Когда закончилась нефть - Андрей Егоров

Ни слова не говоря, я полез в рюкзак и протянул пилоту несколько купюр — потом представлю смету родному институту.

— Скажем, за километр от поселка я смогу сесть, — сразу проявил он понимание. — А то дюже ваши геологи лютые. Один наш раз вздумал возле самой станции приземлиться, потом дырку в лобовом стекле всем демонстрировал. Они у вас во, — пилот покрутил пальцем у виска. Потянул штурвал на себя, поднимая машину выше. — Хотите честно? У нас на авиабазе все уверены, что на Диксоне — одни психи. Никто к ним летать не хочет. Только я. Просто мне деньги очень нужны. Трое детей. Все парни. Жрут, как рота солдат.

Пока мы летели, пилот тараторил без умолку, а я размышлял о сложившейся ситуации. При ближайшем рассмотрении все выглядело еще более странным, чем из Москвы. Почему геологическая группа осела на почти заброшенной гидрографической станции? Зачем они полностью исключили контакты с внешним миром? И чем они, черт побери, здесь занимаются? Я попытался представить, в каких обстоятельствах я поступил бы так же. И пришел к выводу, что только в одном случае — если бы речь шла о крупном научном открытии. Быть может, они нашли что-то такое, что позволит России преодолеть топливно-энергетический кризис и вырваться в мировые лидеры?..

Мы приземлились посреди ледяной пустоши.

В небе змеилось, вспыхивало, завораживало диковинными красками северное сияние. Ветер налетал порывами. По выщербленному временем асфальту стелилась пороша.

— Обратно когда? — спросил пилот.

— Послезавтра, скорее всего.

— Можно по рации будет связаться заранее — и назначить точное время.

— Хорошо, так и поступим…

— Удачи, — пожелал пилот и захлопнул дверцу.

Лопасти вертолета закрутились, тяжелая машина поднялась в воздух и полетела к бухте. А я, не теряя времени, направился в сторону поселка.

Погода, несмотря на начало апреля, стояла холодная. Лицо сразу замерзло. Дышать стало холодно. Я шел, прикрывая пуховой перчаткой рот и нос.

Одиннадцать часов утра, а сумрак и не думал рассеиваться. Благодаря северному сиянию было светло.

Я прошел метров триста, когда шестое чувство — всегда ему доверял — подсказало мне: обернись…

За мной по старой дороге, опустив голову к земле, почти крался массивный хищник. Страх ударил под дых, заколотился в груди бубном шамана. Повинуясь одному только инстинкту самосохранения, а не разуму, я побежал. Назад не оглядывался — если зверь решит атаковать, взгляд глаза в глаза его не остановит.

Впереди замаячили очертания небольшого домика у дороги. Почему-то он стоял на отшибе, за поселковой чертой. Нужно быть настоящим чудиком и очень не любить людей, чтобы даже в условиях Крайнего Севера поселиться вдали от всех. Неужели хозяина дома не напрягала необходимость топать почти километр до ближайшего магазина?

Припорошенная снегом, вся в следах медвежьих лап, выбитая дверь лежала в проеме.

Я метнулся в дом. Достал из рюкзака фонарь. Луч скользнул по потолку, высветил пустой крюк для люстры, темные разводы. Внутри дом напоминал ледяной склеп. Северный холод забрался в некогда уютное жилище, покрыл изморозью стены, остатки мебели — сломанный стул, широкий письменный стол, платяной шкаф. И хотя на острове уже была весна, оттаивать пока дом не собирался. Я поднял и кое-как приладил на место дверь, придвинул стол, чтобы ее невозможно было снова повалить, сдернул с плеча карабин…

Хищник бродил вокруг, я слышал громкое сопение возле разбитого окна. Потыкался в треснувшее стекло шершавым носом, царапнул дверь, попытался сунуть морду в щель — я держал стол изо всех сил — и побрел прочь.

Мне повезло. Бурый медведь учуял бы человека за версту. У белых обоняние развито много хуже. Да и, судя по его поведению, он недавно пообедал. С голодухи эти полярные хищники способны даже убить и сожрать более слабого собрата.

Я решил выждать, пока медведь уберется подальше. Разогнал кровь по венам: поприседал, помахал руками, изображая бой с тенью. Стало немного теплее. Пошарил лучом фонаря по комнате. Выдвинул ящик стола — и обнаружил тетрадь в дерматиновом переплете и огарок свечи, словно специально оставленный здесь для меня. Подпалил свечу от газовой горелки. Полистал тетрадь. Хрустящие промороженные страницы еще хранили синие чернила. На последней было всего несколько записей:

«Все плохо: закрыли школу, Анна Степановна уехала, некому больше меня учить. Теперь магазин на очереди. Не жизнь, сплошная борьба за выживание, может, поэтому и настроение не очень. Ничего, прорвемся, не впервой. Зато целых два дня было лето (суббота и воскресенье) и рыбалка! Рядом шнырял медведь, и мы побоялись далеко уйти. Зато наелись рыбы во всех видах».

Под записью стояла дата — август две тысячи пятидесятого года.

«Полярные станции, слава Богу, все пока работают. Штормами изрядно подмыло дома — обрушился склад, хорошо, что успели все вытащить. Но ребята порядком испугались. Ходили смотреть на метеорит. Говорят, такое случается раз в сто лет. И это к счастью. Отколол себе кусочек, пусть и у меня будет немного счастья».

«Ну, вот, закрылся Сбербанк. Теперь, чтобы получить зарплату, родителям нужно ждать почты из Норильска. Хорошо, что у нас есть предприниматель. Настоящий. В прошлом году приехал с материка. Открыл новый магазин — промтовары, продукты, одежда. Торгует дорого. Но обещает, что здесь надолго. В общем, с голоду не помрем, и то ладно. Хотя света нет. Пишу со свечкой».

Октябрь две тысячи пятидесятого. Последняя запись. Что случилось с владельцем дневника, и почему он не забрал его с собой, оставалось загадкой.

Я положил тетрадь в ящик. Тронул рукой поверхность стола. И заметил нечто странное. На перчатке остались отчетливые темные пятна. Я поднес руку к лицу. Стащил перчатку и осмотрел. Принюхался.

У нефти очень специфический запах. Редкий современный человек когда-либо обонял нефть. Но в нашем институте, в лаборатории синтеза, хватало образцов. Я погрузил в маслянистое пятно ладонь. То, что жидкость не замерзла, указывала на низкое содержание парафина. И этот характерный едкий запах. Я бы мог поклясться, это — настоящая нефть.

У меня даже холодок по спине пробежал после того, как я сделал это открытие.

Я взял свечу, приблизил к поверхности стола. Нефть воспламенилась в одно мгновение, вспышка — и все объято огнем. Она горела синеватым пламенем. Я стоял, будучи не в силах оторвать взгляд от этого упоительного зрелища, и думал, что давно не видел ничего прекраснее…

Так вот что произошло. Геологи нашли на Диксоне нефть. Возможно, много нефти. Месторождение во много миллионов или даже миллиардов тон. И осели здесь — на залежах драгоценной жидкости. Почему? Ответ очевиден. Они не хотят отдавать нефть родному государству. Замалчивают находку и ищут покупателя, чтобы продать месторождение. Кому? Любая страна будет рада выложить за новое месторождение целое состояние. Китай, Соединенные Штаты, быть может, Индия или Бразилия. Выходит, мы имеем дело с уголовным преступлением. Значит, мне здесь нечего делать. Геологами должны заняться соответствующие органы — в первую очередь госбезопасность. Теперь важно добраться до рации и вызвать вертолет. Только вот дадут ли мне преступники такую возможность?