Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх - Луи Лохнер

Брюнинг не видел иного способа спасти германскую демократию, кроме парадоксального – прибегнуть к диктаторским мерам, лично у него вызывавшим неприятие. Статья 48 Веймарской конституции давала право президенту рейха во времена национальной опасности временно приостанавливать действие некоторых основных прав, гарантированных конституцией. С согласия президента Брюнинг ввел кое-какие крайне необходимые меры президентским указом, обойдясь без одобрения парламента.

Здесь не совсем уместно подробно рассказывать об отвратительных интригах, благодаря которым у старого президента зародилось недоверие к этому достойнейшему и мудрому канцлеру. Достаточно сказать, что 30 мая 1932 года, то есть именно в тот момент, когда Брюнинг был на пороге успеха и в стране и за рубежом, его отправили в отставку. Вместо него в июне стал канцлером Франц фон Папен, а в декабре Курт фон Шлайхер, но ни тот ни другой не сумели справиться с трудной ситуацией.

Пока рейхстаг бестолково бурлил и шумел, топчась на месте, в стране нарастало возмущение и разочарование. Быстро следующие друг за другом выборы и роспуски парламента ни одной партии не приносили бесспорного мандата на лидерство.

По Веймарской конституции, предусматривающей пропорциональную представительскую систему, каждая партия получала число мандатов в соответствии с количеством поданных за нее голосов. Депутаты выбирались не прямым голосованием избирателей; каждая партия вносила в свои списки намного больше кандидатов, чем предполагалось выбрать. Порядок внесения своих кандидатов в бюллетень определяло партийное руководство. Естественно, самые «надежные» места предназначались тем кандидатам, которых партия считала самыми важными. Кандидат мог избираться в качестве представителя всей страны или конкретного географического района либо мог быть внесен в оба списка.

Когда становились известны результаты голосования, партийное руководство решало, какой из двух мандатов должен принять прошедший в парламент ее кандидат и на какое место передвинуть следующего по списку кандидата. Эта чрезвычайно сложная и запутанная система выборов только отдаляла политические партии от электората.

У избирателя имелся широкий выбор кандидатов, но избранный представитель не нес перед ним никакой ответственности. Справедливо будет сказать, что Веймарская республика, несмотря на демократическую конституцию, принятую в 1919 году убежденными либералами с самыми благими намерениями, то есть в тяжелейший момент после поражения в войне, все же не стала образцовой демократией. Эта страна, где бюрократия была такой же влиятельной силой, как в Америке во время президентства Франклина Рузвельта, внезапно и без подготовки перешла к республиканскому строю. Чиновничество продолжало играть решающую роль не только в правительстве, но и в политических партиях, в рабочих профсоюзах и в противостоящих им различных организациях работодателей.

Когда на смену имперскому строю пришла молодая германская республика, слово «амтлих» («официально», «официальный»), к которому немцы с детства питали самое глубокое почтение, обеспечивая их послушание и дисциплину, частично утратило свою магическую власть. Однако и до сих пор оно воспринимается крайне серьезно. Любое заявление со словом amtlich (особенно если оно исходит от человека в форме) со стороны правительственной канцелярии, руководства профсоюза, секретариата клуба филателистов или женского кружка кройки и шитья вызывает если не подчинение, то хотя бы уважение.

Партийных функционеров гораздо больше заботила самоотверженная преданность своей партии ее избранных депутатов, чем их ответственность перед избирателями. Фракцьонсцванг (обязательное голосование всей фракции данной партии в соответствии с решением ее большинства или с мнением руководителя фракции) вынуждало депутата под страхом исключения из партии голосовать против своей совести. Депутат католической партии Центра Адам Штегервальд, бывший премьер-министр Пруссии и министр труда, назвал рейхстаг Интерессантенхауфен, имея в виду, что он защищает не принципы, а интересы особых групп.

Население страны было недовольно работой парламентариев. Оно потеряло веру в способность править страной тех институтов, которые само создавало для защиты своих особых интересов – в частности, для защиты интересов профсоюзов. Они не были коррумпированы, просто стали слишком бюрократичны, а потому и слишком неповоротливы и не умели энергично действовать в критические моменты.

Социал-демократическая и центристская партии больше других чувствовали свою ответственность за руководство молодой Веймарской республики. Но они устали, как устают и американские политические партии, когда слишком долго находятся у власти, и оказались не способны предложить конструктивные идеи, которые обнадежили бы народ. Буржуазные партии справа от центра – демократическая и консервативная – были истощены непрерывной борьбой. Деловой мир видел, что усиливающийся политический хаос наносит страшный вред их интересам, и все чаще и настойчивее требовал «твердой руки».

Промышленность приходила в упадок. Тысячи предприятий либо полностью закрывались, либо сокращали рабочий день и даже неделю. Количество безработных составляло от шести до семи миллионов; вместо созидательной работы люди целыми днями стояли в очередях за жалким пособием по безработице. Это был период безнадежности, апатии и отчаяния. Угрожающе росло сочувствие коммунистическим идеям.

Хуже всего была ситуация в Рурском промышленном районе. В этом центре германской индустрии у шахт скапливались громадные насыпи добытого угля, который не находил сбыта. Владельцы угледобывающих предприятий не могли платить своим кумпелс[2].

Следует помнить, что уголь – основа основ всей промышленной системы Рура. Даже сегодня Западная Германия обладает 35 % всех залежей угля Западной Европы и 70 % коксующегося угля. Больше нигде в Европе не добывается уголь столь высокого качества. Синонимом Рура стала еще одна крупнейшая отрасль промышленности – сталелитейная, основанная на крайне дешевом угле и газе.

В Руре имелись шесть огромных металлургических концернов. Это, во-первых, «Стальной трест», объединение семи больших металлургических предприятий с томасовскими, мартеновскими и электрическими печами. Во-вторых, всемирно известный концерн Круппа, который неправомерно связывают только с производством оружия. В-третьих, акционерное горно-металлургическое товарищество «Гуте Хоффнунгсхютте Акциенферайн фюр Бергбау унд Хюттенбетриб», в дополнение к своей разветвленной деятельности в районе Рура сотрудничавшее с машиностроительными заводами Аугсбурга и Нюрнберга (концерн М.А.Н., расположенный на юге Германии). В-четвертых, акционерная горно-металлургическая компания Хёша в Дортмунде. В-пятых, семейный сталепрокатный концерн наподобие крупповского «Клёкнер-Верке». И наконец, в-шестых, завод «Маннесман Рёренверке», в основном производящий трубы.

Кроме этих шести гигантов, было еще два концерна, у которых имелись значительные заводы в Руре, но основное производство находилось в других районах Германии, – это концерны «Отто Вольф» и «Фридрих Флик».

В начале Второй мировой войны эти восемь предприятий Рурского района в целом производили 16 млн тонн стали. Для обеспечения бесперебойных поставок первоклассного угля и железной руды, необходимых для высококачественной продукции, каждый из них владел большими угольными и железными рудниками.

Но в начале 30-х годов эта мощная индустрия находилась в опасном положении. Из-за отсутствия заказов приходилось закрывать одну домну за другой. Понятно, что с каждым днем и рабочими и хозяевами предприятий все больше овладевало уныние. Вообще вестфальцы народ трудолюбивый, рассудительный, с устоявшимися взглядами на жизнь, не склонный к поспешным заключениям, поэтому они не легко поддаются политической агитации. Теперь же безработные массы, которым нечем было заняться, начали внимательнее прислушиваться к коварным речам коммунистических ораторов, призывающих «прогнать дымящих баронов»[3].

Третьей высокоразвитой и важной отраслью промышленности Рура была химическая. Профессор Норман Дж. Г. Паундс говорил: «Химическая промышленность родилась непосредственно из побочных продуктов перегонки каменного угля. Ресурсы рурских угольных залежей являются богатейшими в Западной и Центральной Европе, кроме, пожалуй, запасов в Верхней Силезии [в настоящее время находится за железным занавесом]»[4].

Бесчисленные химические заводы, многие из которых входили в конгломерат германских концернов «ИГ Фарбен», тоже оказались втянутыми в воронку Великой депрессии.

Если вспомнить, что предприятия этих трех промышленных отраслей Рура были сосредоточены на территории меньше 200 квадратных миль и что на них обычно работали 567 тыс. рабочих, то легко понять, насколько напряженной была в этой области политическая, экономическая и социальная обстановка в описываемый период. Частым явлением стали волнения, подстрекаемые радикалами крайне правого и левого толка.