Запутанные нити. РАК: умереть нельзя измениться - Вилена Смирнова

Последним предложением он все испортил. Тоскливо как-то стало сразу. Нет, не про «платить», всегда платим втридорога, особенно, когда про здоровье. Сами понимаете. Просто как-то не туда сразу пошло, мимо что ли. Выкинула бумажку с явками-паролями на выходе из центра.

Сделала в этот же вечер маммографию. Кто сказал, что двигаться к своему диагнозу, можно азартно? Я говорю. И, подобно ищейке, взявшей след, атаковала аппарат заодно с милым пареньком. Закидала его вопросами, когда будет готов снимок. Обещал через 2 часа.

Он вынес снимки в холл, как и обещал. Слегка потупившись, тихо сказал: «У Вас были хирургические вмешательства? Это рентгенолог спрашивает». «Нет, – говорю. – Ничего такого». Попросил пройти к врачу в кабинет. Деликатно так, с сочувствием. Иду. Азарт растет – след верный.

Доктор внимательно рассматривает свежий снимок и задает тот же вопрос про операции.

– Операций у меня не было. А что там?

– Видите ли, тут есть измененный участок… это надо понаблюдать… Это бывает после проведенного хирургического вмешательства. Но раз Вы утверждаете, что операции не было…

– Но раз я не могу утверждать обратного… – пытаюсь шутить. – Так на что похоже?

– Этот измененный участок похож на шрам. В целом, обратитесь к специалисту, понаблюдайте.

– Давайте я спрошу прямо: это похоже на …рак?

– Это похоже на шрам.

Успеть успеть

Сижу в машине с Дишкой, собираюсь. Надо идти домой и что-то сказать маме. Надо в принципе куда-то идти и в принципе что-то сказать, и сделать, и успеть… Теперь в мою жизнь вошло это тревожно-гнусное «успеть». Успеть вылечить, успеть дожить, успеть успеть…

Меня накрывает волна гнева. Не просто гнева, а раскаленной белой ярости. Я со всей дури бью себя по коленям и начинаю рыдать. Даже выть. Громко и с чувством. И кричу. В замкнутом пространстве машины мой крик рикошетит от потолка и обрушивается мне на голову. И мне кажется, что он не закончится. У меня внутри много крика. Сквозь мою бессвязную речь про то, что кто-то за меня решил и «зачем», и «я ЭТО не выбирала», просачивается-проскальзывает один взгляд Диши. Я умолкаю, когда он с силой железными пальцами стискивает мое колено.

– Я тебя не отдам – слышишь?! Не отдам – только живи!!! Я ни за что никому и ничему тебя не отдам!!!

Теперь кажется кричит он. На самом деле говорит он тихо и пронзительно, его слова гудят у меня в голове и в желудке. Но он кричит, потому что я не выдерживаю этой громкости. В области сердца какой-то клин вбивается-впечатывается.

– Я вытащу тебя – слышишь?! Только живи, умоляю! Я все смогу, только живи! Веришь мне?

Я киваю, и мой крик закончился, будто испугался. Слезы хлещут как прорвавшаяся плотина. У меня оказалось много слез. И чувствую себя разделенной. Кто-то сидит и рыдает, а кто-то посреди черепной коробки фиксирует: «Что там? Шок-ступор, отрицание, гнев, вина… Ба! Да я перескочила две фазы горя…» И пока я рыдаю, этот кто-то размышляет, будет возврат к первым двум или сразу помчимся к принятию?

Диша меня уже укачивает, что-то быстро-быстро говорит, поправляет волосы, улыбается, обещает.

– …. у нас столько планов, маленькая моя. Как же так? Мы же столько еще с тобой собирались сделать, в стольких местах побывать. Ну как же? Мы обязательно будем там, где хотели. Это только начало, понимаешь, начало… Ты меня вытащила, я жив-здоров, и я тебя вытащу – я все смогу.

Да. У меня было много планов на ту жизнь. Я не знаю, реализуются ли они. Я теперь ничего не знаю. Я вижу, что мои планы резко скорректировались. И мне надо с этим согласиться. Или хотя бы сделать вид.

– Диш, я в негодовании. Мне отвратительно от того, что придется пройти именно так. Я реально не понимаю – я не давала согласия на такой способ. Это слишком. И я хочу знать – зачем мне так идти? За каким таким смыслом этот экстрим?

Диша убеждает, увещевает – мол, все еще непонятно, возможно, все еще не так как кажется.

– Ты же ведьма, – смеется, – все рассыплется, вот увидишь! Все не так… ну, сколько раз такое проходили. И это пройдем. Ну, значит, так надо.

А кто-то сидящий в глубине черепной коробки потирает руки: «Интересно-интересно, и куда это выведет?» И разворачивается усталая потрепанная ясность – все так.

Ляльке решено пока не говорить. Они с мальчиком собираются в театр, а потом уедут на дачу. Пока в ее жизни все будет как прежде.

Мама держится. Я знаю – это «пока». Оно угадывается в терпеливо-выдержанных интонациях. В сохранении невозмутимости лица и духа. В подборе слов и их аккуратной расстановке.

Слова в этой ситуации вообще, как хрустальные: их не берут и не подбирают – к ним прикасаются. Их едва передвигают и смотрят издалека – как они там на той дальней полке смотрятся? Пока.

Я держу интонацию. Не обрушиваю свое внутреннее знание. Уже не кокетничаю с ожиданиями. Мне с ними сейчас тесно. Буду гнать.

Мама спрашивает, почему я молчала об этом. Я знаю ответ, он какой-то неудобный и дурацкий в целом. Но другого все равно нет.

– Я очень не хотела вас беспокоить. Я вас знаю – вы бы стянули столько внимания и тревожности, что мне было бы не по себе. Я рассчитывала, что разберусь сама.

Мама только всплескивает руками. Рассказываю ей про «шрам», и она вдруг:

– Это ты сама себе в джунглях «операцию» сделала. С Аяваской своей. Вот и шрам.

Настоящий смех – когда смеются лопатки

Неужели так? Неужели это может быть так непостижимо? Наша поездка в Перу, наша захватывающая экспедиция в прошлом году показала не просто путь к себе, а дает еще и подсказку, чтобы знать и действовать в этой ситуации? Или наоборот? Мы были там, что-то открылось, а теперь вот это – жми по-полной?

Я не знаю и не хочу анализировать сейчас, что и в какой последовательности происходило и почему все это неслучайно. Меня пробило от воспоминания, как только мама произнесла эту фразу про «операцию».

Опуская все – что привело нас в джунгли Перу, к работе со священным растением – Аяваской1, как нам повезло попасть сразу на индивидуальное диетирование, а не на туристическую групповую церемонию, и многое другое – я еще раз прокручиваю ту церемонию Аяваски, где было так много показано и вынуто. И вдруг, спустя полгода, начинаю видеть глубоко – как развернулось это послание.

Это была церемония, завершающая двухнедельную работу. Следующий день – наш последний день в Сельве, мы должны были идти в поход в джунгли, к притокам Амазонки и посмотреть окрестности. Мы находились в предвкушении окончания диеты, последней церемонии и предстоящего похода. А еще дальше нас с Дишей ждал Тихий океан и две недели абсолютного счастья под нескончаемый гул волн.

У меня было так много вопросов на эту церемонию, что пришлось очень собраться и сформулировать основные – самые-самые. И третьим вопросом я ставлю: «Посмотреть, что у меня там с грудью и поправить». А помимо этого была совсем общая ситуация жизни и финансов, и проектов, и запутанностей. И по поводу этого я тоже ставлю вопрос – «Что идет не так, что нужно увидеть, изменить?».

Мы принимаем свои стаканчики из рук шамана, пьем. Он окуривает нас дымом мапачо2 и когда вдувает дым мне в макушку, меня начинает сильно мутить. Я помню, как шаман запевает Икарос3, пытаюсь привычно зацепиться за звук песни – справиться с дурнотой, но не могу. Потому что в этот момент показалось, что я забыла как дышать. Еще чуть-чуть и паника меня захватит. Но в этот момент что-то изнутри начинает расширять грудную клетку – делаю необычно глубокий вдох, а чей-то голос комментирует: «Сопротивление – расслабление» И вижу, как грудная клетка расширяется до невероятного объема, упирается во что-то, похожее на картонный контейнер из-под яиц. И на каждый такой вдох ячейки контейнера распрямляются, а потом опять сминаются. И так долго-долго под звуковые команды я дышу – Аяваска учит меня дышать.

Дальше ловлю необычное ощущение в лопатках – там начинается вибрация и… смех. Это натуральный смех, который иногда можно почувствовать как сокращения диафрагмы где-то в животе. Но тут именно лопатки, и они смеются, «оглушительно» хохочут, вызывая вибрацию смеха по всему телу. И я начинаю смеяться в голос в этом энергетическом водовороте абсолютной совершенной радости.

Потом, после моего рассказа об этой церемонии, ведущий нашей диеты обратит внимание на то, как телом был показан истинный смех – смех-освобождение, смех всеобъемлющей радости, смех жизни. «Теперь ты знаешь, когда это настоящее – когда смеются лопатки»

Дальше было очень яркое путешествие-видение. «Голливудские» сцены разворачивались, сменяя одно представление за другим. Богатые декорации, музыка, восхитительные звезды, умопомрачительное шоу в режиме нон-стоп. Я была в недоумении при всем великолепии показанного – это что и зачем? Несколько раз торопила, просила перейти непосредственно к работе. Но театрализованное представление только набирало силу. Потом спросила: «Мне это сейчас зачем смотреть?» Ответ последовал моментально: «Тебе надо отдохнуть и расслабиться». Согласилась фразой – «хорошо, только не долго».