Живи - Татьяна Филатова

Боясь проявления ревности со стороны второй жены, которая ревновала его к первой, отец никак не обозначил нашу случайную встречу. Лишь мимолетной улыбкой сверху вниз, когда я примеряла новые босоножки, чтобы предстать перед ним нарядной. Это был один из первых поступков отца, который в моей уже взрослой, родительской голове не поддаётся объяснению.

Я помню то лето. Я была счастлива. Вернее, я так думала. Практически каждый день я ходила в гости к бабушке, у которой жил мой отец со своей семьёй. Я чувствовала разницу отношения ко мне и к моим младшим сестре и брату, чувствовала лёгкое презрение со стороны мачехи. Чувствовала, но старалась не замечать. Я отчаянно искала любви и расположения главного на тот момент мужчины в моей жизни. И я ещё долго буду его искать после того лета – более двадцати лет. Пока, наконец, не осознаю – нельзя найти то, чего нет.

Лето закончилось болезненно. Весьма болезненно. Я ощутила себя котёнком, которым наигрались, а затем выбросили. Или щенком, которого прикормили, а потом оставили на даче, якобы случайно забыв. В один не совсем прекрасный день, как и много раз до этого, радостная я прибежала к бабушке, но её дорогих гостей уже не застала. Они уехали. Без предупреждения. Без прощания. Без единой записки или намёка. Просто уехали. Сейчас, будучи взрослым человеком, я знаю, что такая дальняя дорога, особенно с маленькими детьми, планируется очень даже заранее. Это не было спонтанным решением. Они наверняка знали дату отъезда, но отец не попрощался со мной. Он не пришёл ко мне накануне. Не сказал за неделю. Он просто бросил меня. Снова. Так я думала тогда. Сейчас я знаю, что выражение «меня бросили» – ущербно, и уважающий себя человек с нормальной самооценкой никогда так о себе не скажет. Но тогда я была всего лишь ребенком. Я была маленькой девочкой…

Бабушка, как и любая мать, защищала сына. Защищает она его и по сей день. Я её понимаю. Я никогда её не упрекала за это. Она – мать. Тогда она сказала мне, что за день до отъезда мой отец весь день провел «на раковине», что на её языке означало расстройство кишечника. Я не поверила тогда, не верю и сейчас. Мне было больно. Безумно больно. Меня предали. Меня обманули. Я обманулась. Разумеется, на протяжении десяти лет до этого, да и потом, моя мама всячески очерняла моего отца в моих глазах. Но я отчаянно пыталась идеализировать его. Я хотела иметь Папу. Я старалась не верить ей. Я надеялась, что смогу заслужить его любовь. Поэтому мне и было так больно. Каждый раз.

Так начались мои собственные разочарования в отце.

Детство – самый важный период в жизни человека. Ведь именно в детстве начинается становление личности. Именно в детстве начинают расти крылья. И именно в детстве зачастую их обрезают. Часто – под корень.

Отец – главный мужчина в жизни любой девочки. Даже тогда, когда его нет рядом, даже тогда, когда она его ни разу не видела. Отец априори – это любовь. И если любовь в облике отца – жестокая, значит и мужчин в последствии эта девочка будет выбирать жестоких. Если любовь отца девочке всегда приходилось искать, выпрашивать, ждать хотя бы каплю драгоценного внимания, то и во взрослой жизни она будет искать и отчаянно просить любви у мужчин, и будет готова идти на любые жертвы ради той самой капли внимания. Но если папа любит свою дочку так, как любят принцессу, то эта принцесса вырастет Королевой, и мужчины будут ее ценить и уважать, а если кто-то и посмеет проявить к ней насилие в любом его проявлении – выросшая девочка, не терпя этого ни единой минуты, тут же уйдет туда, где к ней по-прежнему будут относиться, как к принцессе. Потому что она знает: мужчина должен ее любить не меньше, чем любил ее папа, а иначе зачем ей это все?

Мама – это модель нашего, девочек, будущего. Мы смотрим на маму, и что-то нам в ней не нравится, но, как правило, именно этими качествами мы сами обладаем спустя десятилетия. Даже против собственной воли. Если мама контролирует каждый наш шаг, то, как бы нас ранее это не раздражало, и мы во взрослой жизни ищем, кого бы подвергнуть своему безоговорочному контролю. Если мама и знать не хочет о личных границах дочери, то и девочка, которая так мечтает выстроить свои собственные границы, лишь немного повзрослев, начнёт безжалостно нарушать чужие, при этом продолжая страдать от того, что сама является не защищённой от окружающих.

Когда мама заботится о том, чтобы её дочь имела свое психологическое пространство, не посягает на неё, как на свою собственность, не травмирует её нежное естество упрёками сходства с отцом (в чем вообще крайне глупо обвинять детей, которые своих родителей не выбирали), дочь вырастает уверенной в себе женщиной, которая умело дистанцируется от всего, что приносит ей дискомфорт в жизни, а так же не распространяет сферу своего единовластия на родных и близких.

Увы, мне не повезло. Знаю, что и многим другим тоже.

Собственное мнение, зарождающееся порой в моей голове, не приветствовалось. Мама всегда знала лучше меня. Так надёжнее, так правильнее, и (моё «любимое») – так Практичнее.

Жили мы не богато. Я бы даже сказала – бедно. Ещё раз повторюсь, что я благодарна маме за все, что она делала тогда для нашего с ней выживания. Но я была ребёнком… Когда мне было 8-9 лет, моя бабушка переехала в Москву. Она иногда высылала нам с мамой посылки. Там было все: продукты, чай, кофе, одежда, канцелярия для школы. Иногда мама продавала вещи, которые были предназначены мне. В мои двенадцать лет бабушка прислала модные тогда ботфорды: высокие со множеством петелек для шнуровки на высокой подошве. Я мечтала о таких и тут же влюбилась в них. Я сходила один раз в них в школу, но на следующий день я их уже не надела. Предположу сейчас, что мама не разрешила, объясняя непрактичностью или непогодой. Когда я вернулась из школы, ботинок дома не было. Мама их продала… Это был удар. Я не могла ни понять, ни принять. Да и сейчас не могу. Да, признаю, финансовое положение было крайне тяжёлым. Но даже сейчас, имея двоих детей и периодически оказываясь в сложной жизненной ситуации, я не понимаю, как можно было так поступить.

Такое ощущение, что мое детство