Ищущий во мраке - Богдан Костяной

кровавого кашля. Неудивительно, что он простудился в таких условиях. Или… нет, это не простуда. Даже не красная смерть. Кровь на руке лекаря была чернее той тьмы, что окутывала больницу за пределами спасительного круга света лампы.

– Мне больше некого лечить, в этом городе не осталось адекватных людей, – и вновь кровавый, чёрный кашель. – Но даже если бы и было…

– Ты сам станешь причиной их смерти, – голова моя опустилась. Рука потянулась к револьверу.

– Мракоборцу не страшна серая гниль, поэтому я тебя подобрал, однако… – старик как будто ждал этого самого момента, чтобы умереть. С каждой секундой приступы кашля становились всё сильнее и болезненнее. – Однако, больше у меня нет сил держаться… Я… хочу умереть самим собой…

– Позволь хотя бы знать, как зовут моего спасителя, – спросил я, оттянув курок.

– Филимон… А тебя?

– Эдгар. Спасибо тебе, Филимон. И да помилует твою душу свет О, если он всё ещё присматривает за нами.

– Надеюсь… хотя бы из… далека…

Ни один выстрел не давался в моей жизни так тяжко, хоть их было и не мало за последнее время. Обычно, я убивал заражённых, что потеряли рассудок и признаки человечности. И всё ради защиты таких честных и верных своему ремеслу людей, как Филимон. Теперь же… мир перевернулся. Его уже не спасти. Но в нём, наверняка, осталась пара человек, не потерявших разум.

И какова будет их участь? Заражены почти сто процентов населения материка. Они, как и я, будут медленно разлагаться, наблюдая за гибелью мира. И самое милосердное, что я могу для них сделать – пустить пулю в лоб, если, конечно, попросят.

Первое воспоминание

«Прости, что не смогу оказать тебе почести, Филимон», – я оттащил тело старика в единственное помещение с дверью и, уложив на кровать, накрыл простынёй. Вернувшись в залу, я уселся в кресло и потушил масляную лампу: она пригодится мне потом. Сейчас нужно поспать, рёбра жутко болели при малейшем вздохе, беспорядки на улице не утихали, а прикрыть мне спину было некому.

«Интересно, я погибну раньше, чем сойду с ума в полном одиночестве? Искать кого-то вменяемого бессмысленно. Кто спрятался плохо – тех нашли до меня. Но тогда какой смысл вообще что-то делать?»

Меня накрыла волна отчаяния и, если бы не подавленные эмоции, то, наверно, я бы бился головой о стену, ревел, а в конце застрелился. Чем дольше я думал о будущем, тем сильнее моя рука тянулась к револьверу.

Завтрашний день больше не настанет, болезнь, рано или поздно, добьёт всех носителей, кроме меня, на всём материке не останется ни одной живой души, вымрут даже одичавшие крестьяне. Никто больше не сеет рожь и не выращивает скотину, еды в мире хватит на пару месяцев, после чего, она в любом случае пропадёт. Но самое страшное, что может произойти с мракоборцем…

«Мрак победил. Огни души окончательно погасли в сердцах и умах людей. Война окончена».

Я чувствовал, что обязан Филимону прожить хотя бы немного дольше, но как же, Господи, мне этого не хотелось… Срочно нужен был отдых. Мои нервы сейчас ни на что не годились из-за боли и моральной усталости. Я собирался спать столько, сколько понадобится, пока мне не станет плевать на происходящее. Трезвый ум позволял снисходительно относиться даже к смерти, не говоря уже о таком «пустяке», как конец света… буквально.

В этой же комнате стояла небольшая печка и пара головёшек валялись рядом с ней. Я разжёг небольшой костерок, и, пока пламя медленно прогревало затхлый комнатный воздух, перетащил шкаф к двери. Хорошо, что та открывалась вовнутрь, баррикаду не заметят.

Я не был безоружен, но… так хотелось спокойно поспать! Перетаскивание мебели неплохо меня разогрело. Посильнее закутавшись в плащ, решил немного поприседать, подёргать плечами, пока, наконец, лоб не покрылся испариной. Устроившись в кресле, ждать сон не пришлось слишком долго.

***

Сон. Теперь это слово означало лишь короткий миг между засыпанием и пробуждением. Люди больше не видели снов, это был первый симптом заражения серой гнилью, который проявлялся ещё до того, как тело начинало преображаться.

В этом был некий символизм: болезнь не убивала организм сразу, для начала, человек постепенно терял разум и душу. Мечты, надежды, вера и любовь покидали его. А что есть сны, как не компиляция всего перечисленного? То, что впечатляло нас, заставляло идти вперёд, гнаться за эфемерным идеалом – навсегда пропало, а вместе с тем, и царство сна, где, порой, мы находили ответы на незаданные вопросы или даже могли предсказать будущее.

Мракоборцев считали великомучениками, ведь они добровольно впускали заразу в своё тело, отрезая для себя сны, притупляя чувства и блокируя мечты. В наших сердцах, что ещё сохраняли крупицы жизни, было место только для долга – уничтожать заразу и облегчать муки прокажённым серой гнилью.

Что я могу сказать по этому поводу? Ну, по правде говоря, никто из наших не испытывал сомнений в собственном выборе. На то была одна причина: мы и до процедуры становления мракоборцами лишились своих мечт и целей жизни. Подумаешь? какие-то сны!

Может, оно было и к лучшему: вернувшись через сон в воспоминания о старом мире, ты мог получить удар под дых от мрачной реальности не наступившего рассвета.