Вибратор - Мари Акасака

Голоса, значится, принадлежали или мне самой, или тем, с кем я говорила, — все до единого. Раз или два, правда, я слышала слова, принадлежавшие мамаше какой-нибудь девочки, с которой я дружила еще в младших классах, что-то в этом роде. Идеально сохранившиеся воспоминания, пришедшие неведомо откуда — ну, по крайней мере мне так казалось, — удивляли, но голос, что я не смогла бы определить как некую часть своего прошлого, не возникал ни разу.

Прошло какое-то время, и додумалась я до одной штуки. Сообразила, что заснуть неплохо помогает спиртное, потому что, когда я пьяна, голосов становится поменьше. Расстояние между вопросами и ответами все увеличивается, а потом один за другим, один за другим голоса и вовсе исчезают, и я проваливаюсь в глубокую пучину нормального сна.

Но золотые деньки моего романа с алкоголем оказались, увы, слишком кратки.

Несомненно, существуют ситуации, когда изначально ясно: если уж начинаешь пить, то готовься к тому, что тебя затянет по самое не могу. У пития нет нижней границы. В реальности я пью вовсе не для того, чтоб уснуть, — просто хочу сознавать, что в мире не осталось ни черта, кроме меня и выпивки. Перестаю думать о завтрашнем дне — зачем, коли весь мир — лишь я и выпивка! Ощущаю себя всемогущей. Чувствую, как кипит во мне энергия, и идеи новых и новых статей одна за другой стремительно зарождаются глубоко в сознании. Такое потрясающее ощущение — с трудом сдерживаешься. И тогда, если, допустим, кто-нибудь звонит мне по телефону, мне так ненавистна самая мысль ослабить блаженство, в котором я пребываю, хотя бы чуть-чуть утратить настроение момента, что, даже если мне до зарезу надо в туалет, я не говорю об этом собеседнику, не прошу позвонившего подождать минутку. Потому что меня трясти начинает, стоит только представить себе, каково это — выйти из туалета и осознать, что для человека, с которым ты только что разговаривала, все темы уже исчерпаны, и, очень возможно, для тебя они исчерпаны тоже, и преотлично ясно: как ты ни старайся восстановить исчезнувшее удовольствие — все, его уже нет, ощущение потеряно и больше не вернется. Я этого не выношу. Не способна вынести. Так что как-то раз я просто протянула руку, взяла пустую банку из-под кофе, кофейную кружку, огромную пластмассовую миску из суши-бара, все подряд сосуды, какие на глаза попались, — и мочилась в них, не прерывая разговора, прямо с трубкой в руке. Поразительно, сколько жидкости в себя мочевой пузырь вмещает — гораздо больше, чем я могла вообразить. Банка наполнилась доверху, и кружка кофейная до самых краев, и миска тоже, и еще чуть-чуть оставалось.

Я судорожно вышвырнула ручки из цветастого стаканчика и использовала этот стаканчик по тому же назначению.

И тогда наконец все закончилось.

По утрам после таких ночей я просыпаюсь в отчаянии — тягостном, как крест. В комнате — несусветный бардак, не то зрелище, какое стоит наблюдать в безжалостном дневном свете. О, это отчаяние — оно камнем давит на мое тело, делает усилия подняться невозможными, оно вонзается прямехонько в нервные окончания, — нет, от него надо избавляться. И, даже не задумываясь, я хлопаю очередную стопку джина. Подобные ситуации повторяются одна за другой, без конца накапливаются. Как долго может это продолжаться? Но если что-то происходит, если надо спешить или готовиться к новому интервью, опьянение порождает во мне некую загадочную силу, и ощущение это заставляет верить: я — девушка, которая умеет дела делать, и мне это нравится.

Вторая штука, которую я научилась использовать, — искусственно вызванная рвота. Случилось это примерно тогда, когда от бесконечного пития я начала толстеть, так что вышло, что я одним выстрелом двух зайцев убиваю. Пошла я брать интервью у девчонки, страдавшей пищевым расстройством, — и испытала просветление. У меня булимарексия, объяснила она. Булимарексия? А что это? Если вы отказываетесь есть, если не принимаете еду, у вас анорексия. Если едите чересчур много — значит у вас булимия. А если сначала наедаетесь до отвала, а потом все съеденное выблевываете, если практикуете то, что называется искусственно вызванной рвотой, — значит у вас булимарексия. Термин такой, его для обозначения промежуточного состояния придумали, понимаете? Правда, сейчас его просто булимией называют. Вот это — про меня, вот такое у меня заболевание.

— А как вы полагаете, чем вызвано ваше расстройство? — спрашиваю. Говорю быстро, чтоб она не успела замкнуться в себе.

Возникало подозрение, что она будет просто снова и снова повторять одно и то же — я булимарексик, я булимарексик! — и больше ничего, если не заставить ее прекратить. Ножки у нее были невероятно тощие, в промежутке между ними отлично видно, что происходит на другой стороне; было заметно, как выпирает у нее каждая косточка, были заметны все сочленения суставов… все так, и при этом, между прочим, на девчонке была мини-юбка. Я, похоже, просто не врубалась в ее представления о прекрасном. Девочки с пищевыми расстройствами… люди говорят, мы хотим, чтобы в Токийском заливе была поставлена копия статуи Свободы, похожая на одну из нас. Так и говорят. Говорят — каждая только и думает: ах, я — самая красивая на свете! И это точно, мы и правда хотим быть самыми красивыми, понимаете? Но если на тебя все равно никто никакого внимания не обращает, только одно и остается — заболеть. И потом, продолжала она, если уж у тебя булимарексия, ты так замечательно спишь! Я уставилась на нее.

Поначалу, во время первых экспериментов с искусственно вызванной рвотой, мне было очень страшно. Приходилось постоянно повторять себе: главное в жизни — приобретение нового опыта. В первый раз было больно — конечно, мне ведь никогда раньше не приходилось рвать так основательно, по крайней мере по собственной воле. Но в ту ночь, как ни дико это звучит, я и впрямь спала отлично, не просто отлично — замечательно. Спала сладко и мирно, как дитя у материнской груди. Я принялась рыться в самых разнообразных книгах, посвященных пищевым расстройствам, — и вот что я там нашла. Рвота вызывает у человека непосильный для его тела стресс, и тогда высвобождается огромное количество эндорфинов, призванных смягчить негативный эффект. Так оно и работает. Искусственно вызванная рвота — штука, отменная разом в трех отношениях. Пока ты ешь — вкусно. Когда рвешь — полезно в смысле сбрасывания веса. Ну и конечно, спишь потом как убитая. Я не выясняла это эмпирическим путем, нет, я перешла к экспериментальной стадии лишь после того, как провела некоторые теоретические исследования в этой области, так что, с точки зрения здравого смысла, поведение мое казалось вполне логичным. Проводишь такие вот маленькие эксперименты — и сознаешь: все у тебя под наблюдением. Я, стало быть, и решила, что могу целиком и полностью себя контролировать.

Только вот одно маленькое «но»: рвота начала мне нравиться. Не хотелось тратить впустую съеденное, я ж всегда питалась только тем, что любила, ловила кайф от вкуса и запаха… однако если речь идет об отказе от настоящего удовольствия, это не ко мне. Невероятное ощущение покоя, накатывающее после рвоты, — нет, естественным путем такого точно не добиться, такого просто не может быть — и все. Вообразите: вы можете наслаждаться этим ощущением, не прибегая к помощи всяких там таблеток, используя лишь вещества, изначально содержащиеся у вас в организме! Прямо волшебство — потрясающая, магическая диетическая программа; странный алхимический процесс, происходящий в моем теле, только сто десять фунтов плоти, чистейшей, без примесей плоти — и все. Я обнаружила: когда дело доходит до рвоты, я — стопроцентный гений. Я пью и пью, когда тошнить начинает — совершаю марш-бросок в ванную, скоренько так, резво блюю — и все, я опять готова к бою, можно надираться по-новой. Может, во мне от природы эта способность заложена, и что же она такое? Талант, который дается лишь немногим избранным, а если его у тебя нет, значит, никогда и не будет. У меня — был, к добру или к худу. И потому всякий раз, как телу моему уже становилось хреново, а мозг еще не был удовлетворен, всякий вечер, когда сознание мое отчаянно просило добавки, всякую ночь, когда я квасила литрами, а назавтра предстояло серьезное, важное дело, я непременно устраивала рвоту. А на следующее утро отправлялась на работу — и чувствовала себя преотлично! В подобных ситуациях я чувствовала себя победительницей.

В мире, которым правят мужики, таким манером женщине гораздо проще выжить.

В мои расчеты, однако, вкралась одна ошибка — я никак не могла взять в толк, что выблевывать алкоголь и выблевывать еду — вещи абсолютно разные. Люди изначально стали употреблять алкоголь удовольствия ради — крепкие напитки применялись на празднествах, — так что, если вы не даете спиртному впитаться в организм, эффект разительно отличается от того, который производит отторжение еды. Глупо, конечно, звучит, но я в эту концепцию не врубалась совершенно. Стоит еде начать смешиваться с желудочным соком — и все, рвота становится болезненной. Так что надо уметь вычислять идеально точное время, а еще, перед тем, как все случится, надо пить легкие газированные напитки — они, как я обнаружила, помогают лучше всего. («Кока-кола» почему-то действует слишком интенсивно — может, из-за запаха, может, оттого, что многие ее ингредиенты — стимуляторы, не знаю точно.) По-любому, при помощи жидкости — ну, скажем, просто минералки — вы размягчаете еду в желудке до строго определенной консистенции, скажем, желеобразной, и потом выблевываете ее прямо-таки молниеносно и разом. Пока это происходит, из глаз текут слезы. Потому ли, что вам грустно, потому ли, что жаль себя, а может, это — обычная физиологическая реакция, вовсе не связанная с эмоциями, как не связаны с ними слезы морской черепахи, откладывающей яйца в песок? Понятия не имею. Знаю только — дай этим слезам волю, и остановить их уже невозможно. Потом начинает трясти — дрожь, доселе таившаяся где-то в самых дальних глубинах, прорывается наружу вместе с соленой жидкостью, льющейся из глаз, — и унять эту дрожь тоже невозможно. Как только вода, подобная морской, заливает щеки — вместе с нею из меня словно изливается все, что копилось в сознании. Конечно, я все равно не понимаю, отчего плачу, возможно, происходит что-то типа катарсиса, в таком примерно роде, а возможно, дело просто в тараканах у меня в голове, понятия не имею, — я просто плачу и плачу, а иногда еще и палец начинаю сосать. А потом, как ребенок, потихоньку засыпаю.