Три гроба - Джон Диксон Карр

все загадки на манер детективной истории. То были увлекательные вечера, атмосфера которых слегка напоминала деревенский трактир, хотя происходило все в укромном уголке Блумсбери, залитой светом газовых фонарей. Да, то были увлекательные вечера – пока в ночь на 6 февраля предвестие грядущего ужаса не ворвалось так же внезапно, как ветер, распахивающий настежь дверь.

Как рассказывает Миллс, в ту ночь дул пронзительный ветер и все предвещало, что вот-вот повалит снег. Кроме него и Гримо, у очага сидели только Петтис, Мэнган и Барнаби. Профессор Гримо, покачивая в такт своим словам зажатой в пальцах сигарой, вещал о вампиризме.

– По правде говоря, меня удивляет ваша позиция, – сказал Петтис. – Сейчас я изучаю только беллетристику, только выдуманные истории о призраках. И все-таки в глубине души я убежден, что они существуют. Однако же вы разбираетесь именно в задокументированных случаях – событиях, которые мы вынуждены называть фактами, если не можем найти им опровержения. И при всем при этом вы не верите ни единому слову из тех книг, которые стали для вас дороже всего. Это как если бы владелец железной дороги сочинил трактат, опровергающий тот факт, что паровые двигатели работают. Или как если бы редактор «Британской энциклопедии» написал предисловие, в котором предупреждал, что ни в одном из ее томов не найти ни одной полностью достоверной статьи.

– Что ж, а почему, собственно, нет? – ответил ему Гримо, сопроводив свои слова коронным смешком, для которого ему почти не требовалось открывать рот. – Мораль прослеживается, не так ли?

– «Большая ученость доводит тебя до сумасшествия»92 – быть может, такая? – предположил Барнаби.

Гримо продолжал смотреть в огонь. По словам Миллса, создавалось впечатление, что он обиделся на мимолетную насмешку сильнее, чем следовало бы. Он продолжал неподвижно сидеть с сигарой ровно посреди рта, посасывая ее, как ребенок леденец.

– Я человек, который знал слишком много, – наконец вымолвил он. – Да и где это сказано, что священники в церкви все поголовно верующие? Однако это все не важно. Меня в первую очередь интересует, на почве чего возникают эти суеверия. Что положило суеверию начало? Что дало ему толчок, а простодушным повод верить? Вот например! Мы сейчас разговариваем о легенде про вампиров. Корни ее уходят в славянские земли. Вы согласны? В тысяча семьсот тридцатые годы она стремительным потоком вырвалась из Венгрии и основательно укоренилась в Европе. Но откуда у венгров доказательства, что мертвецы способны покидать свои гробы и взмывать в воздух в виде соломы или пуха, пока не примут человеческий облик, для того чтобы напасть?

– У них были какие-то доказательства? – спросил Барнаби.

Гримо пожал плечами:

– Они эксгумировали тела на церковных кладбищах. Некоторые трупы были найдены в странных позах, с кровью на лицах, руках, саванах. Вот какие у них были доказательства… Но что в этом странного? В те годы бушевала чума. Подумайте теперь о всех тех бедолагах, которых случайно похоронили заживо. Представьте, как они мучились, пытаясь выбраться из гроба, прежде чем умереть по-настоящему. Теперь вам понятнее, джентльмены? Вот что я имею в виду, когда говорю, что меня интересуют истоки суеверий. Вот что меня по-настоящему волнует.

– И меня это тоже волнует, – раздался чей-то голос.

По словам Миллса, он не услышал, как этот человек вошел, хотя и успел ощутить поток свежего воздуха из открывшейся двери. Возможно, компанию всполошило само вторжение незнакомца в помещение, куда посторонние редко заходили, о котором даже никогда не заговаривали. А может, все дело было в голосе этого человека – резком, хриплом, с легким налетом иностранного акцента и лукавого торжества. В любом случае его появление заставило всех одновременно обернуться.

Как утверждает Миллс, в незнакомце не было ничего примечательного. Он стоял так, что свет от горящего камина почти на него не падал, – воротник поношенного черного пальто поднят вверх, а поля видавшей виды мягкой шляпы опущены вниз. На тот небольшой участок его лица, который не был скрыт одеждой, падала тень от руки в перчатке, которой он поглаживал свой подбородок. Высокий, сухопарый, в потертой одежде – больше про внешность незнакомца Миллс ничего не мог сказать. Однако то ли в его голосе, то ли в манере себя держать, то ли в жестах как будто было что-то смутно знакомое – и в то же время чужое.

Он заговорил снова. Речь его звучала педантично и чопорно, словно он пародировал Гримо.

– Прошу меня простить, джентльмены, за то, что вклинился в вашу беседу, – сказал он, и нотки торжества в его голосе зазвучали только отчетливее. – Но мне хотелось бы задать знаменитому профессору Гримо один вопрос.

Миллс говорит, что никому и в голову не пришло его осадить. Они все насторожились; в этом человеке ощущалась какая-то льдистая сила, нарушавшая уют освещенной пламенем комнаты. Даже Гримо напрягся – он, будучи мрачным и серьезным, сидел с замершей на полпути ко рту сигарой, напоминая скульптуру авторства Джейкоба Эпстайна, только глаза поблескивали за тонкими линзами. В ответ он лишь буркнул:

– И какой?

– Значит, вы не верите? – продолжил чужак, отводя ладонь от подбородка ровно настолько, чтобы поднять вверх указательный палец. – Не верите, что человек может восстать из гроба, что он может передвигаться повсюду, оставаясь невидимым, что четыре стены не способны его остановить и что он так же опасен, как любое исчадие ада?

– Нет, не верю, – резко ответил Гримо. – А вы?

– А я верю, потому что и сам все это проделал. И более того! У меня есть брат, который способен на гораздо большее, чем я, и для вас он намного опаснее. Мне ваша жизнь не нужна, а вот ему – да. И если он бросит вам вызов…

Кульминация его дикой речи вспыхнула, как дощечка, брошенная в огонь. Молодой Мэнган, бывший футболист, вскочил. Маленький Петтис нервно заозирался по сторонам.

– Послушайте, Гримо, – сказал Петтис, – этот субчик явно не в себе. Может, мне… – Он неловко кивнул в сторону колокольчика, но незнакомец его перебил:

– Послушайте сначала профессора Гримо. Потом уже решайте.

Гримо смерил того тяжелым презрительным взглядом:

– Постойте, постойте. Слышите меня? Оставьте его в покое. Пусть дальше рассказывает про своего брата и гробы…

– Три гроба, – снова вмешался посторонний.

– Да, три гроба, – согласился Гримо с натянутой учтивостью. – Если вам так угодно. Да ради бога, хоть сколько. Но может быть, вы нам сначала скажете, кто вы такой?

Незнакомец вынул левую руку из кармана и положил на стол замусоленную визитку.

Каким-то образом визитная карточка своим прозаическим видом вернула всем способность рассуждать здраво, развеяла иллюзию, разоблачила шутку, превратила хриплоголосого