Запутанные нити. РАК: умереть нельзя измениться - Вилена Смирнова

Даже девочка-врач по УЗИ, узнав немногочисленные подробности моей истории, сравнив февральский и апрельский снимки, тихо и твердо мне говорит: «Вы все делаете правильно. Только так и надо» И никакого притворно-официозного формализма, когда я в ответ на ее вопрос о дальнейшем пути чуть-чуть рассказываю о Перу. Слушает внимательно, и в конце также твердо сообщает: «Я буду держать за Вас кулачки, и пусть у Вас все получится!»

Лялькина подружка приехала и застала меня еще в том посредственном состоянии после процедуры ОСГ.

– Это ничего, – объясняю я ей свой вид, – здесь уже прояснили, это последствия процедуры. Дальше будет по-другому. Только с операцией не могу решить ничего.

– Но Вы же неспроста год назад ездили в Перу, значит уже знаете, что Вам делать? Я вот сразу подумала, что у Вас только этот путь, так это все было своевременно. Вы узнали, работали с этим…

Три раза ДА! Сама об этом думала неоднократно. Еду, конечно еду. И пойду в этом до конца. А что сейчас? Очень тягостно ничего не мочь решить. Ну как-то думалось, что возьму только самое необходимое. Я же без войны с кем-либо, без вызова, без осуждения и разоблачения «неправильностей» медицинской системы. Просто у меня такой путь, а у кого-то другой. И казалось, что может получиться вот так – когда надо срочно и быстро, когда некогда размышлять, просто взять и сделать экстренно необходимое. А кто сказал, что «экстренно»? В этой системе координат это так.

Смотрю на своих родных, поддерживаю разговор о необходимых мелочах в больнице… Делаю все буднично, но знаю, что это не я. Отвечаю привычно на немой вопрос Дишки – ок! идем по графику. А сама пытаюсь найти в его взгляде хоть какое-то разрешение. Услышала как-то, что он тихо говорит маме: «Она не собирается на операцию…»

При мне делают вид, что все и правда по графику, и мой провал – тоже. Один только раз сказали оба: «Ну, это ты только сама можешь решить». А я кивнула – конечно. Но я не могу – исчезла опция «Решение».

А может, я заблуждаюсь, что можно таким путем – по чуть-чуть везде? Мне очень страшно от этой мысли. Я вроде как торгуюсь с кем-то. Пусть вырежут, а остальное я доделаю сама и по-своему. И паузу себе выделила на прием растения. Что-то упорно не сходится у меня. Нет внутри соответствия, и спокойствия нет. Тянет в разные стороны – зачем иду на операцию? Зачем иду к исцелению в Перу? И что значит моя убежденность, что мой диагноз – это только повод, разобраться надо кардинально и навсегда? Тогда операция зачем? Разбираться так разбираться, сколько хватит сил и без ожиданий, без гарантий, без доказательств – без всей этой человеческой мутотени. Если приняла, если решила что буду теперь по-другому…

Нолиссе:

«…позволь мне тебя потеребить еще раз – проблема раздирает, не могу принять решение.

Это все по поводу операции.

Надо мне ее делать или нет – и не могу себе ответить на вопрос «зачем»?

Т.е. получается меня так захватила эта машина сразу, как только обратились к врачам, что вроде и места не было в голове для выбора – делать надо, причем срочно и все тут.

Дальше было мое решение – принимала чучуаши, как Миель сказал, потом болиголов пошел курсом, госпитализацию я отодвинула, чтобы уложиться по срокам на один курс болиголова.

Есть результат, да и принял меня, реакция медицины понятна и предсказуема.

А я для себя не имею внутреннего понимания – нужна будет эта операция в принципе или нет?

Фактор первый – конечно от сомнений и от головы «а вдруг не сработает что-то».

Фактор второй – когда все исчезнет, эти ткани надо будет все равно оперативным путем удалять, они же не станут прежними? Я так понимаю, что оно все отомрет…

И тут в накатанной колее получается, что «как бы операция» висит на затылке, а уж коли делать, то сейчас, потому что этот дядька-хирург уходит. И через пару месяцев, если что… надо начинать по-новой искать врача и т. п. Да еще и с порицанием с их стороны – куда ж без этого, я и так этого наелась – что вы тянете, вы рискуете и т. д.

С ними, понятно, не проконсультироваться по вопросу – куда деваются отмершие клетки и надо ли иссекать ткани :)) Там все строго – доверься врачу и делай все, как говорит.

Если слушать себя, то скорее нет, чем да – насчет операции.

Это ведь не лечение и уж тем более не исцеление. И не хочу вторжения, и еще больше не хочу давления этой машины, которая катком идет. Я в этом центре находиться стараюсь как можно меньше – опутывает все реально.

И да, страшно, что могут быть последствия – разнесется там что-нибудь кровотоком по другим органам. И оставаться с этим тоже страшно, иногда нет-нет, да стрельнет: у тебя же не прыщик, и не грипп. Размеры были 1,9 на 1,9 см, а стали 1,72 см на 8,5 мм.

Т.е. с собственной внутренней силой провалы получаются. Скажи мне что-то дельное пожалуйста, день получается собраться, а на следующий растаскивает.»

Нолисса:

«Начнём отсюда: «… фактор второй – когда все исчезнет, эти ткани надо будет все равно оперативным путем удалять, они же не станут прежними? Я так понимаю, что оно все отомрет… И тут в накатанной колее получается, что «как бы операция» висит на затылке…»

Этот вопрос вообще не для ума практикующего доктора или пациента, даже очень умного. Если нужен на него ответ, то он скорее к учёному, обитающему среди интеллектуальных парадоксов и черпающему в них гениально простые объяснения.

Или вообще убрать это из головы и дать телу самому работать под руководством растения.

Куда всё денется, я даже предполагать не хочу, потому что есть варианты, которые обычный ум даже не рассмотрит. Был случай, когда у пациентки просто открылся свищ и наблюдавший её хирург был в шоке, потому что не мог этого объяснить, только сказал, что это самый оптимальный вариант лимфатического дренажа, который он мог бы сделать. А между тем тело сработало «само»: слило сколько нужно и закрыло свищ. Это так… вспомнила случай из жизни на тему. Так что твоё завершение этой цепочки висящей на затылке операцией совсем не однозначно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Аяхуаска – ayahuasca (аяваска, айяуаска) в Перу и Бразилии в 2008 году была признана культурным достоянием нации. В том же 2008 году решением правительства Перу лиана Banisteriopsis caapi (основной компонент церемониального напитка) названа национальным достоянием и признана растением – учителем. Правительство Перу заявило, что это растение обладает неоспоримой целительской ценностью и является одной из основ традиционной медицины коренных народов Перу

Источник: selva-amazonica.com

2

Перуанский табак. Родом из Южной Америки, но широко известен как растение с сильным духом во всем мире. Шаманы используют Мапачо во всех церемониях Аяваски для очищения, защиты пространства и исцеления.

3

Икарос – специальные целительные шаманские песни, которые поют во время церемоний Аяваски. С помощью икарос шаман управляет церемонией, общается с духами, лечит пациентов.