Меня нашли в воронке - Алексей Ивакин

Однако сегодня все были загружены своей работой. Захар и Лешка шли по краю оврага по траншее, девчонки, Рита с Маринкой, подымали верхового лейтенантика, которого еще вчера нашел Толик, совсем недалеко от лагеря. Остальные мужики — Виталик, Вини и Юра пошли в дальнюю разведку к озеру, искать захоронку десантников. Ёж сидел в лагере дежурным, замученный медвежьей болезнью, случившейся с ним ни с того ни с сего.

— Леонидыч! — Рявкнул снова Захар. Тот продолжал игнорировать, стоя к ним спиной.

— Может кинуть в него чем? — флегматично предложил Лешка, наблюдая, как афганка исчезает в кустах.

— Лопаткой? — предположил Захар.

— Или щупом?

— В задницу, по самые гланды! — хором закончили оба любимой присказкой командира. Которую он, впрочем, при девчонках не высказывал.

Лезть в овраг никак не хотелось. Глина была мокрая, снег сошел совсем недавно, карабкаться по грязи было лень. Лешка уже собрался прыгать, но именно в этот момент Леонидыч оглянулся.

Ребята замахали ему, тот снял, наконец, наушники.

— Леонидыч, иди сюда! Хрень нашли какую-то!

Тот молча кивнул в ответ и скрылся в лесу.

— Куда это он? — Оторопело спросил Захар.

— В обход, наверное. — Пожал плечами Лешка. — Покурим?

Они уселись около березы и вкусно задымили. «Примой». Почему-то другие сигареты в лесу не курились.

Огонек уже обжигал пальцы, когда командир, наконец, вышел из кустов по эту сторону оврага.

— Чего звали? Чего хотели? — бодро сказал он, скидывая минак и рюкзак на землю.

Захар встал на колени около кочки.

— Леонидыч, посмотри, чего за ерунда тут? — Он потыкал щупом в кочку и вокруг нее. Везде был явственно слышен металлический звук.

— Сейчас… — Тот вытащил свою финку и начал квадратами снимать дерн. Земля была явного рыжего цвета. Леонидыч долго возился, но постепенно стал вырисовываться контур огромной остроугольной болванки.

— Снаряд. Гаубица. Похоже наш. — Выпрямившись, он вытер нож о штанину.

— Вот это дура… — почему-то шепотом сказал Лешка.

Снаряд длиной около полутора метров, словно древний крокодил выглядывал из земли.

— Похоже наш. Триста пять миллиметров. — Охлопал ладони Леонидыч.

— Через ствол прошел? — спросил Алексей?

— А кто его знает. — Меланхолично ответил командир. — Не смотрел. Но, скорее всего, прошел. Здесь позиции немцев были, значит, гаубицы такого типа стояли километрах в тридцати отсюда. За Михайловкой как раз. Немцы ее так и не взяли. Лупили по Ивантеевке, скорее всего. Там, в сорок втором, штаб второго армейского корпуса был у гансов.

— А здесь то почему снаряд? — спросил Захар, с уважением разглядывая ржавого поросенка. — Тут с километр же еще до Ивантеевского урочища.

— Недолет… — ответил командир. — Ладно. Воткните тут пару веток с бинтами. Вечером вернемся, бахать будем.

— Как ее бахнешь-то? — удивился Захар. — Тут такой кострище надо разводить.

— А мы с берега оврага подкопаем, внизу нодью разведем, снаряд туда съедет оползнем, сверху еще пару бревен быстро бросим. Полчаса как минимум прогреваться будет. Уйдем за тот пригорок, — он показал в сторону бывшей Ивантеевки. — В мертвой зоне осколки не достанут. Да и вряд ли разброс большой пойдет.

— А может, ну его на хрен, эту балерину? — засомневался Алексей. — Оставим как есть. Вызовем саперов из Демянска, они приедут и взорвут на месте. По медали, заодно заработают.

— Нет в Демянске саперов. Если и поедут, то из Новгорода. Но поедут вряд ли. Места тут глухие, людей нет. А если и приедут, то взрывать не будут. На рыбалку пустят. Тут же на озере и отдохнут. Да и когда они сообразят? А тут, смотри, «черные» тоже, смотри, бродят. В этой дуре центнер живого веса. А тротила не помню сколько. Минимум половина. Так что сегодня вечером взорвем. Нодью умеете делать?

— Ну… Как бы тебе, Леонидыч, сказать… Не пробовал. Может и умею.

— Понятно… А ты, Захарыч?

Тот пожал в ответ плечами.

— Значит так… Срубите шесть сухостоин потолще. На дальней стенке оврага одну разведем, на этой другую. Тут и там, ага, — показал он щупом места. — Положите два бревна на том берегу и повбивайте колышки вдоль бревен. Чтобы не разъезжались. Сверху на два третье бросьте. Чтобы как бы пирамидка получилась. Только прежде чем бревна туда складывать, сделайте из хвороста заготовки для маленьких костров внутри. А бревна понадрубайте с надотколом щепы.

— Понятно?

Парни переглянулись:

— Ну, как тебе сказать, командир? А зачем эта… Байда?

— Нодья. Сильный жар она во все стороны дает, особенно если поджечь бревна одновременно по всей длине. Как раз это и требуется.

— Леонидыч! У нас и топора то нет! — развел руками Лешка.

— Студенты… — матерно вздохнул тот. — Пошли.

Они отошли чуть в сторону и командир, уперевшись прочно в землю, тут же руками свалил древнюю сухую сосенку-недоростка. Корнями та выворотила кусок колючей проволоки и шумно рухнула на землю.

— Учитесь, бойцы, пока я жив! Валите еще. Потом подтаскивайте к оврагу. Я сам уж там сделаю, все что надо…

…Уже через полчаса все было готово. Бревна были свалены и уложены, костры готовы, оставалось только подкопать берег оврага и можно взрывать.

— Ну, пошли! — Командир критически осмотрел дело своих рук, Лешка и Валерка были только «подай-принеси» — Поужинаем, все соберутся и вернемся.

И они, собрав инструменты, отправились через пригорок в сторону бывшей деревни Ивантеевки, где стояли лагерем около позаброшенного немецкого кладбища.

— Слышь, Леонидыч! — спросил Захар, когда они вышли на просеку. — Я вот понять не могу, а чего их не хоронили-то? Немцы своих хоронили, а наши нет… Ну ладно, понимаю, когда отступали. Некогда было. А когда наступали — тоже некогда? А тут вообще — позиционная была. Могли бы и по человечески…

— Не знаю я, Захарыч. — Вздохнул в ответ командир. — Знаю вот только то, что после войны некому было. Города разрушены, деревни сожжены. Ты сюда в кузове «Урала» ехал? Я в кабине двенадцать бывших деревень насчитал только вдоль дороги. А в прошлом году мы под Чудово работали, на Лезнинском плацдарме. Там, где батальон капитана Ерастова полег. Слышал?

— Ага, Юра рассказывал. — Кивнул Захар.

— Это где двое в живых осталось? — спросил Лешка.

— Да, лейтенант, переплывший Волхов с ранением в челюсть и боец, которого через сутки на берегу подобрали. Так вот, когда Чудово освободили в сорок четвертом, во всем поселке осталось в живых около пятисот человек. А до войны было десять тысяч. Ну и кому убирать, если одни бабы, старики да дети, которым даже жить то негде было. Подвалы. А на улицах немцы, наши… Тысячами. В школе просто из окон выбрасывали и тут же в асфальт закатывали всех подряд. Дети так в баскетбол на костях и играют. Единственное здание, которое там уцелело — дом-музей Некрасова. Тетка-экскурсовод с такой гордостью сказала, как будто лично гансов на порог не пускала. Дура. Потом повела нас, после осмотра его спальни, во двор. К могилке его любимой собачки. Жену он на охоту взял в первый раз, она сослепу ли, с хитрости ли ее и пристрелила. Чтобы не шатался там по лесам, пока она дома сидит. Впрочем, это его не остановило. Ушел в депрессию, написал пару стихов трогательных, собачку похоронил, и камушек ей поставил. Гранитный. Пока горевал, жена ему рога ставила с его же другом. Но не суть, в общем, привели нас к этой могилке и тетка напыщенно так, глаза в небо вперла и говорит с придыханием: «Постоим же молча у могилы лучшего друга великого поэта Николая… Алексеевича… Некрасова…» А у нас это уже третья минута молчания за день. Но от неожиданности все заткнулись…

— И чем дело кончилось?

— А ничем особенным. Виталик воздух испортил громко, и у всех просто истерика ржачная случилась. У бабы тоже. Только не смеялась она. Пятнами пошла. И как давай орать! Что именно орала не помню, но, типа, впервые видит таких бескультурных ублюдков, которым недорога память о России.

— Так и сказала? — засмеялся Захар.

— Насчет ублюдков не уверен. Возможно, уродами. — Улыбнулся Леонидыч. — Однако пришли!

У костра стоял, с поварешкой наперевес, Ёж. С лица его уже сошла зелена, но он зачем-то стал прихрамывать, когда пошел навстречу мужикам.

— Ёж, ну чего опять случилось? — с тяжело скрываемым смехом спросил Захар.

— Толик, блин, мне кипятка в болотник налил, ссссс… нехороший человек! — погрозил Ёж Толику поварешкой. — Без супа останешься! Понял?

Большой, склонный к полноте, добродушный Толя Бессонов быстро покраснел и развел руками:

— Да я, блин, дрова ему помогал колоть, когда вернулся. А то этот… по кустам бегает все время, не успевает. Ну, рубанул, от чурки щепа откололась и прямиком в костер по дуге. И главное, кувыркается. А я еще подумал, лишь бы Ежу не в живот. И так болеет.