Жизнь наоборот - Галия Сергеевна Мавлютова

вконец спившаяся молодуха оказалась милосердной. Спасибо, выручила. Алина чувствовала себя виноватой. Её мучила совесть за проявленную слабость при виде расчленённого и обезглавленного трупа. Многие сотрудники наблюдали, как её выворачивало тогда. Кишечник чуть наружу не вывалился. Сильно рвало. Стыдно до сих пор. Купила красивую обувь, хотела искупить вину и убить весь личный состав отдела своим великолепным видом, а вместо этого захромала на обе ноги. Теперь пятки облеплены пластырем, хоть босиком иди. А ведь всю зарплату потратила.

— Кузина — на патрулирование! Воронцов — в группу разбора!

— А можно мне в группу разбора? — робко поинтересовалась Алина.

— Нет! — отрезал Батанов. — Ты — на патрулирование!

— У меня авария, я ноги стёрла. До крови, — пожаловалась Кузина.

— Меня не интересует твоё физическое состояние. Тридцать три несчастья. То тебя рвёт, то пятки в мозолях, то ПМС, то эсэмэс. Мне без разницы, что у тебя болит. Будешь патрулировать. Итак! Кузина — на патрулирование, Воронцов — в группу разбора, Хохленко на обход жилмассива!

— Константин Петрович! — взвыл Хохленко. — Можно я стажёра возьму с собой?

— Отставить! — рявкнул Батанов. — Повторяю, обход жилмассива — Хохленко. Патрулирование — Кузина. Группа разбора — Воронцов. Отчёт — каждые два часа. Главк ждёт результаты.

— Константин Петрович, мне бы в группу разбора, я же не могу ходить, — Алина с трудом сдерживала слёзы.

— И стоять она не может! Только лежать, — хихикнул Хохленко.

— Константин Петрович, я сейчас ему по репе настучу! — загремел Воронцов.

— Мужики! — крикнул Батанов, но Хохленко, не дав ему договорить, добавил: «И бабы!»

Наступила тишина. Сонное состояние прошло разом. Глаза у всех заблестели в предчувствии крутого разбора сложных производственных отношений. Батанов боролся с вылезающим из него ругательным словом. Всё-таки пересилил себя, сдержался. Не выматерился.

— И девушки, — с трудом выдавил из себя Константин Петрович. — Прошу всех разойтись по местам. Поставленную Главком задачу надо выполнить. Мы обязаны раскрыть преступление по «горячим следам». Это приказ. Точка!

— А почему… — начала Алина, но Батанов усмехнулся и перебил её:

— Потому что в состав следственно-оперативной группы включена следователь Наталья Ивановна. Если она посмотрит на тебя хоть одним глазом, тебе не сдобровать. Заодно и мне. Да что там мне! Всем нам плохо будет. Характер у Натальи Ивановны не сахар. Она на дух не переносит женщин-оперативниц. По этой веской причине, ты пойдёшь патрулировать. Обувь можешь взять у ребят. Есть в группе запасные кроссовки?

Послышались ехидные смешки, кто-то шипел про запасные трусы и прокладки; Хохленко, пригнувшись, чтобы не попасть в поле зрения Батанова, рассказывал анекдоты на злободневную тему: «Приехал один чудак в Париж, его везут по городу и говорят, мол, это Елисейские поля и проститутки, это Эйфелева башня и проститутки, это Лувр и проститутки. И так по всем знаменитым местам. Чудаку надоело всё это, он и спрашивает, мол, а порядочные девушки в Париже есть? А ему на это — есть! Но очень дорого!»

Воронцов прислушивался к шёпоту Хохленко, сжимая кулаки. Назревал скандал, но Батанов мигом пресёк злостные происки:

— Какие ещё проститутки? А?

— Это Дэн! — заржали опера. — Хохол же! У него в голове одни проститутки. Показатели на них делает. Увидит номер телефона на асфальте и давай звонить. И сам попользуется, и притон оформит.

— Показатели — дело хорошее; всем бы так, — беззлобно буркнул Батанов. — По местам! Я на связи.

Сразу стало тихо. Батанов углубился в изучение оперативной сводки. Оперативники дружно поднялись и гуськом направились к выходу. Кузина сидела за столом и хлопала глазами.

— Это не честно! — сказала она, не надеясь, что её услышат.

Услышали.

— Не честно приходить на работу, как на тусовку, — не поднимая глаз от бумаг, сказал Батанов.

— Но… — Алина скукожилась под испепеляющим взглядом Константина Петровича. — Я иду-иду, Константин Петрович, не волнуйтесь вы так!

Батанов, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в Кузину телефоном; замотал головой, что-то мыча. Его заметно подбрасывало на стуле. Когда дверь за Алиной закрылась, Батанов осел и мотнул головой, потом поднял трубку прямой связи и прошипел:

— Димыч, поищи там что-нибудь из обуви. Она вся перекосилась от боли. Дура!

— Дура натуральная, — с радостью согласился Воронцов и открыл шкаф, надеясь найти там что-нибудь подходящее.

Откопав в пыли древние кроссовки, долго рассматривал подошвы, надеясь увидеть размер, да только за давностью лет номер стёрся. Дима поколотил кроссовками по стулу, выбивая скопившуюся грязь, и пошёл к Алине. Кузина горько плакала, обиженная на себя, начальника, но больше всего, на новые ботильоны. Такие надежды возлагала на обновку, а вместо радости получила горькие слёзы. Стыдно перед оперативниками. Нет в жизни счастья.

— Линок, может, ты всё-таки в следствие пойдёшь работать? — спросил Воронцов, изнывая от желания обнять Алину, но не посмел и лишь вздохнул.

От его слов плачущая девушка мигом трансформировалась в злую фурию. Только что сидела опечаленная красавица, залитая слезами, и вдруг перед Димиными глазами предстала настоящая ведьма: нос вздёрнулся, разбух, глаза вылезли на лоб, губы затряслись и посинели. Вместо девушки с модельной внешностью на Воронцова уставилась настоящая злая Баба Яга.

— Ты чего, Линок? Не волнуйся так, успокойся, — испугался Воронцов. — На, держи кроссовки, других нету.

— Я никогда не пойду в следствие, понял? Я буду работать в уголовном розыске. И точка. Эти кроссовки сорок пятого размера. Я в них утону.

— Тони, тони на здоровье, как в «Титанике», — хмыкнул Дима, — тебе же патрулировать по улицам. Все ноги до попы сносишь.

— Почему ты гонишь меня в следствие? Тебе стыдно за меня? — вновь пригорюнилась Алина.

Она взгромоздилась на уродливые кроссовки, словно в коровью лепёшку наступила. Забавная картинка развеселила Воронцова. Он обнял Алину и чмокнул в румяную щёчку.

— Линок! Никуда я тебя не гоню. Уголовный розыск — мужская работа. Зачем ты себя мучаешь? На трупе прокололась. Уже все знают, как тебя рвало. Ой, ты такая забавная в этих кроссовках! Прелесть ты моя, — он прижался к ней всем телом и зажмурился от удовольствия. — Никуда бы не пошёл. Так и сидел бы с тобой в этой кладовке.

— Это не кладовка. И не моя! — сердито отстранилась от него Алина. — Это кабинет оперативной аналитики отдела. Забыл? Анализ оперативной обстановки — моя основная деятельность.

— Вот и занимайся своими анализами, — с деланым равнодушием вздохнул Воронцов, — куда ты лезешь? Все девушки как девушки, а тебе больше всех надо!

Алина посмотрела на себя в зеркало, затем попрыгала перед окнами, разглядывая своё отражение.

— Нет. Пойду в своих. Каждый шаг — как нож в сердце.

Под недоумённым взглядом Воронцова Алина переобулась. Кроссовки бросила в угол.

— Красота требует жертв. Я иду патрулировать, а ты будешь сидеть в