдет парень.
Да, тон уборщицы был скорее ироничный, чем хвалебный, но Нифонтова это не затронуло за живое. Ну, почти.
И потом — он не подражал Олегу Георгиевичу, не копировал его. Он просто старался перенять у него то лучшее, что можно, что может пригодиться в работе. А у кого, собственно, ему учиться, как не у Ровнина? Сотни успешно проведенных операций, уважение как коллег, так и тех, кто находится по другую сторону баррикад, переговорщик от Бога. Опять же — Олег Георгиевич один из самых молодых начальников Отдела за всю его историю. В смысле — он возглавил его в достаточно юном, по служебным меркам, возрасте. И до сих пор жив, что достойно отдельного уважения.
А знаменитая операция по уничтожению безмерно обнаглевших вурдалаков, прошедшая в начале века? Он ее спланировал от и до, будучи колькиным ровесником и еще ни разу не начальником Отдела. И прошла она на «ура», именно потому Москва с тех пор стала в этом отношении одним из самых безопасных городов в мире. Боятся кровососы сюда нос совать без особой нужды, помнят, как пепел их сородичей утренний ветер по улицам облачками носил.
Так что — нет. Не сотворил себе Николай кумира. Он нашел наставника, от которого собирался взять все, что мог, пока есть такая возможность. И — да. Он не откажется пойти далеко, права тетя Паша. А именно — он будет рад, если когда-нибудь ему удастся занять тот кабинет на втором этаже, в котором сейчас пахнет дорогим трубочным табаком, а на стене висит карта Москвы с воткнутыми в нее разноцветными булавками.
Хотя, разумеется, чем позже это случится, тем лучше. Дело же не в том, кто сидит в кресле начальника — он или Ровнин. Дело в совсем другом. И если начальником, случись чего, станет не он, а Михеев, то это будет честно. Ему до Паши пока далеко.
— А еще… — бубнила Женька, похлопывая себя ладонями по плечам — Ой, смотри!
— Да замолчишь ты или нет? — не выдержал Нифонтов, приметивший блики света, мелькнувшие недалеко от них, на пару секунд раньше напарницы — В самом-то деле!
Фонарик. Кто-то идет, тщательно подсвечивая себе путь, что и неудивительно. Свалка — это тебе не шоссе, по которому можно, кушая сушки, хоть днем идти, хоть ночью. Здесь свернуть себе шею ничего не стоит.
Да и вообще — смелая у них, сотрудников отдела, клиентура стала. Мало кто в таком стремном месте встречу друг другу назначить отважится. Свалка — это не только вонь, насекомые, зараза всех видов и прочие неприятные моменты. Тут ведь и социум имеется, потому что свалка — это город в городе, государство в государстве.
Местные обитатели в основной массе своей социально пали так давно и так низко, что их мало интересует как действующее законодательство, так и некоторые моральные аспекты, свойственные человеческой натуре. Проще говоря — тут, на свалке, у случайного посетителя есть риск быть не только избитым или ограбленным. Его, например, после всего перечисленного запросто сожрать могут. В прямом смысле. В буквальном. Это если он мужчина. Про женскую суровую долю вообще лучше не упоминать.
Нет, днем есть хороший шанс выбраться с этих гиблых территорий без особого вреда для себя. Тут гудит тяжелая техника, ворочая груды мусора, снуют туда-сюда грузовики, бродят местные трудяги, многоголосо общаясь на пяти-семи разных языках, представители власти, бывает, заглядывают. Но то днем. А вот ночью… Какая-то часть свалки продолжает жить в правовом поле и в это время, но основные земли превращаются в территорию, живущую по своим законам. И чужакам тут не место.
В прошлом году Николай уже побывал на одном таком полигоне, они с Пал Палычем тогда гонялись за крадуном Лешкой Лесиным, который днем ранее обнес дом умершего колдуна и умыкнул оттуда кое-какие артефакты, весьма и весьма востребованные на черном рынке столицы. Вся штука в том, что всплыть на нем они не должны были, особенно череп Генриха фон Швальве, германского чернокнижника, который в лихие времена Средневековья даже среди своих коллег прославился редкостной жестокостью по отношению к людям. Гонялись они за ним, и почти догнали. Но именно что «почти». Обитатели свалки сцапали его первыми. Неделя та у этих товарищей выдалась голодная, а обычно расчетливый Лешка повел себя очень и очень глупо. Точнее — слишком дерзко. Недооценил он тот факт, что отсутствие прописки и жизненных перспектив не убивает в людях элементарное самоуважение, а наличие огнестрельного оружия не является гарантией безопасности.
Оперативники встретились с ним уже тогда, когда шустрый вор
