Творцы и памятники - Ромэн Яров

Павлу простили бы сооружение дорогостоящей игрушки — замка. В конце концов, деньгами государства и трудом народа император вправе распоряжаться как хочет.

Ему простили бы нелепые указы, вроде внезапного запрещения круглых шляп или лакированных ботинок. Ведь можно и в этом усмотреть проявление высшей государственной мудрости.

И многое другое простили бы самодержавному владыке крепостной страны.

Но вина его — перед сановниками — заключалась з том, что, повинуясь минутному капризу, мог он любого царедворца вдруг взять да и сослать в Сибирь. И никто из них не был уверен в своем будущем.

Еще более крупную провинность совершил незадачливый император, разорвав союз с Англией и начав заигрывать с первым консулом Франции Наполеоном Бонапартом. Русские помещики продавали Англии хлеб, и, стало быть, их интересы могли жестоко пострадать. Не говоря уж о том, что во Франции пока еще была республика, французы отрубили голову своему королю, и русская придворная верхушка задыхалась от страха и злобы.

А новому императору — Александру — Михайловский замок был не нужен. Его вполне устраивал Зимний дворец. Он тут же приказал свернуть все гобелены, упаковать статуи и вернулся в старое, обжитое место. Так и остался стоять Михайловский замок мрачным памятником деспотизма и самодурства. И что с ним делать, никто не знал. Он переходил из рук в руки — одно время даже служил гостиницей для мусульманских купцов, — а потом Николай Первый распорядился передать его военно-инженерному ведомству и впредь именовать Инженерным. В нем и разместились Николаевская военно-инженерная академия и училище.

Вместо привидения

Что-то тускло отсвечивает в темноте, что-то отделяется от стены. Ах нет, это остатки былой роскоши — мраморные наличники дверей, зеркала, фигуры барельефов. Чего же бояться юнкеру первого взвода второй роты Петру Острякову? За плечами у него винтовка, и другие дежурные тоже не спят. Достойна ли будущего офицера русской армии сама мысль о существовании привидений? Но ночь так темна, а в замке столько неизвестных подземных ходов — и тень убитого императора, может быть, бродит по ним. Чтоб успокоиться, дежурный открыл дверь в спальню своей роты. И замер от ужаса…

Фигура в белом копошилась возле одной из кроватей. Вот оно, привидение, проникшее тайным подземным ходом, блуждает среди спящих!.. Но дежурный обязан охранять покой остальных, а в случае опасности бить тревогу. Из царства ли теней явилась эта фигура, или она живой человек — ей не поздоровится. Сорвав с плеча винтовку, Остряков медленно приближался. Привидение выпрямилось. Лицо его осветила луна. Остряков увидел не пустые глазницы и не оскаленные зубы. Четко очерченный профиль, прямой нос, чуть покатый лоб. Да это же сосед по спальной комнате Михаил Бонч-Бруевич в одном белье ищет что-то под кроватью. Винтовка выпала из рук Острякова, громко ударившись прикладом об пол. Звук этот вернул дежурного к действительности; он быстро огляделся по сторонам. Все спят по-прежнему; только один привстал на кровати и тут же повалился обратно.

— Бонч, — прошептал дежурный, — вы что, с ума сошли?

— Тихо! — Бонч-Бруевич приложил палец к губам. — Ваше появление очень кстати. Берите-ка ящик да тащите в умывальную комнату. Там поставите на стол, где мы пуговицы кирпичом чистим.

Он с трудом вытащил из-под кровати какой-то ящик, поднял. Остряков машинально подставил руки — и присел под тяжестью ящика. Бонч-Бруевич повернул его лицом к дзери.

«Опять я делаю то, что хочет Бонч. И не приказывает — а не подчиниться будто бы нельзя. Чем он берет: улыбкой, легкостью, независимостью суждений, стремлением во всем разобраться самостоятельно? Непонятно, — думал Остряков, прижав ящик к животу, медленно шагая по коридору. — И ведь, кроме неприятностей, ничего не ждет».

Что такое искра

А Бонч-Бруевич чувствовал себя весьма уверенно. У него и мысли не возникало о том, что он совершает нечто предосудительное. Кому, в самом деле, может не понравиться научный эксперимент. Взяв какие-то предметы, разложенные на кровати, вдев босые ноги в сапоги, не накинув ничего поверх белья, он легкими шагами мчался по коридору, опередив тяжело ступавшего Острякова.

— Бонч, — жалобно произнес тот, — ведь сейчас спать полагается.

— Тащите осторожней, — невозмутимо ответил Бонч-Бруевич, — а то они у вас в руках развалиться могут. Там аккумуляторы. Ставьте их под зарядку.

— Сейчас дежурный офицер придет, и нас обоих выгонят из училища.

— Ничего, он уже сделал свой обход. Зато профессор Лебединский получит объяснение того, что собой представляет электрическая искра.

Остряков только тяжело вздохнул. Так и есть — этот выдумщик захотел теперь найти объяснение того, чего не знает сам профессор Лебединский.

Курс физики начался в училище несколько месяцев назад. Невысокий человек, одетый в штатское, — профессор Владимир Константинович Лебединский — взошел на кафедру и принялся излагать законы механики. Бонч-Бруевич слушал, записывал, но ничего, что можно было бы проверить, чем стоило бы заняться, не находил. Великие классики — Ньютон, Галилей и другие — хорошо потрудились еще несколько столетий назад. К стройному зданию механики, воздвигнутому ими, трудно добавить что-либо. А ставить опыты для того, чтобы лишний раз подтвердить давно открытую и многократно проверенную истину, вряд ли интересно. Но все переменилось, когда профессор Лебединский перешел к электротехнике.

Похоже, другой человек стал появляться на кафедре — взволнованный голос, собственный интерес к опытам, — как будто он сам еще не все знает до конца, старается разобраться, не только учит, но и учится. И не скрывает своего восторга. Совершенно новая область познания!.. Чуть ли не каждый год фундаментальные открытия!.. Электромагнетизм, индукция, электромагнитные волны, не видимые глазом, но такие реальные, получившие уже сегодня великолепное техническое применение. Электромоторы — маленькие, компактные — везде и всюду заменяют громоздкие паровые машины, вторгаются туда, где эти машины никогда бы не удалось использовать, А изобретение последних десятилетий — радио! Связь без проводов на неограниченное расстояние — разве не чудо, но на абсолютно материальной основе. Об электротехнике можно рассказывать только с воодушевлением. И только очень черствый человек не испытает того же.

Накануне этой странной ночи Лебединский вообще пришел одетый как на праздник.

— Этой лекции я ждал давно, — объявил он, внимательно оглядывая притихших юнкеров, — Сегодня речь пойдет об очень важном явлении, природа которого еще не раскрыта, — об электрической искре.