Оставить на память - Лина Ласс

дала волю слезам. Она кричала, бросалась камнями, ревела навзрыд, а шум моря заглушал её голос, будто разрешая ей в меру выплеснуть всю накопившуюся злость. Так продолжалась до тех пор, пока она не почувствовала опустошение. Длилось ли это минуты или часы, Ника не могла сказать. Только голова стала раскалываться, а горло саднить. Пошатываясь она вернулась к хижине, заперла за собой дверь, и как была, в куртке и ботинках, рухнула в кровать, немедленно провалившись в тяжелый сон. Пробуждение не принесло ей облегчения. Так же болела голова, и не было никакого желания вылезать из-под одеяла. Хотя ботинки снять всё же пришлось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Девушка снова плакала. Свернувшись калачиком, слушая как за окном завывает ветер, она поняла, что наконец осталась один на один со своими мыслями и, может быть, в первый раз ощутила полное одиночество. Ни друзей, ни родных, ни связи с внешним миром. И что ждёт её дальше, она не представляла вовсе. Не то, что три года назад, когда ей казалось, что она попала в какую-то совершенную сказку, в ожидании, что все её мечты вот-вот сбудутся. А сейчас мысль просто закрыть глаза и исчезнуть как в каком-нибудь номере иллюзиониста, ей была милее всего на свете.

Только на следующий день Ника заставила себя встать с постели. Разожгла камин, умылась холодной водой и сменила одежду. Делала она это всё не потому, что хотела, а автоматически, только чтобы продолжать двигаться. На плите подогрела какие-то консервы, с трудом впихнула в себя непонятную жижу и выпила кофе. Только крепкий напиток помог ей немного взбодриться. Девушка наконец осмотрелась вокруг. Дом был старый, но крепкий. Хотя жильцы редко наведывались сюда, но старались сохранить всё в рабочем состоянии. Здесь было электричество, чистое постельное бельё, тёплая одежда. В небольшом сарае за домом были сложены дрова и кое-какие инструменты. Мобильная связь добралась и до этого места, но Ника старалась лишний раз не включать телефон — она всё еще боялась, что ей позвонит тот, чей голос хотелось слышать в последний момент.

Спустя лишь пару дней Ника решилась исследовать остров. Одевшись потеплей — июнь был неприветливо холоден, — она, вооруженная лишь термосом с горячим кофе, вышла за порог хижины. В тот день небо разрезалось солнцем, что сделало прогулку гораздо приятней. Но уже через четверть часа Ника почувствовала усталость. Одно дело идти по ровной дороге, и другое — пытаться покорить холмистую местность. Но забравшись повыше на скалы, ей открылся захватывающий вид, охватывающий все стороны света. С одной стороны возвышались горы, под которыми виднелся рыбацкий городок — маленькие, словно игрушечные, домики плотно стояли друг к другу, а у причала покачивались на воде лодки. С другой — ей открылся океан. Тёмный, но спокойный, он освещался редкими солнечными лучами, которые проклюнулись в хмурых тучах. Золотистый свет опускался на воду словно благословение. От этого видения Ника застыла на месте. В суете жизни она забыла о том, что где-то есть нечто столь прекрасное, от чего замирает сердце. Она видела как в небе парят чайки, огибая солнечный свет, как двигается внизу вода, вдыхала солёный аромат океана и вновь почувствовала слёзы на своём лице. Но теперь они несли облегчение. По телу начало разливаться чувство, уже почти забытое — светлое, приятное. Надежда. На лице невольно расцвела улыбка, пока ещё робкая, пока ещё несмелая. Но Ника так давно не ощущала внутри это чувство, что ей пока хватило и этой слабой попытки.

Девушка оглядела остров и заметила черепичную крышу, выглядывающую из-за скалы. Её предупредили, что на острове есть ещё один дом, но его владельцы очень редко приезжают сюда, и то в основном в июле, самом тёплом месяце в этих краях. Скорее всего, сейчас он необитаем. Любопытство пересилило осторожность. Спуск был тяжелее — склон был довольно крутой, и каждый шаг грозил если не сломанной шеей, то растяжением лодыжки, — и занял полчаса вместо пяти минут восхода на холм. Зато Ника вдруг почувствовала необъяснимый кураж, как в детстве, словно проживала небольшое приключение. Тяжело дыша, почти перейдя на бег, она обогнула скалу и её взору предстал большой дом из деревянного сруба, совсем нетипичный для этой местности. Массивный, крепкий — он смотрелся бы лучше в лесах Карелии. "Интересно, как они перевезли все эти брёвна с большой земли?" — подумала Ника. Она поднесла руку к дереву. Гладкие брёвна были едва тёплыми. Прикосновение было приятным и вновь напомнило ей о доме бабушки, о скрипе половиц, о запахе выпечки, о дымке, которой накрывало комнаты, едва в окнах брезжил рассвет. Дом был тих. Никто не жил здесь уже много месяцев. На веранде было полно старой травы и экскрементов мелких грызунов.

Она заглянуло в окно. Шторы не были задёрнуты и можно было разглядеть убранство дома. Вся мебель внутри была накрыта тканью. Но под очертаниями можно было разглядеть диван, большой стол и стулья. Вдоль стен возвышались шкафы, с пола был убран ковёр. Правда, свёрнутый, он лежал в этой же комнате, прямо перед камином. Всё это выглядело эфемерно, будто, сдёрнув покрывала, как по мановению исчезнет иллюзорность пустоты. Возможно, так и есть на самом деле. Вере вдруг захотелось попасть внутрь, самой пройтись по комнатам, заглянуть под ткань, исследовать дом. Никаких преступных мыслей у неё не было, всего лишь любопытство. Интересно было бы узнать, какие здесь хозяева. Мужчина или женщина? Семья? Местные ли они? Но с другой стороны, это и к лучшему, что сейчас здесь никто не живёт. Не придётся уходить от неприятных ей расспросов — кто она, откуда, как попала сюда. И всё же её грело такое призрачное соседство. Будто шутка, понятная только ей одной.

Оглядев со всех сторон строение, Ника повернула обратно к своему домику. Каким маленьким он показался ей по сравнению с соседским, когда она вернулась. Здесь было не больше 50 квадратных метров, хоть и вмещалось всё необходимое — тут была и кухня и ванная, кровать, стол, шкаф, диван. У небольшого окна примостился рабочий стол. Усевшись за него Нике открылся безмятежный вид на скалистый берег материка — такой бы понравился какому-нибудь писателю-отшельнику. Этот пейзаж бы вдохновлял его на серьёзные философские трактаты, очень глубокие и малопонятные. Желание запечатлеть этот вид возникло внезапно и почти напугало девушку. Она давно не брала в руки кисти и карандаши и была не уверена, что смогла бы с той же лёгкостью, что и раньше, набросать эскиз. Но с тех пор мысль снова взяться за рисование не покидала