Саид - Джавид Алакбарли

много, и я не буду их излагать. В общих чертах это достаточно хорошо понятно и мне, и вам. А вот в этих двух областях с минимальными вложениями можно достичь фантастического результата.

– Какого? Ты надеешься на то, что твои выпускники потом будут за гроши работать в Академии наук?

– А вот это мы с вами потом обсудим. Я всё же хочу создать специальный фонд для финансирования научных исследований.

– Плохо я во всё это верю. Да и зачем тебе это?

– Поймите, что сейчас очень нужны не просто люди, которые будут после университета заниматься наукой. Нужна элита. Научная и творческая. Она не может возникнуть из ничего. Необходим толчок. Ну, ещё и среда. Я принципиально не хочу принимать в вуз тех, кто, получив математическое образование, уйдёт в какой-то банк и будет там заниматься финансовой аналитикой. Или же, овладев арабским языком, станет всего-навсего гидом для иностранных туристов. Не мне вам говорить, что сейчас уже нет Советского Союза, который обеспечивал приток в науку талантливой молодёжи.

– Ты не сможешь поменять сложившуюся ситуацию. Это абсурд. Ложные надежды и пустая трата денег.

– Разные всякие социологи уверены, что нынче лишь дети из очень обеспеченных семей могут себе позволить заниматься тем, что не приносит сиюминутный доход. Вопрос лишь в том, захотят ли они это делать и хватит ли на это их ума и таланта. А одарённый, но бедный человек всегда пытается обеспечить себе какой-то прожиточный уровень. В силу этого он выбирает лишь определённый спектр специальностей. Я всё же хочу своим проектом хоть немного повлиять на формирование будущей элиты. Ну, что, поможете мне? Пойдёте ко мне работать?

***

Тон моего сына был просто недопустимым. Откровенно злым и агрессивным.

– Ну и к чему вся эта твоя учёность? Кому нужны все эти книги, которые ты не перестаёшь писать? Я же вижу, что это никому, кроме тебя, абсолютно не интересно. Ведь именно таким образом ты пытаешься подпитывать своё эго. А о нас ты подумал, когда обрёк всех нас на нищенскую жизнь?

Сын пришёл ко мне в тот день только потому, что ему вдруг понадобилась немалая сумма денег. И неожиданно ему пришла в голову странная мысль, что где-то у меня, в убогой квартире, может вдруг заваляться такая сумма. Да вся моя квартира стоила меньше, чем те деньги, которые непонятно зачем вдруг ему срочно понадобились.

Я не видел его, наверное, лет пять. После нашего развода жена не очень поощряла мои контакты с ним.

Я переписал на него нашу прекрасную квартиру в центре и купил себе совершенно убогое жилище на окраине города. У них с матерью сложился такой образ жизни, от которого я был очень далёк. Именно в силу этого я никогда не вникал в детали взаимоотношений в их новой семье и чётко понимал, что они живут в абсолютно другом мире.

Увидев на моём лице замешательство от озвученной им суммы, сын как-то очень зло усмехнулся и начал звонить по мобильному телефону. Видимо, разговором он остался очень доволен. Уже улыбался.

– Мама говорит, что ты всю жизнь смеялся над её теперешним мужем. Мне он тоже не очень нравится. Сейчас он не в Баку. Но, тем не менее, как видишь, смог одним своим звонком решить мою проблему. Я вот сейчас прямо пойду и заберу ту сумму, которая ввергла тебя в состояние шока. Всё-таки правильно сделала мама, что бросила тебя. Такие люди, как ты, вообще не должны создавать семью и заводить детей. Ты никогда об этом не задумывался?

У меня не было ответа на эти вопросы. И не могло быть. Ведь всю жизнь я, с точки зрения окружающих, искал непонятно что и неясно зачем. Хотя мне самому всё-таки казалось, что я ищу истину. Конечно, я никогда не надеялся на то, что её поиски дадут чело веку средства к существованию. Но я искал и нашёл, в конце концов некий компромисс.

Всем хорошо было известно, что востоковеды в советское время жили лучше многих. Работали несколько лет в арабских странах, зарабатывая на кооперативную квартиру и автомашину. Потом год-два отсиживались в стране, формально числясь или действительно являясь исследователями или преподавателями, а затем опять уезжали. И так далее. Всё повторялось именно по такой схеме почти до самой пенсии.

Такой образ жизни не миновал и меня. Считалось, что я являюсь одним из лучших бакинских арабистов. Именно прекрасное знание языка позволило мне несколько лет тесно поработать с экономической и политической элитой разных арабских стран. Ещё молодым человеком я очень многое понял и переосмыслил, находясь именно в центре арабского мира. Все ценности этой цивилизации, вплетаясь в фантастическую смесь азербайджанской и русской культуры, бытовавшей в Баку, и сформировали меня.

В среде же переводчиков, куда попадали все, кто приезжал сюда по линии комитета по экономическому сотрудничеству, меня считали просто человеком не от мира сего. У них считалось нормой постоянное об суждение, сколько и на каких рынках стоят золотые изделия в той или иной арабской стране. И они всегда знали, насколько выгодно их можно перепродать в Советском Союзе.

При этом ещё шёл постоянный подсчёт того, сколько на чёрном рынке стоит та псевдо-валюта, которую выдавали нам в качестве зарплаты. Почему-то их называли чеками. Они были разные и всякие. Этим людям всегда было хорошо известно, что надо купить на эти чеки в валютном магазине «Берёзка». При этом они всегда чётко знали, где и с какой выгодой можно будет всё это потом перепродать.

А я же в свободное время читал рукописи, что были в хранилищах библиотек тех арабских стран, куда меня забрасывала судьба. Ну, а ещё какие-то яркие работы типа «Ориентализма». Если бы не то обстоятельство, что являлся я специалистом высочайшего класса, то, видимо, и дня я не смог продержаться в этой среде, полной разных и всяких ядовитых тварей. На меня стучали. На меня писали доносы. Меня много раз пытались оклеветать.

При этом меня ещё неоднократно пытались лишить доступа к высшим лицам арабских государств. В посольстве уже имелась не одна папка с заявлениями моих коллег о том, что после завершения переговоров и требующей моего присутствия процедуры перевода, арабы нередко оставляют меня для ведения разных всяких доверительных бесед. Сам этот факт трактовался ими как настоящее предательство. Почти как преступление. Словом, всё было как в известной час тушке:

– Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину про дашь.

Видимо, каждый раз меня спасало лишь то, что я сам