Такой смешной король! Повесть третья: Капкан - Ахто Леви

Но почему именно здесь за желтой дверью искал он Алфреда? Как же небесно-синий дом, как же торжественная комната? В торжественной теперь проживала семья русского военнослужащего. И почему бы им там не жить? Раз дом пустует… Ведь во все пустовавшие дома и квартиры заселялись новые жильцы, не обязательно русские, но и эстонцы, которые пришли на Остров с фронтом и здесь остались.

А если в этих домах оказались чьи-то вещи или мебель — не выбрасывать же! Тем более хорошие вещи, красивую мебель. Владельцам этих домов жалко было оставлять красивую мебель и хорошие вещи, но они предпочли пуститься в скитания по белому свету, захватив лишь самое необходимое, а тогда к кому и какие могут быть претензии?

Правда, в небесно-синем доме мало что осталось — Алфред успел тайком вывезти отсюда все нужное на Сааре, в Карула, часть же на улицу Малая Гавань, где у бывшего церковного служителя нанял на время маленькую квартирку, поскольку сам церковный служитель, оказавшись не у дел, предпочитал отсиживаться в деревне.

Алфред с Вальве тоже сначала скрывались на ее хуторе, но, на его беду, здесь нашлись люди, знавшие о его службе в самообороне. Они не выказывали Алфреду враждебности, понимали, что многие служили как немцам, так и русским не из-за политического расположения, а чтобы живу быть. А в данном случае проявлялось любопытство к его связи с Земляникой, которую знали как весьма пикантную женщину: интересно все же, возьмет Алфред ее насовсем или как?

Алфреду такое внимание со стороны односельчан Земляники представлялось опасным — мало ли что! Сегодня просто любопытство, а завтра?.. Могут возникнуть какие-то обстоятельства: или сама Вальве с кем-нибудь повздорит, и ей захотят навредить; или кто-нибудь случайно проболтается, намекнет кому следует, и неизвестно тогда, как обернется. Лучше жить там, где тебя не знают. Но где на Острове отыскать такое место? Он решил рискнуть, поселиться под носом у властей: и в большой массе людей тоже можно быть незаметным, если не высовываться. Кому придет в голову, что он в Журавлях? Что же до Вальве, она человек малозначительный, на ее присутствие в городе не очень обратят внимание.

Так представлялось Алфреду. Это не значит, что он перестал искать более идеального выхода — не находил. В городе хоть не будут посещать Вальве эти несчастные страдалицы: в деревне она гадала на картах — ее любимое занятие в свободное время, которого у нее оказалось в изобилии. При немцах пасьянсы не столь усердно раскладывала: запрещалось. Так и случилось, что поселились они на Малой Гавани, но без Короля.

Уже известно, что Йентс и Король — несовместимы. В этом-то и дело. Но не только…

Его Величество значительно повзрослел с того дня, когда впервые увидел целующихся Алфреда и Землянику, ему скоро исполнится тринадцать, он уже многое видел в жизни и многое в состоянии понять. Потому-то стало неловко Алфреду жить с Земляникой в присутствии Его Величества. А как быть?

И Король сам за Алфреда эту задачу решил: он объявил, что хочет жить на Сааре. А что могло быть более естественным, чем такое желание! Вероятно, Алфред догадался о действительной причине высочайшего пожелания, потому что Король, державшийся в присутствии Вальве хоть и корректно, как и подобает воспитанному человеку, тем не менее оказался душевно недосягаем для нее, как и для Алфреда, кстати.

Он относился к взрослым даже деликатно, но в то же время отчужденно, так что было очевидно: они, взрослые, — сами по себе, он — сам, отдельно. Когда Вальве высказала свои соображения на этот счет, Алфред словно удивился:

— Да что ты?! Мал он еще, обойдется со временем.

А как, собственно, обойдется? Когда сам Алфред не мог уже сказать относительно себя и Вальве что-нибудь определенное? Может, из-за ее дурацкой манеры обсуждать с ним свои бесконечные бабские идеи касательно платьев, юбок, фартуков, которые она себе шила на старенькой ручной машинке: «Отсюда, видишь, соберу — здесь тогда опустится, чтобы со сборками…» Или: «Вот таким сделаю перед, здесь зигзаги, здесь перекрутится и будет лежать свободно, с боков затянется, а зад…» И она вертится перед его носом, демонстрируя собственные изделия. На кой черт это ему? Он в свое время помогал Хелли кроить, но то были нужные в семье вещи, здесь же… Какое ему дело до каких-то сборок! Который раз ловил себя Алфред на мысли, что не так уж не правы немцы, оставившие женщинам кухню, детей и церковь… Чтоб не путались в мужских делах, хотя дела… Эх, не надо было учить ее шить на машинке…

Алфред отпустил Короля жить на Сааре. Но там он тоже никому не был нужен. И Король понял, что свободным может считать себя тот, кто нигде и никому не нужен.

На Сааре тогда жили только Юхан с Вилкой. Бывая здесь, Король бегал в окрестностях с собакой. Они навещали старую Иду на хуторе У Большой Дороги, с Элмаром искали патроны в лесах вдоль Сухоместового шоссе. Патроны нет-нет да и попадались, поскольку их не касались статьи в газетах, в которых печатались распоряжения и призывы к населению, чтобы очищали леса и поля от мин и другого взрывного материала. Ведь не станет же старая Ида рыскать по полю с граблями, чтобы обезвреживать мины, а больше вроде некому, поскольку военные искали в лесах не мины, а… людей.

Питался Его Величество чем Бог послал: то салакой в рассоле и черным хлебом, — единственное, что имелось у Юхана, то у Элмара перехватит что-нибудь, то у Иды вареной картошкой угощался или мучной кашей. Надо сказать, из всех королей мира Люксембургский — самый неприхотливый в питании, обходился даже без личного повара, что у королей не было принято.

О еде и едоках особенно обожал толковать старый Зайцев на Большом Ару, когда ему удавалось завладеть вниманием Короля. Он рассказывал всяческие истории об обжорах и всегда забывал, что какую-то историю уже рассказывал:

— Жил один римский обжора, Лукулл Лукуллович, — начинал он всякий раз, — ел из золотой посуды, а рядом стоял золотой тазик и…

— Петушиное перо, им слуги щекотали его глотку, чтобы его рвало, а то другим блюдам не хватало места, — заканчивал обычно Король. После чего обоим было ужасно весело.

Ночевал Король на Сааре в большой комнате в постели Хелли и Алфреда. Здесь предавался чтению книг, журналов, даже довольствовался «Детской радостью», которая в давнее время доставляла ему и на самом деле большую радость. Когда же ему это надоедало, он уходил в большую жизнь, начинавшуюся каждое утро с появлением солнца где-то над деревней Розвальни. Вечером солнце исчезало за горизонтом в районе Брюкваозера, совершив без малого полный круг; в соответствующее время года, разумеется.

Желтая дверь на стук Короля отвечала молчанием. Лунный свет слабо освещал лестничную площадку через небольшое окошечко, воняло мышами. Он сбежал вниз и направился в сторону Кривой улицы — в ателье Жоры Калитко, чтобы хоть с Иваном поделиться впечатлениями дня, ежели тот, конечно, не коротает время с Лилиан Вагнер.

Маленького Ивана постоянно тянуло к Лилиан, причем эта тяга привела Ивана Родионовича к трудно объяснимому, по мысли Короля, результату: к занятиям арифметикой! Невозможно такое понять, но факт есть факт. Когда Иван притащил к Калитко учебник арифметики и тетрадь с домашними заданиями, потрясенный Король потребовал объяснений:

— Что это значит?!

На Короля страшно было смотреть, его глаза в праведном гневе метали молнии.

Иван Родионович достал кисет из кожи антилопы, как он уверял, не сумев при этом рассказать, что собой представляет антилопа и где обитает, но кисет у него был, и табак в нем наличествовал, и трубка небольшая. Он уже давно бросил возиться с цигарками, перешел на трубку. У Короля возникло подозрение, что и в этом не обошлось без влияния дома Вагнеров, поскольку отец Лилиан тоже курил трубку. Когда же Иван закуривал, то манерой держать трубку становился похожим на человека с огромного портрета в центре города, стоявшего на том месте, где когда-то находился бронзовый солдат с саблей в руке.

Набив коротенькую трубку, откашлявшись, Иван объяснил:

— Ей хочется, мне же не жалко. Пусть…

Король возмущен:

— Она тебя еще в школу завербует.

Иван пожал плечами, прежде чем подтвердить такое подозрение:

— Она хочет. Да когда это еще будет!

Король онемел от неожиданности. Затем принялся убеждать Ивана:

— Если я не люблю арифметику, значит, и школу не люблю. Как можно делать то, что не любишь! Но разве я из-за этого дурак?

— Да нет…

Его Величество продолжал нажимать, доказывая, что читает книги и знает о жизни больше, чем те, которые в школу ходят и от зубрежки дуреют, так что пригодны разве что для битья.

— А ты в учебники суешься! Это же только предлог, чтобы у Лилиан побывать, — пожурил Король товарища.

Иван, конечно, отрицал.