Мысли и изречения великих. О богах, жизни и смерти - Анатолий Кондрашов

Эту являющуюся неразлучным спутником человеческой натуры всеобщую склонность, если не врожденный инстинкт, верить в невидимую разумную силу можно расценивать как некий род знака или клейма, проставленного божественным мастером на своем изделии; и, несомненно, ничто не способно больше облагородить человека, чем то, что он таким образом избран из всех других частей творения и носит на себе образ или отпечаток всеобщего Создателя. Но посмотрите на этот образ, каким он появляется в распространенных религиях этого мира. Как изуродовано божество в наших представлениях о нем! Какие капризы, нелепости и безнравственность приписывают ему! Насколько его качества ниже даже тех, которые мы в обычной жизни с полным основанием считаем характерными для разумного и добродетельного человека!

Бог не может и не хочет позволять господствовать над душой никому, разве лишь самому себе.

Я верю в Бога, потому что я творю Бога.

Не думаю, чтобы я в своей жизни испытывал потребность в каком-то существе вроде Бога.

Возможно, религия мертва, и если это так, то нам лучше знать об этом и отправиться на поиск новых источников духовной силы, пока еще не слишком поздно.

II

Все религии основаны на страхе многих и ловкости немногих.

Бога изобрели, чтобы объяснить загадку. Бога всегда изобретают, чтобы объяснить непонятное. Когда же вы наконец открываете, как что-то работает на самом деле, то получаете некие законы, которые вы отнимаете у Бога; для этого он вам больше уже не нужен. Но он нужен для других загадок. А следовательно, вы оставляете его как творца Вселенной, потому что сами еще до этого не додумались. Он нужен вам для понимания таких вещей, которые, по вашему мнению, законами не объяснить, – сознания или жизни и смерти (почему продолжительность жизни ограничена определенным сроком), и т. п. Бог всегда связан с тем, чего вы не понимаете.

Никто из когда-либо живших не знает больше, чем вы и я, о том, что будет дальше; а вся религия – просто порождение хитроумия, страха, жадности, фантазии и поэзии.

Кто не знал горя, не знает и религии.

Именно стремление быть одним-единственным народом побудило древних евреев измыслить одного-единственного Бога, чьим одним-единственным народом они намеревались стать.

Этот Страх невидимого и есть естественное Семя того, что называют Религией.

Человек не способен жить без постоянной веры во что-то бессмертное в себе, хотя как это бессмертное нечто, так и сама эта вера могут быть постоянно скрытыми от него. Один из способов, посредством которых это скрытое может выражать себя, – вера в личного бога.

Оглянувшись в самое начало, мы обнаружим, что богов создали невежество и страх; что воображение, энтузиазм и обман украсили или исказили их; что слабость поклоняется им; что легковерие сохраняет их; и что обычай и тирания поддерживают их, чтобы поставить себе на службу глупость человеческую. Если незнание природы породило богов, то знание природы должно их уничтожить.

Религия начинается там, где заканчивается знание.

Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: «бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!» И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: всё равно падут пред идолами.

Если бы меня заставили дать определение религии, то я сказал бы, что она – повязка, изобретенная человеком для защиты души, истекающей кровью из-за ран, которые нанесла жизнь.

Наша надежда на бессмертие не вырастает из какой-либо религии, но почти все религии вырастают из этой надежды.

Основа для поклонения – удивление.

Жизнь здорового человека, в сущности, лишь бегство, в котором он сам себе не признается, – бессознательное бегство от мысли, что рано или поздно придется умереть. Болезнь же всегда одновременно и напоминание, и испытание сил. Вот почему болезнь, боль, страдание – важнейший источник религиозности.

Бог – это понятие, с помощью которого мы измеряем нашу боль.

С незапамятных времен Бог является прибежищем для неумелых, беспомощных и обездоленных. В Его объятиях они находят не только «островок безопасности», но также и нечто вроде чувства превосходства, лестное для их больного самолюбия: Он поставит их над теми, кто лучше их.

Страх и необходимость вынуждают любую религию зарождаться и выползать на свет по малоизученным окольным тропинкам разума.

Люди ищут пути на небо по той простой причине, что они сбились с дороги на земле.

Религия имеет своей основой, преимущественно и главным образом, страх. Отчасти это страх перед неизвестным и отчасти желание ощущать, что есть некто вроде старшего брата, который будет стоять рядом во всех ваших бедах и спорах… Миру необходимы знание, доброта и мужество; ему не нужны сожаления о прошлом и опутывание свободного разума словами, произнесенными в далеком прошлом невежественными людьми.

Я в этом мире страдал слишком много, чтобы не надеяться на другой.

Какая жалость, что в Англии нет иных развлечений, кроме греха и религии.

Религия нуждается в вечном мраке невежества, нужды, технической беспомощности, некультурности.

Религия есть иллюзия и черпает свои силы из того факта, что она соответствует нашим подсознательным желаниям.

Официальная религия сильнее всего там, где процветают порок, рабство, тирания и невежество. Там, где люди свободны, просвещены и заняты, они находят все наслаждение, которого требует их душа, в своих занятиях и прекращают искать вне себя нечто, дающее им душевный покой. Они в мире с собой, в мире с человеком и Богом.

Я делаю пожертвования всем религиям – боюсь потерять загробную жизнь из-за какой-то формальности.

Уничтожая суеверие, мы не уничтожаем религию.

В большинстве случаев мы держимся за Бога для того, чтобы отомстить жизни, чтобы наказать ее, чтобы показать, будто способны обойтись без нее, будто мы нашли нечто лучшее, а еще мы держимся за Бога из-за страха перед людьми.

Весь религиозный облик современного мира обусловлен отсутствием в древнем Иерусалиме лечебницы для душевнобольных.

Богам нужна вера, а человеку нужны боги.