Мастерская - Бахор Рафиков

– …пожар был просто неописуем. Тем не менее, как видите, этот этаж остался целехонек… А вот и твой сосед подошел!

– Николай, я опоздал… Я нашел себе сожителя… Если бы вы мне дали еще немного времени, чтобы найти третьего…

– Ну что ты такое говоришь, мальчишка уже приехал с вещами, – развел руками тот. – Третий тоже должен был подойти, но в последнюю минуту передумал. Так что… вот тебе, собственно, и весь набор. К тому же…

– Франц, посмотри, – произнес Антуан, заглянув в комнату.

Франц взглянул на несколько чемоданов и пакетов, возле которых к стене прислонились десятки холстов, груда красок и несколько готовых картин. Он в изумлении повернулся к незнакомому соседу, который уже успел застрять с мольбертом в проеме двери.

– Вы – художник?

– Да, – ответил тот, с любопытством оглядывая двух парней и пытаясь выбраться. – Александр… очень приятно. Вы, наверное, хотели заселиться со своим третьим знакомым, мне неудобно…

– Нет, все отлично! – воскликнул Франц. – Все складывается как никогда удачно! Спасибо Николай!

Арендодатель усмехнулся в усы и покинул комнату. Дверь за ним закрылась.

Ночное небо блестело за окном. Трое сожителей несколько часов убирались в комнате, вынесли большинство ненужного хлама и избавились от пыли и паутины. Теперь здесь остались лишь три кровати, старый шкаф, несколько тумбочек и письменный стол.

Парни сели за него, посидев некоторое время в молчании.

– Александр, значит? – первым нарушил тишину музыкант, всматриваясь в соседа. Тот кивнул. – Слишком просто для нашей пестрой компании. Давай добавим букву «э» и будем называть тебя Александэр?

– Что за… зачем это вообще? – удивился Франц.

– Ну мне так хочется. Зато у нас у всех будут необычные имена. Ну, так как?

– Да мне все равно, – пожал плечами художник. – Звучит-то все равно почти одинаково.

Франц в душе поблагодарил родителей за немецкое имя, иначе следующей жертвой антуановского идеализма стал бы он.

– Через пару часов уже должен быть рассвет, – заметил Александэр.

– Откуда ты знаешь? – спросил Антуан, не наблюдавший в окне каких-то признаков скорой зари.

– Я много времени проводил на крыше дома, изучая ночное небо. Хотел запечатлеть его состояние в каждом часу ночи, ведь глубина его цвета каждый раз разная.

– По-моему, оно всю ночь темное. Ну, на крайний случай, темно-синее.

– Это кажется неопытному глазу. На самом деле разница просто изумительная. Я даже создал цикл картин на эту тему. Смотрите.

Александэр потянулся за пачкой холстов и принялся раскладывать их на полу перед соседями.

– Всего здесь восемь картин, каждая воплощает состояние ночного неба в зимнее время, с восьми вечера до четырех утра. Я рисовал все это шестьдесят пять дней, работая над всеми картинами одновременно.

– Мне кажется, или на всех них небо одного цвета? – шепнул Антуан Францу, когда художник удалился к чемоданам, чтобы достать оттуда что-то еще.

– Только ему это не говори…

Оба с трудом сохранили серьезное выражение лица.

– Кстати, друзья, чем вы занимаетесь помимо творчества? – спросил Александэр, вернувшись с очередной кипой холстов.

Антуан пожал плечами.

– За моими плечами лишь школьное образование. Когда в моих руках оказалась скрипка, я понял, что это мое, это то, с чем я должен связать свою жизнь. С тех пор я только и делаю, что совершенствуюсь, но… до желаемого результата еще далеко… Что насчет тебя?

– Я всю жизнь прожил в детском доме, и когда покинул его, начал скитаться из комнаты в комнату в поисках доступного жилья. Я учусь в университете на педагога.

– Вот как? А почему не дизайнер или что-то в этом роде? Ты же художник.

– Не люблю, когда мне указывают, особенно когда дело касается творчества. Как можно творить, когда тебя ставят в определенные рамки? Творчество для меня неразрывно связано со свободой. Поэтому я пока не могу думать о семье. Если я стану любящим мужем и отцом, то, возможно, умру как художник.

Все трое немного помолчали, обдумывая сказанное.

– Что насчет тебя, Франц? – спросил Антуан. – Когда я смотрю на твое лицо, мне кажется, что ты мыслями совсем не с нами.

– Что я могу сказать о себе… я эскапист, я постоянно бегу, бегу от приевшихся мест, исчерпавших себя людей, бегу от всего мира. Люблю замыкаться в себе. Вот здесь, – он постучал пальцем по своей голове, – здесь гораздо интереснее.

– Не спорю, – сказал Александэр. – но ты рискуешь потерять себя в этом мире. А когда опомнишься, будет уже слишком поздно.

– Что поделать, я стараюсь изменить себя, найти прелести в действительности, но… Я, увы, не принадлежу ей. По крайней мере, нынешнему времени. Посмотрите за окно… бетонные коробки, увешанные лампочками, сигналящие друг другу машины, алчные и развратные люди… Мир изменился.

Франц задумчиво встал у окна, взирая на пейзаж города и словно мысленно сливаясь с ним в одно целое. Минут через пять его соседи поняли, что это надолго.

– Думаю, нужно немного вздремнуть… – сказал Антуан. – Если верить тебе, то скоро рассвет, а я, увы, уже не могу спать при первых лучах солнца.

– А Франц? Так и оставим его? Он как будто оцепенел.

– Наверное, убежал в свой мир. Мы привыкнем со временем, – улыбнулся Антуан. – Я чувствую, что нам еще предстоит многое узнать друг о друге.

– Писатель, художник и музыкант… Три творческих человека в одной комнате. Что же из этого выйдет?

Антуан вспомнил слова Франца и снова усмехнулся.

– Творческий симбиоз.

Глава 2

Как только первый солнечный луч коснулся лица Антуана, он вскочил с кровати.

– Ненавижу тебя, – прошипел он солнцу за окном.

Откинув длинные волосы со лба, он посмотрел на спящих сожителей. Франц, видимо, сам вышел из своего оцепенения ночью и сейчас мирно посапывал на своей кровати. Антуан встал, умылся, надел свой длинный плащ и, захватив скрипку, вышел из комнаты.

Оказавшись на аллее, он сразу же запрокинул свой инструмент на плечо, в другую руку взял смычок, и на некоторое время закрыл глаза.

– Настало время для утренней симфонии, – прошептал он.

Люди, которых на аллее, несмотря на ранний час, было немалое количество, шли и удивленно таращились на молодого скрипача, идущего прямо на них и стремительно рассекающего своей музыкой утреннюю умиротворенность города. По его блаженному лицу было видно, что ему абсолютно наплевать на прохожих, на гневные крики с окон близлежащих домов, на то, что его смычок иногда проносится в нескольких сантиметрах от лиц людей. Антуан играл и думал о том, что, скорее всего, все они, Франц, Александэр и он сам, все они в какой-то степени эскаписты. Каждый стремится убежать в свой мир, один – в мир музыки, другой – в мир картин, и третий – в мир своих мыслей, которые затем можно было бы воплотить на листе бумаги. Хорошо это или плохо… На этот вопрос нет однозначного ответа. Есть только сам факт того, что они такие. И теперь они все живут под одной крышей.

Александэр тем временем уже малевал на листе бумаги, одной рукой орудуя кисточкой, а другой жуя булочку с маслом. Франц, потягиваясь, поднялся с кровати и встал сзади него.

– Рано ты начал творить, – заметил он.

– Это что-то вроде утренней зарядки для меня. На скорую руку набросать что-нибудь этакое, несерьезное.

– И Антуан куда-то ушел со скрипкой, – заметил Франц, оглядываясь по сторонам. – Я на вашем фоне чувствую себя бесполезным юнцом, ребята.

– Не бери в голову, это наше первое утро. К тому же, мне скоро нужно бежать – у меня пара в университете.

– А мне нужно отправиться в издательство, где когда-то работал мой отец. Я хочу отдать им рукопись одного из своих романов на рассмотрение. Для меня очень важно устроиться на работу именно туда.

– Однако! Хорошее начало для человека, вчера приехавшего из другой страны!

Дверь открылась, и вошел Антуан со скрипкой на плече.

– Утренняя симфония, – пояснил он, заметив выжидающие взгляды соседей. – Просыпаясь, я первым делом выхожу на улицу и играю на ходу. Не то, чтобы что-то шедевральное, скорее, несерьезное. Так сказать утренняя зарядка для…

– Да вы издеваетесь, – прошептал Франц, откидываясь обратно на кровать.

Антуан открыл ключом дверь и вошел в свою квартиру. Немного постояв, он достал чемодан и принялся запихивать туда некоторые свои вещи. Прошло лишь несколько минут, как он заметил маму, прислонившуюся к двери и наблюдавшую за ним.

– Далеко собрался?

Антуан откинул волосы со лба и широко улыбнулся. Раз природа одарила его тридцатью двумя белоснежными ровными зубами, их нужно было непременно использовать при подобных случаях.

– Не так далеко. Улица Воронцова, дом 17. Здание старой частной школы.