Мифология «Ведьмака» - Виктор Кашкевич

условности — существования могущественного артефакта, способного исполнять желания. То же можно сказать и о «Портрете Дориана Грея» (1890) Оскара Уайльда (1854–1900): за исключением волшебства, связанного с портретом главного героя, здесь нет ничего, чего не нашлось бы в реалистической прозе того времени.

Помимо допущения ключевой элемент фантастики — «серьезное», философское содержание. Качественное фантастическое произведение стремится проработать некую философскую проблему, а то и не одну. Эта традиция тянется еще от романов Франсуа Рабле (1483 или 1494–1553) и философских повестей Вольтера (1694–1778) и закрепилась в произведениях XX века. Толкин в своих произведениях рассматривал подлинный героизм «маленького человека», Клайв Льюис — вопросы взросления, Оскар Уайльд в «Портрете Дориана Грея» — аморальность гедонистического образа жизни. В каждом случае фантастическое допущение подчеркивает и оттеняет проблемы, которые поднимает автор.

Итак, подведем промежуточный итог. Художественное произведение называется фантастическим, если его повествование опирается на фантастическое допущение, а также имеет философское содержание.

Такому определению «Ведьмак» Сапковского вполне соответствует — однако же ставить его на одну полку, скажем, с «Затерянным миром» (1912) Артура Конан Дойля (1859–1930) или с «Дюной» (1965) Фрэнка Герберта (1920–1986) будет неправильно.

Внутри фантастики за годы ее существования сложилось множество жанров, а внутри каждого из них — свои поджанры. Чтобы найти определение именно фэнтези, следует окинуть взглядом историю развития фантастической литературы от самых древних времен.

Большинство исследователей строят хронологическую цепочку к фэнтези примерно так:

Миф

Народная сказка

Героический эпос

Рыцарский роман

Философская повесть

Литературная сказка

Произведения романтизма

Научная фантастика и фэнтези

В мифе фантастика не воспринималась таковой: для человека это был нехитрый способ объяснить его действительность. Он не понимал, что такое гром и молния, и пытался найти доступное для себя толкование незнакомому и пугающему явлению: Индра сражается с тьмой, Перун бьется со Змеем, Зевс гневается и так далее. В Древнем мире не было нужды в фантастическом допущении, поскольку в реальности и так допускалось многое.

В случае народной сказки фантастическое допущение помогало иносказательно, в развлекательной форме осветить разные аспекты бытия и донести до людей, как жить «правильно». По этим историям можно судить о морали и социальных нормах наших далеких предков, в них же до нас дошли древние верования, ритуалы и обряды, например женской и мужской инициации, как в сказках «Баба-яга» и «Иван-царевич и Серый Волк».

Героический эпос (или, как их называли на Руси, былины) продолжал традиции мифа и фольклора, однако одной ногой уже ступил на твердую почву действительности. Герои и богатыри, часто обычные люди, решают масштабные, но «реальные» проблемы. При этом эпос демонстрирует и сверхъестественные элементы: былинный Михайло Потык воскрешает свою жену Авдотью Лебедь Белую; в качестве отца ирландского героя Кухулина называют бога Луга; приключения Одиссея в принципе изобилуют мифическими существами и явлениями, взять хотя бы знаменитый эпизод с сиренами.

Гравюра А. Моро на титульном листе «Шагреневой кожи» О. де Бальзака, 1831 г.

Honoré de Balzac. The Magic Skin. Philadelphia: George Barrie & Son, 1897 / Wikimedia Commons

Рыцарский роман, пришедший на смену эпосу, с помощью фантастического допущения подчеркивал героизм и благородство идеального рыцаря. Например, в романе знаменитого Кретьена де Труа[1] «Ивэйн, или Рыцарь со львом» (1170) приключения главного героя начались с того, что он, чтобы доказать свое бесстрашие, облил особый камень особой водой из особого источника, чем вызвал невероятную бурю волшебного происхождения.

Философская и сатирическая повесть опирается на фантастическое допущение уже для того, чтобы раскритиковать какое-то явление. В первой повести из цикла «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1532–1564) Франсуа Рабле, не стесняясь насмешничать над церковью и религиозным фанатизмом, описывает, как великан Гаргантюа родился через ухо матери, а тем, кто не верит в это, говорит: «Если была на то Божья воля, вы же не станете утверждать, что Господь не мог так сделать?»[2] И это уже не говоря об эпизоде, где Гаргантюа украл колокола собора Парижской Богоматери, чтобы повесить их на шею своей кобыле…

Литературная сказка отличается тем, что ее автор известен, тогда как народная — продукт многовекового коллективного устного творчества. Как синтез философской повести и народной сказки, сказка литературная комбинирует два подхода к использованию фантастического допущения. Например, допущение в виде ожившей деревянной куклы, которая хочет стать настоящим мальчиком, как и в фольклоре, стремится объяснить читателю моральные нормы: лгать нехорошо, следует проявлять смирение, уважать родителей и учиться терпению. В то же время обстоятельства, в которые эта