Система пожаротушения - Петр Романенко

– Давайте отсидимся в воронке, пока не кончится обстрел, – предложил Николай.

– Нет, надо побыстрее уходить из-под обстрела; вперёд, короткими перебежками, – скомандовал Семён.

Вдруг разверзлась земля – ослепительная вспышка, оглушительный взрыв, комья земли, свист осколков. Семён видел, как упал Николай. Он хотел подбежать и помочь ему, но ноги не слушались; боли он не чувствовал, но закружилась голова, затошнило, и он потерял сознание. До наших траншей оставалось метров двадцать. Ещё одного разведчика из группы обеспечения контузило, а немец отделался лёгким ранением. Видать, свои пули и осколки облетали его.

Немцы, войдя в посёлок, согнали всех жителей к школе и объявили новый порядок:

* вся власть принадлежит немецкому командованию, жители должны неукоснительно выполнять его приказы.

* Колхозы распускаются, но жители должны работать – им, дикарям, выпала честь работать на великую Германию.

* За неповиновение – расстрел, за укрывательство коммунистов и красноармейцев – расстрел, за помощь партизанам – расстрел. Был назначен староста. Старостой назначили Степана Борисенко. Борисенко был сильно огорчён и напуган, отказывался, ссылаясь на свой недуг, умолял, возражал. Но немцы возражений не терпели.

– Это приказ, а за невыполнение приказа – вы сами только что слышали.

Через несколько дней появился полицейский. Это был мужик из другой деревни, многие его знали ещё до войны. Он сильно выпивал, и перед войной его посадили на пять лет за то, что он украл из колхозного тока полмешка зерна и променял его на бутылку самогона.

Борисенко впоследствии оказался для односельчан хорошим старостой. Будучи в управе, он знал планы и намерения немцев и предупреждал жителей.

– Галя, выйди на минутку, – стучал он в окошко, – отправь дочку куда-нибудь из посёлка, пусть побудет у бабушки в Демьянках дней пять. Немцы собираются отправлять в Германию на работу молодых девок.

– Анна, спрячь подальше корову, немцы хотят забрать весь скот и угнать в Германию, передай другим, только осторожно, не подведите меня.

Забегая вперёд, скажу, что, когда пришли наши, Степана Борисенко арестовали, и больше его никто не видел; говорят, что его расстреляли за сотрудничество с немцами, разбираться долго не стали – так проще.

Семён и Женька каждый по-своему таили в душе ненависть к оккупантам. У каждого были свои счёты. В жизни часто так бывает, что два человека, заряженные одинаковой сильной энергией, направленной к одной и той же цели, притягиваются и непременно пересекутся. Встретились и Семён с Женькой. Как-то Семён обратил внимание на то, что Женька часто крутится поблизости от немецких машин, от солдат, проявляя неподдельный интерес к оружию. Он явно что-то затевал. Семён встретился с ним, пригласил его к себе домой.

– Женька, что ты задумал, рассказывай, только не ври.

– Я ненавижу их, они дядю Колю убили, я буду их убивать.

– Как же ты будешь их убивать, научи?

– Подойду, выхвачу у немца автомат и застрелю его.

– Ну, ты смотри, как всё просто! Выброси эту авантюру из головы. Ты лучше сделай то, что тебе по силам.

– Что, например?

– Видел, немцы собрали наших коров для отправки в Германию?

– Видел, стоят в загоне у коровника.

– Ты можешь их оттуда выпустить?

– Раз плюнуть – снять две жерди, и они сами разбегутся, могу пойти и сделать это хоть сейчас.

– Не торопись, это так не делается. Ты понаблюдай денек-другой, узнай, как они охраняются, как к ним незаметно подойти, как быстро снять эти жерди.

– Я и так знаю: охраняет их пьяница полицай, а подойти незаметно легко – рядом кусты.

– Это хорошо, но самое главное – как только выпустишь коров, сразу уходи из посёлка. Есть куда?

– Можно в Азаровку к тётке.

В эту ночь полицейский был мертвецки пьян и спал сидя, прислонившись к стене коровника. Женька уверенно, но осторожно, вздрагивая, однако, при каждом шорохе, пробрался к загону и без труда снял две жерди, освободив тем самым выход. Коровы немного ещё постояли, как бы раздумывая, идти или нет, не наругают ли их немцы за это, и, не торопясь, разбрелись в разные стороны. Утром стало видно – загон пуст. Кто это сделал, нетрудно было догадаться, но Женька уже исчез. Женька ушёл, но ниточка потянулась к Семёну. Ясно, что мальчишку кто-то научил, а раз Женьку очень часто видели с Семёном, то Семёна арестовали. Семён не скрывал враждебного отношения к фашистам, открыто высказывая это при всех. Он вообще удивлялся, почему немцы до сих пор его, красноармейца, не расстреляли. Он искал смерти. Жить калекой он не хотел, он думал, искал варианты, как подороже отдать свою жизнь, как рассчитаться за свои ноги. Не успел.

Вскоре произошло ещё одно событие. Немцы собирали для армии тёплые вещи у населения окрестных сёл и свозили на склад в нашем посёлке. Под склад был приспособлен колхозный амбар – просторное деревянное помещение с соломенной крышей. Охранял склад вначале полицейский, но после происшествия с коровами ему склад не доверили – поставили немецкого часового. Буквально через неделю склад сгорел. Часовой был убит. Это было дело рук не наших жителей – у нас это сделать было просто некому. А через два дня за посёлком был найден убитый офицер. Стало ясно, что появился какой-то неизвестный мститель.

У всякого события есть две стороны – хорошая и плохая. Уничтожая фашистов, он делал хорошее дело. Но в то же время он создавал проблемы жителям. Пока немцам не докучали, они вели себя спокойно. После поджога склада и убийства немцев начались аресты и расстрелы. Расстреляли Семёна, расстреляли двух девушек, правда, из соседнего села, заподозрив их в связях с партизанами. Застрелили бабку Исачиху. Бабка Исачиха, я считаю, сама нарвалась.

Баба Дуня сильно затосковала, когда забрали корову во второй раз, будто бы лишилась близкого родственника. Она каждый день подходила к загону и смотрела на свою Зорьку. В этот день ей стало совсем невмоготу, она решила пойти на свидание с Зорькой и отнести ей передачу – охапку свежего сена. Бабка пришла к загону, позвала корову. Она подошла. Исачиха стала её гладить, кормить травой и, когда полицейский куда-то отлучился, она взяла корову и повела домой. Немцы увидели её, когда бабка с коровой отошла на приличное расстояние. «Хальт! – крикнул немец. – Стой»! – пояснил он на ломаном русском языке. Бабка Исачиха или не слышала, или решила – всё равно пропадать, если немцы не убьют, так с голоду умрёшь без коровы. Она продолжала идти. Немец выстрелил – попал, бабка Исачиха упала – скончалась на месте.

Немцы вообще планировали какую-то карательную акцию против жителей посёлка. Об этом узнал староста Борисенко. Он и оповестил односельчан. Было решено тайно ночью уйти всем в лес. Лес с незапамятных времён был в наших краях лучшим другом и защитником для жителей. Он прятал беззащитных людей от захватчиков, беглых – от преследователей, жертв – от палачей. Удивительно, как мог Борисенко, помогая жителям, не вызывать подозрения у немцев – Штирлиц какой-то.

– Ну и как же вы жили там в лесу?

– Жили в постоянном страхе. Большой удачей было то, что почти всем удалось увести с собой коров. Разговаривали шёпотом, а если у кого замычит корова, готовы были его съесть. Ушли подальше в лес, боялись, как бы немцы не обнаружили. А немцы в лесу не появлялись; наверное, боялись партизан – где-то в окрестностях Куркович базировался партизанский отряд; а, скорее всего, им было не до нас – дела на фронте шли неважно, после Курска наши наступали.

И вот пришли наши. Этот день мне очень хорошо запомнился. Это была разведка, пять человек. Не передать, сколько было радости и ликования, бабы плакали навзрыд от счастья. Разведчики расспросили, есть ли в деревне немцы, успокоили нас, сказали, что скоро немцев прогонят. Мы, осмелев, выдвинулись поближе к деревне. Выглядывая из кустов, мы видели, как немцы, торопясь, уходили из деревни. Видели, как солдат с пылающим факелом подходил к каждой избе и поджигал её. Деревянные избы с соломенными крышами вспыхивали мгновенно и превращались в огромные факелы. Мы с тупым оцепенением смотрели на это зрелище. Эмоций не было, никто не рыдал, не бился в истерике. Бабы смотрели и просто констатировали:

– Вон Галина хата горит, а вон Анисьина, сама загорелась – близко стоит, вон пошёл к Дусиной. А школу не поджигают.

Когда немцы ушли, мы вышли из леса, пришли в деревню. Теперь бабы заголосили, увидев одни пепелища. Ни один дом не уцелел.

– Ну и как же вы потом жили?

– Ужасно. Было очень трудно. Моя мать вышла из леса с четырьмя детьми и двумя стариками. Слава богу, корова уцелела. С нами была ещё тётка с тремя детьми. Как жить, что делать? Погоревали, потужили, но надо же что-то делать, пока лето. Решили выкопать землянку. Выкопали, кое-как утеплили – перезимовали. Одиннадцать человек в землянке.

– А дальше как, в землянке жили?