Жизнь наоборот - Галия Сергеевна Мавлютова

смесь и туго упаковать. Механические движения усыпляли. Иногда Бельская вздрагивала, когда Егорка шумно скрёб пальцами кожу под бородой. Они быстро справились, и Егорка милостиво отпустил санитарку: мол, вы тут дверь закройте, а мужскую часть работы я сам сделаю.

Кулёчки с ядом он разбросал по гипрочному покрытию на потолке и на чердаке. Затем заделал дыры в полу цементом, предварительно замешав в раствор сыпучую ядовитую смесь. Крысы исчезли. Ушли из больницы, будто их и не было. Зинаида Ивановна выписала санитарам денежную премию. Немного задумалась, когда готовила приказ о поощрении; тяжело вздыхала, долго качала головой, затем, отбросив сомнения, включила в список языкатую санитарку Валю. От греха подальше.

* * *

Она любила смотреть в чужие окна. Просто смотреть, а не подглядывать. Вот так, мельком, мимоходом, на бегу. Алина Кузина спешила на работу и искоса посматривала на чужую жизнь, удивляясь человеческим возможностям. Не вглядываясь, в спешке, на бегу глаз успевает зацепить кусочек чужой жизни, и этот кусочек остаётся в памяти надолго. Психологи и психиатры уверяют — навсегда. Алина любила смотреть в освещённые городские окна с детства, и привычка со временем укоренилась. Ей всегда казалось, что там, за окном, за стенами живут прекрасные и добрые люди; что они счастливы, у них радостная жизнь, им светло и уютно. Многие не задёргивают занавесок. Значит, людям нечего скрывать. Они живут, а ты бежишь. Если притормозишь — опоздаешь. И тогда наступит конец. Почему наступит конец — Алина не знала, но была в этом уверена. И она начала подгонять жизнь, ещё толком не научившись жить.

Сегодня Алина Кузина катастрофически опаздывала. Каблуки угрюмо, но торопливо и бестолково стучали по заледеневшему асфальту. Грязный городской снег кое-где сбился в серые комки. Это не снег и не лёд. Это нечто производное из атмосферных осадков. Таким произведением природы можно убить человека. Алина поморщилась. Оперативная работа воздействует на человека разлагающе — уничтожает его как личность. Любой увиденный предмет мозг мигом переводит в орудие смерти. Алина тихонько вздохнула, чтобы не сбиться с бега на шаг и вновь уткнулась взглядом в окно на первом этаже. И хотя она уже пробежала далеко вперёд, мозг автоматически зафиксировал увиденную картинку.

Алина так и не смогла объяснить загадку, произошедшую тем ранним утром в один из морозных дней второй декады двадцать первого тысячелетия. Окно находилось немного ниже обычного уровня, такие часто встречаются в центре Петербурга. То ли полуподвальное помещение, то ли аренда под офис. Но это окно смотрело на мир из обычной квартиры. За окном было светло. На потолке гордо сияла многорожковая люстра, не из дешёвых. На столе стоял белый фарфоровый самовар, бокастый, блестящий и пышащий паром. Его окружали пузатые чашки с синими цветочками. За столом сидел мужчина спиной к окну — напротив него женщина, слегка оплывшая, но миловидная, явно старше мужчины лет на десять. Алина запомнила взгляд женщины, случайно попавшийся в глаза: он походил на тот комок снега — застывший и обледенелый.

Это длилось сотые доли секунды, не больше, но Алина содрогнулась от жути, которой был наполнен незнакомый женский взгляд. Что-то мрачное почудилось в нём, что-то постыдное — то, что люди обязаны скрывать от других, тщательно маскируясь и следя за мимикой и выражением лица. А этот взгляд шёл из глубины, не рассчитывая наткнуться на любопытного свидетеля. Алина споткнулась на бегу, но устояла на ногах, не упала. Вся картинка промелькнула перед глазами мгновенно, но ещё долго усваивалась мозгом, словно Алина стояла перед окном и пристально всматривалась в незнакомых людей, сидящих за столом у кипящего фарфорового самовара.

Девушка остановилась, вдохнула морозный воздух и шумно выдохнула. Помотала головой и звонко рассмеялась. Это издержки хронического недосыпания. Ещё одна бессонная ночь — и не такое примерещится. За окном сидели влюблённые и не очень молодые люди. Им было хорошо. Если забыть тот невообразимый женский взгляд, то люди за окном выглядели счастливыми, а счастье не любит, когда за ним подглядывают. Некрасиво получилось. Алина улыбнулась, провела указательным пальцем по кончику носа, чихнула и устремилась вперёд, забыв о случайной сценке из жизни на бегу. Впрочем, изредка она вспоминала тот на мгновение расцарапавший душу взгляд из окна. Это был взгляд жизни. Её изнанки. Случается и такое, подумала Алина и упрятала чужой взгляд на дно души, глубоко-глубоко, чтобы не всколыхнуть его случайным воспоминанием. Больше она в чужие окна не заглядывала. Даже мельком. Даже на бегу. За ярко освещённым окном живёт тайна. А её нельзя беспокоить по пустякам.

* * *

За столом сидели двое. Мужчина и женщина. Оба молчали. То ли говорить было не о чем, то ли устали от разговоров. В центре стола пыхтел фарфоровый самовар, весь усыпанный синими цветочками. Его окружали пузатые чашки, демонстрируя своим видом целостную семейственность: мол, происходим от одного корня. Мужчина вертел блюдечком по столу, изредка подталкивая его чайной ложечкой.

— Скучаешь по дому? — спросила женщина.

Мужчина вздрогнул, но ничего не ответил. Женщина кокетливо поправила химическую завивку на голове. Она явно хотела понравиться мужчине. Белокожая, с выщипанными в ниточку угольными бровями, яркими румянами на скулах. Узкое когда-то лицо слегка расплылось с возрастом. Никогда эта женщина не была красивой, с рождения была серой и невыразительной и, зная об этом, старалась, очень старалась понравиться хоть кому-нибудь.

— Скучаешь! — она утвердительно стукнула мизинцем по блюдцу.

— Нинель Петровна, я только что из отпуска, — примирительно заметил мужчина, — что скучать-то? Не успел ещё…

— Ничего, на работу пойдешь, не до скуки будет. Когда выходишь, Денис?

Нинель Петровна нагнулась и достала из тумбочки банку варенья. В прозрачном желе в странных позах застыли жёлтые плоды. Банка сверкнула балтийским янтарём, и Денис улыбнулся.

— Завтра начнутся трудовые будни. Абрикосовое?

— Да. Твоё любимое. Вчера сварила.

Нинель Петровна выложила варенье в заранее приготовленные розетки. Денис едко скривился, заметив свежий маникюр на сухих вытянутых пальцах пожилой женщины. Длинные акриловые наросты были усеяны синими цветочками, словно слетели на женские ногти с чашек и самовара. Нинель Петровна, заметив усмешку, недовольно поджала губы:

— Рассчитаешься за месяц вперёд?

— Да, деньги в конверте. Как договаривались. Я вас никогда не обманывал.

Тонко звенели чашки, пузырился паром самовар, абрикосовое варенье источало нежный аромат. Идиллическую картину нарушило шуршание денег. Нинель Петровна трижды пересчитала купюры. Сумма явно не сходилась.

— Здесь только двадцать пять! —