Запутанные нити. РАК: умереть нельзя измениться - Вилена Смирнова

Нет уж, увольте от поликлиник – никогда там не состояла, а сейчас тем более не то состояние. Чтобы состоять в этих очередях.

Сдам кровь в ИНВИТРО. Фото костей только здесь в Песочном. За деньги. Ну да, до этого момента все тоже за деньги. Вроде кости фотографировать можно и бесплатно, но люди ждут по году.

А мне нужно быстро. Как можно ждать год?

Я спрашиваю про стадию, в бумажке другие обозначения и написано не так, как обычно.

– Стадию мы определим на операционном столе. По состоянию лимфоузлов. Ну что – штука неприятная конечно. Будем Вас лечить. Вам нужно настроиться и делать все как надо.

О как. Даже стадию не знаю. И как это – как надо? Захожу с другой стороны.

– Я надеюсь, мы обойдемся без химиотерапии?

– Нет, ни в коем случае. Понимаете, Если бы Вам было 80, ну и… А поскольку Вы молодая, будем Вас лечить по полной. После органосохраняющей операции Вы получите курсы лучевой терапии, а потом химию. Это обязательно. Ну там посмотрим. Собирайте анализы, как сделаете ОСГ, приезжайте.

Уже на выходе просит еще раз глянуть на результаты биопсии.

– Знаете, Вам надо бы еще сделать HER Fish… Где Вы биопсию делали – они там развернутый не дают?

Нет, говорю, что просили, то дали. Этот HER можно заказать здесь. Говорит, что важный анализ. Без проблем.

Пошли в отдел платных услуг заказать этот HER. Оказалось, что стоимость его нехилая – 15500 р. Плюс 5 000 р. за уже сделанную биопсию. Плюс все предыдущее и последующее… Диша утешился одним фактом: какие-то забрюшинные исследования доходят до 180000 р. Это он в прайсе прочитал.

Это правильно выходит, что онкология – болезнь богатых? Ну, хоть здесь… слава тебе, приобщилась к богатству.

В кругу «рецидивистов»

06.03.2015

Накануне вечером позвонил странный человек. Пригласил на эту труднопроизносимую процедуру по просвечиванию костей. Говорил так вкрадчиво, нарочито вежливо, паузы делал. А суть сводилась к тому, что на сегодня была «группа». Он так это назвал. И мне предлагалось ее возглавить, как платной пациентке. Я согласилась с ощущением, что он что-то не договаривает. Такие интонации у него были. И вроде размышляет – сказать мне или «пощадить». Ну как-то так звучал. Как потом оказалось, любая «группа» бесплатных идет под предводительством «платников». Если бы я отказалась, эти люди, ожидавшие полгода и больше, ждали бы дальше.

Отличие «платников» от всей остальной группы в том, что радиоизотопное вещество тебе вводят первому. Сидишь все равно со всеми остальными положенные 3—4 часа в специальной комнате и «светишься». И еще одно преимущество – тебе отдают результаты сразу после процедуры. А «группе» – когда будет готово, т.е. «когда руки дойдут», так прокомментировали.

Взяла с собой тапки и две бутылки воды. Все, как велено. А еще книжку, чтобы не «дружить диагнозами» или «против всех». Сразу решила – буду такой автономист. Уйду в неприметный угол, чтобы без всяких этих лишних впечатлений. Или может меня и так отвергнут, как классово чуждый элемент. Потому что я за деньги, а они ждали.

«Дружба диагнозов» и просветительское просвещение начались еще на этапе нашей регистрации. Всегда найдется в группе такой человек, который знает все-все. И мало того, он за всех сделает все возможные выводы. И обладает самым-самым опытом, даже если не обладает. Он осведомлен.

О, слава вам, осведомленные от медицины люди-радио! Общая тревожность сначала нарастала, но по мере выступления осведомленной дамы как-то свернулась. Беспокойства метнулись в сторону ее разборок с пожилой бабулей, которая, по ее мнению, принесла не те тапочки.

«Осведомленная» принялась рассказывать широкой аудитории про другие тапочки, крайне необходимые во время этой процедуры. И долго сокрушалась, как же возможно этого не понимать… В это время пожилая бабуля продолжала завязывать шнурочки на своих полуботиночках и старалась не реагировать. На очередной «аргумент» компетентной дамы бабуля резко ответила: «Какое ВАМ-то до этого дело? Отвяжитесь от меня! И носите свои тапки, какие Вам нравятся.» «Осведомленная» резко съехала, покачав головой, и принялась пропагандировать другие нюансы предстоящего обследования.

В этот момент появился человек в халате и сказал приготовиться «по списку». Первой позвали меня. Головы аудитории по команде развернулись в мою сторону. Больше всех заинтересовалась «осведомленная». Теперь было понятно, кто тут кому кто… Дама быстро проинформировала группу, что меня, платную, поведут «без очереди», а они-де будут ждать, пока… Хотя что «пока» у нее так и не родилось.

После нас пригласили в какую-то комнату, оттуда уже непосредственно на укол. Я действительно пошла первая, но за мной без всяких ожиданий выстроились все остальные. В вену попасть с первого раза не получилось. Я предложила процедурной сестре свое запястье. Из-за этого на руке возникло две повязки. Когда в «светящуюся» комнату пришли все участники процедуры, «осведомленная» мигом вычислила мое местоположение и без церемоний поинтересовалась:

– А Вам что – два укола сделали?!

– Ну да, я же платно, мне побольше положено, – не удержалась я. «Осведомленная» поверила и даже как-то всхлипнула.

Я присела на кушетку в уголок, пытаясь слиться со стеной, и прикрылась книжкой. Рядом со мной присела та самая бабуля с неправильными тапочками. Она тоже не хотела «дружить» диагнозами. Но, чувствуя, во мне единомышленника, начала тихо разговаривать со мной.

Она аккуратно поинтересовалась, впервые ли я здесь и уточнен ли мой диагноз. Когда я коротко ответила, она вдруг оживленно переспросила: «Ничего не нашли?» Я ответила. Бабуля погрустнела и рассказала свою многолетнюю историю. Там было все: за 30 лет с первого диагноза еще несколько операций, ослабленное сердце, куча хронических заболеваний и полная нищета… Инвалидность дочки, ее мизерная пенсия и какое-то потрясающе-горделивое умение выживать.

Я спросила только: «Как же можно… так?» А она охотно делилась опытом покупки раз в неделю фруктов из некондиции, обуви из выбраковки, какими-то еще ноу-хау. У меня внутри замерло все, я смотрела на нее – сухонькую, маленькую, будто из папье маше. Я не видела ее живой, ни тогда, ни сейчас. Что ее привело сейчас, даже не стала уточнять, что-то она сказала про рецидив и про «подозревают».

– А что Вы читаете? Интересная? – громко вклинилась в наш разговор «осведомленная».

Я показала обложку, а она деловито схватилась за ручку, чтобы записать название.

– Я люблю почитать… только если не очень замудрёно написано, – хмыкнула дама. – Мы тут долго будем сидеть, я вот даже и кровать не застилала сегодня, приду – сразу рухну. – обращаясь ни к кому конкретному и ко всем сразу оповестила она.

На ее сообщение кто-то откликнулся вопросом: «А что, будет плохо после этого?» Дама с удовольствием начала повествовать, что в целом она-то не знает, но слышала… И что доза-то облучения микроскопическая, но кому как. И сразу после, уже обращаясь ко мне, она рассказала свою историю. Тоже с началом много лет назад. Я слушала ее, не вдаваясь в детали, пропуская ее деланный оптимизм и надежду на то, что «и в этот раз пронесет». Ее такая деловитая собранность, мол, врач отправила, надо пройти, а тут удача! (это что группу назначили внепланово), ее почти будничный настрой «как-за-хлебом-сходить» – все это, и лица сидящих людей, и их такие похожие истории, вдруг кольнуло и разлилось отчаянной пустотой.

В разговор включилась самая молодая женщина из присутствующих. Спокойно и ободряюще обратилась к своей соседке, охающей и вздыхающей в каких-то точках рассказа «осведомленной».

– Вам, видимо, иголочкой такой протыкали? Да-да, обычно так, когда щитовидка…

Соседка смущенно кивнула.

– Не удивляйтесь, я здесь уже пятый раз, все прошла, все по кругу…

Вот они – «рецидивисты». Вот они, выбросы за-пятилетней статистики. Их кто-то видит, учитывает? В основном, люди пожилые. Та, которая ободряющая, лет 48, ее вздыхающая соседка примерно такого же возраста. Я медленно вглядывалась в лица этих людей, вслушивалась в царящую тишину, изредка нарушаемую громкими замечаниями «осведомленной», адресованными теперь к телевизору у меня над головой. Телек работал без звука, но осведомленная дама умудрялась подметить и обсудить все происходящее на экране, пытаясь привлечь и меня. По праву доверительности – историю-то мне рассказала, значит можно.

Что прошли эти люди, чтобы вот так безнадежно оказаться здесь спустя много или немного лет. Каково это – попасть в этот адов круг, именуемый «смертельный диагноз», вырваться или увериться, что вырвался, а потом оказаться снова в лапах хищника. И то, что они провели эти годы «на стреме», я не сомневаюсь. Как и в том, что сегодняшнее их состояние далеко от привычно бодренького оптимизма. В их лицах усталая обреченность. И еще покорность.