Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе - Татьяна Илларионовна Меттерних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот Олег, муж папиной сестры, служивший морским офицером, и брат папа Николай Васильчиков, который так прекрасно играл на виолончели. Его младший брат Георгий к тому времени уже пал на фронте. Он был красавцем, рассказывали нам, но слишком высокого роста – цель верная для врага. Его денщик Иван вынес его из-под огня и за храбрость был награждён Георгиевским крестом.
У мама было три брата: Борис, мой крёстный отец, Дмитрий, которого она особенно любила, остроумный задира, и Адишка (Владимир), самый младший, он держал конюшни. Одна из его лошадей выиграла на скачках дерби и завоевала роскошный кубок.
Кроме дяди Георгия Васильчикова, все они женились молодыми, и поэтому у нас было огромное число теток. Они были спокойные, мягкие и пахли, как цветы; так как у них в большинстве случаев были собственные дети, они не часто играли с нами.
Дяди были высокого роста и весёлые, носили мундиры и казались ошеломляющими. Они шутили, смеялись, и собаки радостно крутились у их ног. Большая белая собака лайка по имени Норка лежала в зале под мраморным столом и, не моргая, неотрывно смотрела на меня своими чёрными глазами; я же испуганно следила за её мохнатым хвостом, которым она виляла, как большим опахалом, и цеплялась за руку кого-нибудь из взрослых в надежде, что, если этот угрожающий хвост перестал бы вилять и Норка бы медленно встала, вытягиваясь и расправляясь во весь свой рост, чтобы облизать мне лицо, меня бы вовремя спасли.
Однажды жарким, душным днем я сидела на коленях у моего крёстного отца Бориса Вяземского в Лотарёво, семейной усадьбе под Тамбовом. Его льняная норфолковая куртка, усеянная карманами, была прохладна на ощупь; коротко подстриженные медного цвета волосы немного темнее, чем у мама, его улыбающиеся глаза были не зелёные, как у мама, а светло-карие. Вооружённый инструментом для чистки курительной трубки, он осторожно вытаскивал из моего уха клеща, так как часто имел такой опыт со своими собаками.
Как-то Ирина и Александр потеряли список с названиями животных из игры в лото; он написал заново весь список, даже на латыни, не заглядывая в словарь. А ещё он привез из Индии львёнка, которому разрешалось гулять с нами в парке, но потом львёнок стал таким большим, что его под именем Лев Вяземский пришлось отдать в зоологический сад.
Дяди любили дразнить нас; выбрав себе кого-нибудь из детей, они направляли тогда все свое внимание на жертву, чем приводили последнюю в сильное смущение. Они никогда нас не бранили, но обращались с нами как со взрослыми, ожидая, что мы в состоянии им отвечать, и радовались, когда получали остроумный ответ. Если же мы вели себя вызывающе, невежливо, то они нас просто не замечали – мягко отодвигали в сторону, и ты тотчас же чувствовал себя глупо и немногого стоило облегчение, что тебя оставили в покое.
Спустя несколько лет моя маленькая сестра Мисси выглядела, как рождественский ангелочек с лицом, обрамлённым золотистыми локонами. Всякий раз, когда на неё обращали хоть малейшее внимание, она опускала вниз уголки своего круглого рта и ревела. Взрослые от огорчения забрасывали её подарками, но ничего не помогало. Она даже мама отвечала через меня. С возрастом это исчезло, но даже когда она стала старше, её этим дразнили: «Ну, Мисси, будешь ты со мной разговаривать или сразу заплачешь?».
Поместье нашей бабушки Гаги, матери мама, называлось Осиновая Роща (около Левашово) и находилось под Санкт-Петербургом, недалеко от финской границы. Маленький дворец начала XIX века был окружён со стороны сада высокими колоннами, которые полукругом возвышались от низкого (всего три ступеньки) пьедестала до самой крыши. Дом, удалённый от Санкт-Петербурга всего на несколько вёрст, наполнялся гостями. Дети вели там свою собственную жизнь. После обеда мы выезжали в лёгких, сплетённых из ивовых прутьев повозках. Упрямыми пони управлял молодой конюх; няни шли рядом. Корзина с провизией укреплялась сзади. Вскоре мы выходили и бежали в парк. Сквозь высокую траву можно было наблюдать с некоторого расстояния за зубрами. Нам не разрешали подходить к ним слишком близко, так как животные были дикими и неспокойными, особенно если рядом находились маленькие. Огромные серые зубры стояли неподвижно и мерно жевали, но едва завидев нас, жевать прекращали. Мы гадали, кто мог бы быть «матерью», а кто «тётей» малыша, так как отца никогда не было рядом с семьёй. Ирина их очень боялась.
Однажды мама появилась одетой во все чёрное. Её лицо было белым, как снег, обрамлённое траурным шлейфом, который, однако, не мог полностью затемнить медный отлив её волос.
Вечером нам сказали, что мы должны молиться за дядей, которые погибли. Список становился всё длиннее: Георгий, Олег, Дмитрий, Борис…
Двоюродные братья папа – Сергей и Николай Исаковы – уже погибли на фронте, и их отец, брат бабушки Васильчиковой, приподнимал меня за подбородок, когда навещал нас, и утвердительно говорил: «Николай; у неё глаза Николая».
Затем были убиты тетя Мэри Щербатова, её дочь Сандра и её сын Дима – глубоко в тылу страны, где находилось её поместье. Папа хотел было как раз поехать туда, чтобы убедить её уехать…
Ужасам не было конца. Мы, дети, не знали, что означала смерть. Павшие переходили в наших молитвах только в другую категорию. Мы не понимали также, как молоды были все наши дяди: большинству из них не было и тридцати лет. Но мы грустили, что их больше не было с нами, и мама стала тихой, совсем другой, чем прежде. Она часто приходила в детскую, где тихо разговаривала с няней: «Здесь, у детей, я черпаю силы».
Мы старались быть послушными и радовать её маленькими сюрпризами, но она едва их замечала и гладила нас лишь слегка по головам, когда мы по очереди сидели у нее на коленях, старшие – крепко обняв её.
Когда взрослые плакали, у нас в горле вставал комок, особенно если взрослые пытались скрыть свои слёзы. Я чаще всего сидела как мышка, прижавшись к чьим-нибудь коленям или твёрдой пряжке военного ремня или уткнувшись в мягкие кружева. Ни у кого не было больше времени смеяться над какими-нибудь смешными замечаниями Ирины, а когда она и Александр оставались одни, часто разгоралась сильная ссора от всего накопившегося.
Дядя Дмитрий, любимый брат мама, был убит бомбой,
