Свободные (СИ) - Эшли Дьюал

- Пережить бы этот день.

- Кстати об этом. – Мне не нравится тон парня: какой-то неуверенный и виноватый, и поэтому я тут же перевожу на него взгляд. – Тот псих…

- Какой псих?

- Который хотел выпотрошить из меня внутренности.

- Блондин с кошачьими глазами?

- Да-да! Именно он. Так вот. Он…

- Что? – тяну я и полностью поворачиваюсь к брату. Тьфу. К другу. Или не знаю к кому, в общем. – Что ты мямлишь. Говори нормально. Сейчас ты не пьян и не убегаешь от качков.

- Зои, он учится в нашем лицее.

- Что? А я-то думала, хуже быть не может!

- Это ерунда, на самом деле, - добавляет Саша и как-то нервно поправляет ярко-красный галстук. – Я учусь с ним всю жизнь, и столько же он планирует стереть меня в порошок. Но, как видишь, я цел и невредим.

- Ты говорил, что ты – труп, - недовольно напоминаю я и мгновенно завожусь, осознавая насколько паршива ситуация. – Я помогла потому, что думала, у тебя серьезные проблемы!

- Так и есть. Просто эти проблемы немного затянулись.

- Затянулись? Боже, да я ведь ему соврала, и он это понял. А эти лысые секьюрити рядом с ним…, ужас! Что ты на самом деле натворил? Дело ведь не в рыжеволосой отличнице, правда? Скажи честно.

- Пока рано говорить честно, - передразнивает меня Саша и довольно лыбится, будто только что сморозил отличную шутку. – Все будет хорошо. Не бойся.

- Я и не боюсь.

- Тогда, тем более, не кипишуй.

- Почему ты так говоришь? Это ведь опасно. В прошлый раз тебя сильно избили, ты был испуган, растерян. Неужели ты не понимаешь, что может произойти сегодня?

- Нет, Зои, это ты ничего не понимаешь, - резко отвечает парень и вдруг смотрит на меня так обижено и недовольно, что я замираю. Понятия не имею, чем вызвала такую реакцию, но мне определенно становится не по себе. – Забудь.

- Но…

- Забудь, - твердо повторяет он. – Жаль, что я втянул тебя в это, но просто поверь мне на слово. Ладно?

Киваю и растеряно скрещиваю на груди руки. Возможно, я перешла черту, ведь, в конце концов, о Саше мне ничего не известно. И, тем не менее, интуиция подсказывает быть наготове: кто знает, что меня ждет.

Мы останавливаемся около кривого, изломанного здания в стиле деконструктивизма, которое визуально отражает всю агрессивность и враждебность местных взглядов, и я тут же чувствую, как в тугой узел поочередно скручиваются мои органы: чего ожидать от учеников данной школы? Наверняка, они такие же непростые и замысловатые, как и острые, титановые пики, тянущиеся к небу из кирпичного фасада. Саша хлопает дверцей, а я срываюсь с места только после нескольких громких вздохов и мысленного пинка под зад. В конце концов, чего именно я боюсь? Перемен? Людей? Осуждения? Нужно относиться проще к тому, что сейчас со мной происходит. Неважно, что будет дальше, главное – я не перестану быть той, кем я всегда являлась. А мне ведь многое пришлось пережить, не самое хорошее. После побоев некоторых маминых ухажеров, после поздних походов в клуб, разговоров со смердящими алкоголиками, танцовщицами, наркоманами – нынешнее состояние дел не должно внушать мне никакого ужаса. Вот только неясно, почему же так сильно хочется сорваться с места и броситься наутек.

За то время, пока мы доходим до огромных, стеклянных дверей, меня успевают осмотреть и отсканировать сотни любопытных, удивленных взглядов. Я стараюсь не обращать на них внимания. Иду, держусь рядом с Сашей, но, то и дело, ловлю себя на мысли, что неосознанно сжимаю в кулаки руки. Изо всех сил.

- У нас есть правила, - говорит Саша по пути в кабинет директора, и я концентрируюсь на его голосе, одновременно пытаясь абстрагироваться от окружающего мира. – Прогулы – плохо. Форма – хорошо. Внеклассная деятельность – очень хорошо. Драки – отлично, но, если честно, я бы не советовал. Захочешь пустить слухи – дерзай, источник не найдут, уверяю. А вот если решишь выяснить с кем-то отношения – сто раз подумай. Последствия печальные и обычно обсуждаемые. Бурно обсуждаемые.

- Просто Беверли-Хиллз.

Саша усмехается, а я осматриваю огромные, прозрачные окна, из которых состоят практически все коридоры. От того мне кажется, будто я попала в бесконечный, светлый лабиринт из чьих-то лиц, отражений, зеркал. Удивительное зрелище. Никогда еще не видела подобного сочетания простоты и шика. Само слияние этих слов немыслимо. Однако именно это я и ощущаю: воздух, пространство, свободу. Свобода повсюду, и одновременно нигде.

- Ты учишься здесь всю жизнь. – Это не вопрос, но Саша все же отвечает.

- Да. Сколько себя помню – постоянно тут.

- Удивительное пренебрежение к тому, что в глазах других делает тебя счастливчиком.

- Что именно? Окна? Алгебра? Итоговые экзамены? Или, может, ежемесячные сборища в актовом зале, где рассказывают, кто и когда прокололся?

- Видел бы ты мою прежнюю школу. Не выделывался бы.

- Да это не школа, а Колизей. Каждый день – борьба то с учителями, то со сверстниками.

- Везде так.

- Не везде, - вдруг серьезно отвечает парень, и я неосознанно перевожу на него взгляд. – В обычных школах дети просто хотят быть лучшими. А в моей школе все рвут глотку за то, чтобы не стать худшим.

- Какая разница?

- Большая. Стремление развиваться или стремление пройтись по чужим головам? Я не знаю, как там – за пределами моей прочной скорлупы – но у нас здесь сплошное соревнование. И цель – не стать победителем. Да, все хотят выиграть. Но еще больше все хотят выиграть у кого-то. Обойти его. Унизить. Поразвлечься. Самоутвердиться за счет его неудачи, а не за счет собственной победы. Это напрягает.

Саша говорит так, будто, действительно, знает, в чем дело. Будто прошел через подобное, и не один раз. Поэтому я поправляю волосы и тихо спрашиваю:

- А ты, к какому же типу относишься?

- Угадай, - он кривит подбитую губу, смотрит на меня, а я уже знаю ответ. Едва ли крутой парень искал бы спасения посреди ночи в каком-то вшивом мотеле. – Если ты думала, что дружба со мной облегчит тебе жизнь, ты, к сожалению, ошибалась.

Теперь я слышу обреченность. Саша вроде пытается улыбаться, но я вижу: ему обидно. В чем же он провинился? Как накосячил? Почему-то я уверена, он не сделал ничего такого, что чуждо всем, кто учится в этой школе. В очередной раз поражаюсь тому, насколько жестоки именно дети. Они грызут друг друга похлеще взрослых, не имея на то никаких причин. А главное – им кажется, что они поступают верно. И тут уж сложно понять, чья вина лежит у основания. Наверно, все зависит от самого человека, от его личностных качеств. Однако, вот уж парадокс, наше современная тинэйджерская толпа заведомо исключает понятие личности. Ведь если ты не со всеми – ты против всех. Если ты не такой же – ты чужой. То есть надо быть кем угодно, лишь бы не тем, кем ты являешься на самом деле.