Эпос трикстеров – 1, или Подлинная история хартлендских богов - Альберт Герасимов

на медвежьих праздниках качественно изображал повадки и рычание хозяина леса. Так вот, домовой ему и говорит:

— Тяжко мне что-то, Косолапый. Не ходи сегодня на капище.

А шаман поворачивается и с возмущением отвечает:

— Ты дедок совсем рехнулся? Как я могу на такой праздник не идти? Кто без меня на оружие чары наложит? Сегодня равноденствие, месяц выдры наступает. Охота большая пойдёт. А если чары не наложить — до весны удачи не будет.

Олысь шмыгнул носиком и бурчит:

— Пусть вон старшой сын покамлает. У него неплохо получается…

— О-ох…

Косолапый вытащил из-под себя ногу и стал массировать ноющее колено…

Тут дядя Коля сам взялся за колено правой ноги и начал его массировать. При этом на его лице явно промелькнула гримаса боли:

— Ревматизм проклятый. Вот шаман с такой же мордой, как у меня, олысю и отвечает.

— Молод ещё парень для таких праздников. Способный, конечно, но у него ж всего двое карапузов. Жена беременна, но ведь ещё не родила! А по обычаю шаманом может быть только тот, у кого не меньше трёх сыновей. Ты же знаешь. Старейшины такого нарушения не одобрят…

— Чё? Правда что ли? Бывают такие обычаи? — удивился Серёга.

— Да, йожкин корень! Бывают! — возмутился дядя Коля. — Ты вон у коми-зырян спроси, кто у них шаманом может быть? Там вообще четверых сыновей нужно иметь, а девки — не в счёт! И вообще, вы будете меня слушать или каждое моё слово под сомнение ставить? Йожкин корень! Ну, скока можно?!

— Да я просто спросил… — виновато замычал Серёга.

— Николай Денисович, прости. Они больше не будут, — вмешался Дмитрий Юрьевич.

— Ладно, — махнул рукой рассказчик. — Вернёмся к олысю. Говорит он:

— Боязно мне чего-то, Косолапый. Я ж за тебя, как за сына переживаю. Чую, что-то неладное на празднике стрясётся. Не ходи туда.

— Эх, дедок… У меня ж тоже душа не на месте. Давеча вот во сне жёнушку свою покойную видел…

— Да ты что?! Ну, и как она? — заинтересовался домовой.

— Головой покачала и говорит: «Эх…». Не к добру всё это. По пустякам она меня никогда не тревожила. Но если к себе не звала, значит, смерть мне не грозит. А хуже смерти ничего не бывает… Впрочем мне и она не страшна. Я в этом мире уже всё сделал. Все дети пристроены. Младшенький женился. Можно и помирать.

— Ну, не скажи… — отвечает олысь. — Есть в мире вещи и похуже смерти. Уж мне-то поверь. Я в этих делах смыслю…

— Ты дух, тебе виднее. А мне ещё мухоморы для варева почистить надо. Старик Сыч, что за большой рекой живёт, рассказал, как из них варево для камлания сделать…

— Тю-у-у… Мухоморы… Мы завсегда коноплёй пользовались. Чем она тебе не угодила? — удивился олысь.

— А ты не знаешь? — подбоченился Косолапый. — Другие шаманы во время камланий по разным мирам путешествуют, в птиц и рыб обращаются. А я? Это я в деревне могу чего угодно говорить, но ты-то, дедок, правду знаешь! С тобой поговорить, дух убитого медведя заклясть, да лихорадку какую-нибудь слабенькую из больного выгнать. Вот и все мои шаманские способности на этом заканчиваются. Мне уж скоро стыдно будет людям в глаза глядеть…

— А ты зря переживаешь, — отозвался домовой. — Многие другие шаманы и этого-то не могут. Ты думаешь, так много людей запросто с олысем беседуют? Нет, дружок. В тебе очень сильная магия. У тебя большое будущее…

— Твоими бы устами…

— Батя-а-а! — донеслось с улицы.

Олысь исчез.

В открытую дверь заглянул крепкий парень лет пятнадцати, весьма похожий на шамана:

— Ну, ты долго ещё? Мы уже в священной роще собрались. Только тебя ждём. Не успеем же подготовиться! А к вечеру всё племя будет!

Шаман вздохнул, подавил в себе раздражение и мягким голосом ответил:

— Сейчас, сынок, сейчас. Только мухоморы соберу и иду. Вы там пока дровишки для костров разложите…

* * *

Представьте. Картина маслом. Посреди капища стоит на коленях шаман, глядя сквозь огонь жертвенного костра на высоченного деревянного идола.

Глаза остекленели. Веки не закрываются. У шамана, естественно, не у идола. Тело неестественно выгнулось. Специально выделанная голова лося с рогами, служившая шаману шапкой, съехала на затылок. Бубен и ритуальный костяной жезл с головой лосихи из рук выпали. Сами руки безвольно висят. И он думает: «М-да… Переборщил я с мухоморами. Не стоило на такой большой праздник новый рецепт пробовать. Варево из конопли было надёжнее».

— Ха-ха-ха! — загоготали слушатели.

— Вам — ха-ха, — улыбается дядя Коля. — А шаману надо ритуал продолжать. Вокруг всё племя собралось. Почти сотня охотников удивлённо глазеет, не понимая, почему шаман прервал молитву.

А он думает: «Тупицы безглазые! Неясыти сонные!»

Им бы видеть то, что видел он!

Ядовито-зелёный светящийся дым окутал идола. Морда истукана ехидно улыбалась, а руки… Вот это да! Откуда у этого бревна руки-то взялись? Не делали их ему древние мастера!

А руки были зелёные. Они возникли из того же дыма. И даже не руки, а лапы какие-то. Костистые, как у столетней старухи. Когтистые, как у медведя. И тянулись эти когти прямо к шаману.

«Вот проклятье! Чё те надо?» — злобно подумал шаман.

Чёрные глаза идола сверкнули огненным блеском:

«Душу отдай!» — заорал дядя Коля, изображая громоподобный глас идола.

Пацаны по другую сторону стола от неожиданности аж вздрогнули. А рассказчик нагнетал атмосферу:

— Никто на капище не услышал этих слов, кроме шамана. Но для него они прозвучали как гром. Неподвижное тело вздрогнуло. Сердце бешено забилось. Страх взрывом полыхнул в голове.

«Нет!!!» — завопила душа.

«Поздно», — злорадно прошипел идол. Зелёные когти вцепились в сердце смертного. Горячая волна обожгла грудь. Мир перевернулся и погас, как пламя свечи…

* * *

Четыре столетия стоял идол посреди капища одного небольшого племени народа морт. Четыре века вокруг него молились люди. Молились истово и не очень. С глубочайшей верой и почти без неё. Но каждый из них давал этому пятиметровому сосновому изваянию частичку своей энергии. Иногда шаманы приносили ему человеческие жертвы. И он жадно впитывал в себя вопли и страдания несчастных, выпивая до дна их душу… Порой сюда приносили смертельно больных. Люди надеялись, что божество поможет им излечиться. Напрасно. Божество давно уже потеряло связь со своим изображением. Идол жил сам по себе. И эти больные мало отличались от жертв.

Постепенно идол накапливал силу. И вот пришёл день, когда её стало достаточно. Нужна была последняя капля. Но эта капля должна быть особенной. Это должен быть медиум. Посредник. Шаман!

* * *

Он нёсся