Москва – Ярославль - Глеб Алексеевич Океанов

себя баночные алкогольные коктейли и удивлялся их разнообразию и большому количеству разных вкусов. (Естественно, после шести лет в насквозь пропитом общежитии Лита здоровье Глеба всем этим дешёвым а́лкоголем будет сильно потрёпано).

— Хочешь фокус? — спросил у девушки Глеб. — Алле-оп! — и из рукава вынырнула ещё одна банка кислотно-зелёного цвета.

Он потом проделал этот аналогичный фокус ещё несколько раз — он закупил в магазине восемь банок и рассовал их внутри рукавов.

К нему подошла одна незнакомая барышня и обратилась:

— Глеб, можно я у тебя отопью?

— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.

— Ты на “ЛитПоне” у Арса-Пегаса отнял у него мою ковбойскую шляпу, бегал по клубу от охраны, отказывался возвращать.

— Просто пей, — протянул банку ошеломлённый Глеб.

Сам-то он помнил только, как разбил бокал во время выступления поэта и на глазах у двух товарищей и пары девушек, к которым они подсели, пытался резать вены. Он ещё так профессионально раздобыл тогда бокалы для пронесённого в литературное кафе вина.

— Можно нам шесть бокалов? — спросил он у официанта за барной стойкой, в то время как в метре от него Арсений Молчанов читал стихи, и вся публика в кафе глядела на него. Поэта пришлось даже немного подвинуть, чтобы не мешал добывать тару для пакетированного красного вина.

— Шесть бокалов чего? — хмуро спросил официант. — У нас нельзя со своим.

— Псст, — Глеб поманил парня поближе. — Видишь, вон бабы сидят? — прошептал он. — Представляешь, пить отказываются! Сейчас я перед ними поставлю бокалы, и как бы поставлю перед фактом, что пить придётся.

И так Глеб раздобыл тогда бокалы, разлили на всех исподтишка винцо, потом он специально разбил бокал под столом, потом — порезанная куском стекла рука, потом, видимо, ковбойская шляпа. Это современная поэзия, детка!

Банки Trophyзакончились, и администрация “Ниагары”, так и быть, запустила пьяную толпу студентов в клуб. При входе всех обшманали, и у Глеба отняли жёлтую пачку M&M’s, потому что “нельзя со своим”.

На сцену, почти заломив руку, вывели Сашу Родимцева. Тот прочитал немного своего, после чего выразил общее мнение по отношению к ситуации, развернулся, нагнулся и пошлёпал себя по заду, после чего его выдворили со сцены, а всех остальных — из клуба.

На выходе Глеб попросил вернуть свой M&M’s, а потом сказал, что этот не его — ему нужна жёлтая пачка, с орехами.

Ян затем прочитал свои стихи тем, кто сразу не разъехался, там же, за домом, — он всё-таки на этот вечер даже родителей пригласил. Затем он с ними отъехал, а оставшаяся толпа пошла шляться.

Несколько дней ничего не евший Глеб купил в ларьке дешёвую маленькую пиццу и стал её, голодный, поглощать чуть ли не с целлофаном.

— Глеб, на тебя глядя, можно подумать, что вас в общаге не кормят! — сказал Дима Колотиевский.

— Дима… в общаге никого не кормят… — объяснил ему стирающий бельё в раковине и хранящий продукты за окном студент.

В ходе вечернего променада в толпе обсуждался вариант гулять всю ночь по Москве (больше всех, конечно, радел за это Глеб — после четырёх литров алкоголя-то), но люди всё отваливались, и, в конце концов, все разъехались по домам.

Как это бывает у пьяных, Глеб словно телепортировался в общежитие, забрался к себе на второй ярус кровати и приготовился спать. Тут зазвонил телефон, который он забыл на полке в противоположном углу комнаты. Пока Глеб очнулся и спрыгнул ровно в тапки, телефон замолчал.

“Кто это там, нахер?” — написал раздражённый Глеб на пропущенный номер.

Оказывается, это звонила Катя, девушка Яна. Они познакомились на концерте ПТВП в клубе “Точка”, это была презентация макси-сингла “Репортаж с петлёй на шее”. Глеб тогда месился у сцены, периодически любители панк-рока его роняли на пол и топтались, но потом дружно поднимали, а Ян тем временем был занят Катей.

Девушка объяснила Глебу, что опоздала на свой подмосковный поезд и теперь интересовалась: предложение гулять по ночной Москве ещё в силе? Глеб девушкам не отказывает, так что мигом трансгрессировал на Новый Арбат, сон отменился.

Всю ночь они гуляли по Москве. В то невинное святое время алкоголь продавался круглосуточно, и никто не пытался тебя арестовать, или вытребовать взятку, за то, что идёшь по ночному городу с банкой алкогольного коктейля или пива в руках.

Глеб и Катя даже завели по пути собаку — мохнатый барбос долго сопровождал их, а студенты искали повсюду какой-нибудь ларёк с пирожками для пёсика.

На берегу Москвы-реки Глебу пришла в голову одна идея. Он отдал Кате из карманов джинсов кошелёк и телефон, а сам вошёл по пояс в ноябрьскую воду.

— Севера синие льды! — запел он песню группы “Пилот”, разведя руки в стороны и наслаждаясь мгновением, — звёзды востока,

На унтах шаманских сакуры цвет, да полынь.

Перевернуться полюса от ока до ока,

Поднимутся в воздух крылатые кошки пустынь.

— Нет, ты не то поёшь, — сказала Катя, войдя в воду. — Вот, что надо.

Мой дом — тюрьма. Тюрьма — мой дом.

Да только я живу не в нём.

Ой, не по мне такие дома.

В клетку небо за оконцем,

А я уйду своей тропой

Где-то между Землёй и Солнцем.

Барбос тем временем ходил вдоль берега, дожидаясь их.

— И если скажешь кому-нибудь, что мне нравится группа “Пилот”, я тебя убью, — добавила Катя.

Когда двое гуляли по Александровскому саду, девушке приспичило по-маленькому. Вот говорят, что Moscow never sleeps, а в туалет, при этом, ночью сходить некуда — все “Макдональдсы” закрыты. Они подошли к подвальному общественному туалету, обсудили шансы, открыт ли он, и девушка спустилась внутрь.

— Сделала свои дела? — спросил Глеб, когда она вернулась.

— Сделала.

— То есть, он открыт?

— Нет.

— Понятно.

Затем Глеб рассказал прочитанную в интернете байку, что менты называют пойманных за мочеиспусканием дам в подворотнях “крабиками” — потому что те срочно пытаются скрыться от фар милицейских авто, двигаясь на корточках боком.

Ближе к утру Катя сказала, что знает на Белорусской кинотеатр, который открывается рано утром — можно там провести пару часов. Они дошли до ближайшей станции как раз открывшегося метро. Там им попался ларёк, где они купили уличному бобику большой жирный чебурек, но пёс отказался его есть. Пирожок так и остался лежать в траве.

— Собака не хочет есть собачатину — что странного? — резюмировала Катя.

Они попрощались с уличным псом, погладили его, почесали за ухом и отправились в метро.

Кинотеатр на Белорусской оказался закрыт, так что двое странников в ночи в результате оказались в Маке на Бронной. За ночь они