Свободные (СИ) - Эшли Дьюал

- Не нужно так тереть.

- Без разницы, - она нервно дергает головой, и моя рука падает вниз. Мы выходим на улицу, идем к подержанной, длинной Хонде. Все думаю о том, как бы продолжить злиться, но не могу. Почему-то все мое недовольство исчезает, едва я вижу перед собой ту маму, которая дула мне на коленки, сушила волосы, учила готовить яблочный пирог. Странно, как же человек может сочетать в себе такие поразительно непохожие вещи. И ведь всему виной это банальное желание жить: жить лучше. Мы отчаянно верим, что где-то кому-то гораздо легче, чем нам. И мы стремимся к идеалу, которого, на самом деле, не существует. – Ты зачем приехала?

- Я волновалась.

- Я сама могу о себе позаботиться. Не надо меня контролировать, Зои.

- Я не контролирую, просто тебя долго не было. А ты пообещала…

- Знаю, знаю, - она нервно достает из сумки ключи. Обходит машину, стуча по мокрому асфальту каблуками, и ловко запрыгивает в салон. Уже внутри она вновь начинает, - на моей работе тебе делать нечего.

- Хватит, а? Я же сказала, что просто не могла найти себе места. А ты, кстати, должна была прийти еще утром. Сейчас, сколько времени? Сколько? – Пожалуй, я нагло пользуюсь тем, что мама для меня скорее подруга, нежели родитель. Разница в возрасте у нас смешная. Она узнала о беременности, едва ей стукнуло семнадцать, а мой отец – или как еще называют человека, чье семяизвержение предопределило твое рождение – исчез практически в ту же секунду. Вот вам и конец судьбоносного уравнения: молодость плюс любовь определенно не равняется счастливому будущему.

Мама резко выворачивает руль, и машину неуклюже ведет в сторону. Сгибаю бровь:

- Ты в порядке?

- Конечно, в порядке. Просто терпеть не могу, когда ты меня не слушаешь. Не надо тебе шляться у меня на работе, уяснила? Ты не должна там находиться. Не должна видеть меня в таком виде.

- Перестань.

- Не перестану, - она отрывает взгляд от дороги. Смотрит на меня серьезно, и вроде как пытается спугнуть, однако я вижу лишь красивую женщину с пухлыми губами и широкими, острыми скулами. С едва заметными ссадинами от жесткой мочалки. С синяками под глазами от бессонной ночи. – Жди, звони, но бар обходи стороной. Я не для того терплю застрявшие в заднице стринги, чтобы ты забегала к нам на огонек.

- Боже, тогда перестань пить с этими проститутками.

- Контролируй, что говоришь!

- Мам, брось это.

- Разговор окончен.

- Почему?

- Потому что я так сказала. Не хватало, чтобы ты мне еще нотации читала. Зои, это не твое дело.

- Я просто хочу, чтобы ты…

- Что? – Она вновь бросает на меня дикий взгляд и пожимает плечами. На ее губах ярко-алая помада. Единственный штрих, от которого она никогда не избавляется. – Чтобы я стала лучше? Изменилась? Я классно провела время, и мне хочется и дальше его так проводить. Это не конец жизни, я не обязана сидеть дома, напевая тебе колыбельные, так ведь? Ты же у меня уже взрослая, вот и дай мамочке пожить.

- Это просто немыслимо. – Удивленно фыркаю. - Живи, пожалуйста, ради Бога. Только не надо сходить с ума и…

- Хватит.

- Но я, правда, волнуюсь.

- Волнуйся, сколько влезет, а на работу ко мне не суйся. Услышала?

- Но…

- Услышала?

Недовольно скрещиваю на груди руки. Разве это честно? Так и хочется закричать: ты же моя мама, черт тебя за ногу! Ты должна понимать, что упиваться в компании каких-то шлюх неправильно! И жить так неправильно! Ладно, да, нам нужны деньги. Для того и приходится работать в этом мерзком баре. Но чтобы еще и удовольствие получать? Отмечать, выманенные кружевными трусами, деньги? Тратить их так бескорыстно, будто дома в лишней сотне никто не нуждается? Нет, этого я определенно не понимаю.

- Что? – рявкает она, наверняка, увидев мое перекошенное от недоумения лицо.

- Ничего.

- Зои, прошу тебя, был сложный день.

- Я и молчу.

- Пожалуйста, солнышко, я не хочу ссориться.

- Мы и не ссоримся. Все в порядке. – Вздыхаю и поражаюсь, как же она так быстро сумела успокоиться и переключиться на Миссис Заботливая Мама. Может, действительно, есть особая кнопка? – Ты не думала о том, что я не вмешиваться хочу, а просто пытаюсь помочь?

Мама опять не смотрит на дорогу. Встречается со мной взглядом и усмехается.

- Когда за плечами столько ошибок, надеешься, что хотя бы дети сумеют их избежать. И я знаю, ты лучше меня, умнее. Поэтому не ходи за мной. А иди своей дорогой. И не в сторону этого отвратительного бара. А выше, Зои, настолько выше, насколько сможешь.

- Мам, я обожаю тебя, просто я за тебя боюсь. Алкоголь, он…

- …средство против многих неприятностей. Я не помню себя в твоем возрасте, вот и пытаюсь наверстать упущенное.

- Упущенное не наверстаешь.

Мама вдруг искренне смеется. Отрывает правую руку от руля и игриво взъерошивает мои и так спутанные волосы. Хихикает:

- Ну, голова же! Откуда такие мысли? Не в отца, зуб даю! В меня что ли?

Наконец, улыбаюсь.

- В кого ж еще. Идеальная мамочка, - сжимаю ее пальцы.

- Солнце, прости, что сорвалась. Не могу видеть тебя в баре, хоть тресни. Это как ножом по сердцу, понимаешь? Ты еще и застала меня в таком виде. Боже. Если решишь найти себе новую мамашу – я возражать не стану. Честное материнское!

- Нарываешься на комплименты, да?

Мама улыбается, широко, искренне. И это последнее, что я вижу, прежде чем нашу машину таранит нечто гигантское.

Успеваю уловить в воздухе чей-то крик. Думаю, он мой. Но кто знает? С мамой голоса у нас схожи. Может, это она мне что-то сказала? А затем мне жутко больно, будто разом все тело разламывают на две части. Я давлюсь собственным ужасом и вдруг отключаюсь.

Не знаю, сколько проходит времени. Открываю глаза и тут же испускаю болезненный стон от пронзившей все мое тело дикой боли. Темно, мне темно! Я пытаюсь дотянуться руками до лица, но не могу даже пошевелиться, и мычу нечто несуразное, ерзая вверх головой на сидении. Что происходит? Где я? Что за запах? Мама? Где ты? Почему ты не смотрела на дорогу? Почему я тебя отвлекала? Грудь разрывается от рыданий, которые не способны выйти наружу, и я только и делаю, что верчусь, стону, опять верчусь. Наконец, высвобождаю руку из-под какого-то тяжелого, острого куска металла и смахиваю с глаз черную пелену. Она липкая. Смахиваю еще раз и понимаю: это кровь. Она везде! Повсюду! Течет по моему лицу, щекам, подбородку, падает куда-то на перевернутую крышу автомобиля. Перевернутую… Нас протаранили. Нас могли убить!

- Мам, - хриплю я. В горле, будто тысячи осколков. – Мам! Мама!

И я тяну свободную руку к ней, и вдруг замираю. Кажется, это ее лицо. Оно тоже липкое, и оно жутко холодное. Не знаю, что в тот момент до меня доходит, но я вдруг взрываюсь таким диким плачем, что разбитые окна в машине неприятно и тягуче дребезжат. Извиваюсь изо всех сил и отталкиваюсь сдавленными ногами от пола.