Игрушка ветра (СИ) - Наталья Юрьевна Кириллова

Проклятый склонился к Аверил, рассматривая её пристально, придирчиво, точно товар на рынке. И впрямь выглядит как человек, пожалуй, не знай она о его происхождении и ни за что не приняла бы за одного из этих бессмертных существ, именем которых детей малых пугали. Кажется, будто он немногим старше её. Короткие тёмно-каштановые волосы, голубые, словно небо ясное, глаза, красивое, холеное лицо высокомерного аристократа. На указательном пальце правой руки, сжимающей подбородок Аверил, перстень тёмного золота, увенчанный причудливым переплетением серебристых линий, образующих то ли звезду о множестве лучей, то ли стилизованное изображение солнца.

— В прошлый раз я был у Боро с полгода назад, и тебя тут не было, я бы запомнил твой запах.

— Я здесь только четвёртый месяц, добрый гос… милорд.

Может, он действительно из благородных? Говорили, что матери проклятых — обычные человеческие женщины, а отцы то ли тёмные боги, что, по легендам, снисходили на землю, приняв облик простых смертных мужей, то ли духи ночи, то ли и вовсе демоны из высших.

— И тебя до сих пор не сбыли по выгодной цене? — удивление в голосе проклятого отчего-то царапнуло неприятно.

Оскорбительно даже.

— Девственницы — товар не самый востребованный, милорд, — ответила Аверил, и сама изумилась и собственной нежданной смелости, и ироничному тону.

А клиент рассмеялся, коротко, добродушно почти.

— Не скажи. В городах покрупнее этой дыры и заведениях посолиднее притона Боро девицы идут на ура, расходятся не хуже горячих пирожков. Такую красотку, как ты, с руками оторвали бы в первый же день.

Насмехается, верно. Мать Аверил красавицей была — высокая, статная, локоны чистого золота, зелёные очи ундины. Аверил не такая. Рост средний. Непокорные тёмно-каштановые волосы — за эти месяцы отросли уже ниже плеч, прежде-то, после маминой смерти, она старалась обрезать их покороче, чтобы внимания поменьше привлекать. Карие глаза — совершенно обыкновенные. Лицо в веснушках, хоть и не рыжая. Пухлые губы — девочки уверяли, что ей очень повезло иметь такие соблазнительные губы от природы, а раньше Аверил считала их толстыми, уродливыми, вечный предмет насмешек соседских детей. Фигурка ладная, да только мало она в том радости видела. Чем более женственным становилось её тело, тем сильнее пугал тяжёлый, жадный взгляд отчима, и жена, тихо сгорающая на одре болезни, его не останавливала, не удерживала.

— Человеческие мужчины не большие охотники, зато среди других видов любителей побаловаться девицами хватает, — продолжил проклятый снисходительно, насмешливо. — Иначе зачем, ты думаешь, их держат в публичных домах и цену заламывают повыше? Иди к кровати, Вери, — он отпустил Аверил и она, опасаясь наступить на край собственной же пышной юбки, поднялась осторожно, приблизилась к изножью постели. Лишь на мгновение отвернулась от кресла, а в следующее почувствовала, как проклятый обнял её со спины, уткнулся носом в распущенные волосы, вдыхая шумно, глубоко. — За все эти годы я лишь однажды почуял похожий запах. Я уже знал, что девственницы пахнут для нас немного иначе, но та девушка пахла не только как девица. Ещё был тонкий, нежный цветочный аромат и он так кружил голову, звал, манил. Я почуял его на Дирг знает каком расстоянии от девушки, пошёл по нему, будто пёс по следу.

Неясно, что хуже — если бы клиент опрокинул на кровать, задрал юбки и взял без лишних слов или вот это странное бормотание, тяжёлое, неровное дыхание у самой шеи, осознание, что проклятый и впрямь обнюхивал Аверил, словно зверь какой или оборотень.

Надо успокоиться, расслабиться, как наставляла Шерис. Закрыть глаза и надеяться, что клиент поскорее всё сделает и уйдёт.

— И сегодня вдруг всё повторилось. Твой запах… я почуял его ещё на улице. Ты так же привлекательно пахнешь.

Поэтому он и выбрал её — из-за запаха?

— Тот же цветочный аромат… но другой оттенок. Другой цветок, наверное. Признаться, я не разбираюсь в цветах, с этим надо к другому собрату, — руки поднялись от талии, обхватили грудь, сжали.

Несильно, однако всё равно неприятно, воскрешая ненужные воспоминания.

Прошлое должно оставаться в прошлом. И она больше не принадлежит отчиму, нет у него власти над ней.

Проклятый отступил чуть, ладони переместились на спину, пальцы начали торопливо распутывать шнуровку на платье. Аверил покорно позволила снять с себя тонкую чёрную ткань с прозрачными вставками, стиснула зубы, когда мужские руки провели по телу от плеч до бёдер. Сдержала вскрик, ощутив на шее болезненный то ли поцелуй, то ли укус. Повинуясь слабому толчку, выступила из платья, осевшего кольцом у ног, скинула узкие, неудобные туфли на высоком каблуке, забралась на кровать, вытянулась неловко на непривычно гладком покрывале. Надевать на выход нижнее бельё ей запретили и ныне только чулки и остались единственным сомнительным прикрытием.

Скорее бы закончилось это унижение, скорее бы… А потом она привыкнет, обязана привыкнуть, смириться.

Наверное.

Лёжа на животе, Аверил вцепилась в покрывало, зажмурившись, уткнулась лицом в подушку в надежде, что так руки не потянутся прикрыться, а разуму будет проще принять то, что вот-вот свершится. Девочки, вон, постоянно этим занимаются и ничего, не жалуются вроде, а Шерис, например, это для здоровья необходимо так же, как людям нужна вода, пища и сон. Правда, девочки по контрактам работают, пусть и грабительским, по их словам, но добровольно.

Их не продавали, будто скотину бессловесную, не избавлялись, словно от вещи ненужной, надоевшей.

Проклятый начал покрывать её спину быстрыми поцелуями, царапая нежную кожу щетиной, опускаясь постепенно всё ниже, и, быть может, оттого никак не получалось успокоиться, приглушить нарастающую стремительно панику. Аверил сильнее стиснула складки покрывала, чувствуя, как пальцы сводит от напряжения, как покалывает их кончики. Как бледное серебро сияния собирается тяжёлыми каплями под подушечками пальцев.

Странно горячие губы уже на пояснице, одна ладонь огладила ягодицы и скользнула между ног.

— Нет, — прошептала Аверил, не уверенная, впрочем, что её услышат.

Лишь раз отчим попытался позволить себе нечто подобное, решился зайти так далеко. Тогда она впервые в жизни не сдержала силу, впервые использовала дар против другого человека. После отчим неделю не трогал её и даже не заговаривал, затем велел собираться и отвёз в город.

И продал.

Аверил открыла глаза. Кончики пальцев светились, сияние текло по ним, копилось под ладонью, расплёскиваясь по шёлку покрывала, и Аверил не знала, что сделать, чтобы сдержать его, как вообще остановить это. Дёрнулась слабо, протестующе в ответ на осторожное прикосновение к местечку потаённому, доселе не знавшему мужских