Меня нашли в воронке - Алексей Ивакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четыре вороны, нахохлив кудлатые головы и опустив хвосты, сидели на дереве. То ли спали, то ли думали о чем-то. Только одна сволочь летала над ними и орала противным голосом: «Кхарр-кха-кха-кхарр!»…
— Меня вырвет сейчас! — буркнул Захар.
— Чем это интересно? — спросил его Виталик, когда они уже отошли от пепелища.
— Не знаю. Попить бы.
— Вон воронка, вроде. Пошли, умоемся и попьем.
Они с наслаждением плюхнулись на краю небольшой воронки.
Долго пили, аж до рези в животе, фыркали, плеща воду во все стороны…
И чуть-чуть заглушили голод.
— Поперли дальше… — не открывая глаза, сказал Виталий.
— Не могу больше… Жрать хочу. Считай, больше суток уже не жрали! — простонал Захар.
— Дерево погрызи. Пошли, млять! — Виталя приподнялся на четвереньки и его тут же стошнило зеленой слизью. Он постоял, помычал, а потом резким движением дернулся вверх.
— Пошлю, говорю, а то сдохнем здесь. Должны же выйти мы куда-нибудь?
— Эх, мама — роди меня скорей обратно! — простонал Захар, но все же заставил себя встать.
Сколько они еще шли, непонятно. На часы не смотрели, экономя каждый вздох и каждое движение.
Вдруг Виталик, шедший первым, резко остановился. Захар, машинально, воткнулся ему лицом в спину.
— Тихо! — прошептал, покачнувшись тот. — Змея! Палку дай, быстрее.
Захар схватил валявшийся сук и тихонько передал его Виталику.
Тот осторожно взял сук в руки, размахнулся, прицелился и несколько раз со всей яростью ударил по голове гадюки.
Трухлявый сук развалился, но змее досталось как следует. По крайней мере, она стала яростно извиваться на одном месте.
— Сдохла? — шепотом спросил Захар.
— А хрен его знает… — Также шепотом ответил Виталик. А потом подождал и несколько раз ударил каблуком берца туда, где должна была быть голова гада.
— Костерок разводи. Пожарим. — Внимательно наблюдая за змеюкой сказал Виталя.
— У меня это… Спичек нет… — Виновато сказал Захар. — Не захватил, когда из лагеря шли…
— Твою мать… — Зло выдохнул Виталик. — У меня были, но промокли вчера. В речке. Погоди, посмотрю…
Он достал из кармана горсть палочек без серы на головках. А потом злобно и на весь лес выругался.
А в ответ, совершенно недвусмысленно, щелкнул кто-то затвором, и чей-то голос тихо произнес:
— Руки вверх!
Они медленно подняли руки.
— Обернуться! Медленно! — как-то странно прохрипел голос за спиной.
Они повернулись.
Навалившись на дерево, стоял тощий донельзя парень в черно-зелено-коричнево-сером маскхалате. Винтарь в его руках дрожал, но глаза были спокойны и упрямы, хотя и лихорадочно блестели.
— Вперед! — мотнул он стволом и его слегка шатнуло.
— Эй, мы свои, русские! — осторожно сказал Захар.
В ответ парень снова мотнул стволом — мол, иди куда велено.
Скрестив руки за затылком, они пошли в сторону, куда показал странный боец.
И едва не наступили еще на одного. Тот лежал, приподняв ствол трехлинейки обоими руками.
Виталик и Захар почти мгновенно переглянулись.
Но пошли дальше. Бежать смысла не было. Кажется, дошли до своих. Только эти свои какие-то странные…
И тут Виталик едва не застонал — о легенде-то не договорились, блин! Вот чего сейчас особистам говорить?
По кустам кто-то почти бесшумно зашуршал.
— Эй, парень тебя как зовут-то? — спросил Виталик и тут же получил в ответ чувствительный тычок между лопаток.
— Понятно… — пробормотал он и получил еще один.
Где-то минут через двадцать они вышли на большую поляну. По всей поляне стояли конусами небольшие шалашики. Некоторые, правда, обвалились, но из большинства торчали ноги. Как правило, в дырявых валенках…
Захар выразительно посмотрел на Виталика. Тот понимающе мигнул…
Тем временем, конвоир подвел их к одному из шалашиков.
— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант! — тихим хриплым голосом позвал он. — Товарищ лейтенант, тут задержанные!
В шалаше послышалось шевеление, а потом оттуда выполз, в буквальном смысле этого слова, человек с лицом земельного цвета.
Он не встал. Конвоир помог ему присесть, подхватив под мышки, и навалил на чурбачок, стоявший рядом.
— Кто такие? — Просипел лейтенант, не глядя на них. Хотя знаков различия не было видно под лоснящимся от грязи полушубком.
— Рядовой Комлев! — ответил Виталик. Захар не растерялся и поддержал его, козырнув к пустой голове:
— Рядовой Захаров, восемьдесят шестой полк сто восьмидесятой стрелковой дивизии!
Виталик одобрительно кивнул, а лейтенант приподнял брови:
— Сто восьмидесятая??? Вы чего тут с осени шарахаетесь? Что-то не похоже…
— Так мы это, товарищ лейтенант, зиму на хуторе просидели… пустом. А сейчас вот к своим пробираемся. — С виноватым видом ответил Захар.
— Сметанин! — вдруг в слабом голосе лейтенанта звякнул металл.
— Я, товарищ лейтенант! — просипел за спиной голос их молчаливого конвоира.
— Расстрелять дезертиров к чертям собачьим!
— Товарищ лейтенант! — Вскрикнул Виталик. — Да какие же мы дезертиры? Мы же вот… Знамя полка вынесли!
А в спину ему ткнулся ствол.
— Захар, покажи!
Тот торопливо стал расстегивать куртку и судорожно вытаскивать красный сверток.
А потом развернул его.
Лейтенант помолчал, а потом добавил:
— Погоди, Сметанин… Успеем еще. Документы!
— Сгорели, товарищ лейтенант… Мы их на печке хранили, а тут немцы с полицаями, мы через овин и ходу в лес. Они дом подожгли и книжки там сгорели…
— Хутор, где находится? Можешь на карте показать? — лейтенант протянул дрожащей рукой планшет.
— Товарищ лейтенант, мы это… картам не обучены. — Соврал Захар, студент четвертого курса естественно-географического факультета.
— Где стояли осенью?
— У Ивантеевки, товарищ лейтенант… А дальше не знаю…
— А оружие то где?
— Так это… В избе осталось. — Понурили они головы.
— Распестяи… Вот из-за таких как вы — немцы до Москвы дошли! — Лейтенант зло сощурил глаза. — Сметанин! Налей им кипятку!
Сметанин, длинный и тощий как жердина, молча козырнул лейтенанту.
— Товарищ лейтенант, а покушать у вас ничего нет? А то мы уже сутки не жрамши! — взмолился Захар.
— Слышь, боец… У меня раненые уже неделю не жрамши — перекривился лейтенант.
— Товарищ лейтенант, — тихо сказал Сметанин, скинувший капюшон маскхалата и внезапно оказавшийся рыжим — Они там змею поймали и забили.
— Молодцы… Змею сварить. Бульон и мясо тяжелораненым. Передай старшине. Сам обратно в дозор.
Сметанин непроизвольно сглотнул, но, справившись с собой, опять кивнул и побрел в лес, держа винтовку как ребенка — прижав к груди. По пути он о чем-то перемолвился с лежащим возле костра мужиком.
— К костру идите. Позже вызову — сказал лейтенант. Похоже, каждое слово давалось ему с трудом.
Ребята пошли к костру и не заметили, как командир с облегчением откинулся на землю.
— Товарищ старшина, нас к вам прислали.
Тот молча, не вставая, кивнул на котел с медленно кипящей водой и кружки.
Они осторожно зачерпнули крутого кипятка и сели рядом.
— Товарищ старшина, а что за часть у вас?
Тот приоткрыл водянистые глаза:
— Первая мобильная воздушно-десантная бригада. — Почти по слогам, еле слышно прошептал он.
Парни переглянулись. Еще бы! Именно этот лагерь они и искали! Тогда не нашли, нашли сейчас. Тощих, обессиленных, больных, но все еще ждущих самолетов с Большой земли.
А ведь самолетов то больше не будет… Командир рассказывал, что последний У-2 садился тут где-то в средине апреля сорок второго. А сегодня?
— Слышь, старшина? А сегодня какое число?
— Двадцать восьмое. — Не открывая глаза и не поднимаясь, ответил тот.
— А самолет когда был последний?
— Пятнадцатого.
— Так вы чего, уже две недели не ели ничего?
Старшина открыл глаза.
— Раненые неделю. Здоровые — три. Как мясо лошадиное протухло так и не ели.
Парни потрясенно замолчали.
— Мешки сейчас вещевые вывариваем. У кого сахар просыпался, у кого сало пятно оставило. Хорошо хоть гранаты перестали есть…
— Гранаты?? Как это?
— Так тринитротолуол-то сладкий на вкус. Некоторые несознательные ели. А потом помирали от отравления.
Старшина смолчал. Он не стал рассказывать, как самолично расстрелял бойца, сошедшего с ума и срезавшего с бедра убитого друга куски мяса…
— Товарищ старшина, а товарищ старшина! — осторожно позвал лежащего Виталик. — Нам бы это… К товарищу лейтенанту…
— Идите. — Шепнул тот в ответ и повернулся на бок.
Они встали и оглядели лагерь. Нигде не было ни одного движения. Только изредка — то справа, то слева — раздавались стоны.