Тайна желтого окна - Федора Кайгородова

– Что? Что, что происходит? – еще издали кричал он взволнованным высоким фальцетом, так похожим на голос больного орлана.

Я молча показала рукой на кожу.

– Не двигаться! – приказал похожий на циркуль Миша, подбегая ко мне и бросая плотоядный взгляд на землю.

– Я и так…, – пробормотала я.

– Не разговаривать! – приказал Миша. – Бактерии, вирусы.

Стремительно сложившись пополам, Михаил принялся ползать вокруг экспоната, то снимая, то вновь надевая телескопическую маску с большими глазами. Раза два он попытался отодвинуть мои кроссовки, словно это был посторонний предмет, заслонявший обзор. Гладиолусы с газона тянулись следом за ним, цепляясь за синий халат, к нам медленно стекалась молчаливая толпа ученых.

– Интересно, интересно, – наконец, сказал Миша-циркуль, усаживаясь на дорожку возле меня и подтянув свои конечности к подбородку.

– Мог бы и поздороваться для начала, – заметила я.

– Что-что? – пробормотал Михаил, обводя какие-то неведомые контуры вокруг моих ног.

– Я могу отойти в сторону?

– Ах, да! – рассеянно ответил Миша и, тут же забыв о моем существовании, снова пополз на четвереньках сначала в одну сторону, потом в другую.

С отчаянием я смотрела сверху на его бурную деятельность, не предвидя скорых результатов. Наконец, решив проявить инициативу, молоденький Ильчик взял меня за руку и знаками показал, куда мне ступить, чтобы не задеть занятое Мишиными притязаниями земное пространство. Заметив мои поползновения на свободу, исследователь словно очнулся.

– Осторожно! – закричал он. – Микробы, бактерии! Ты их распространитель!

– Я – кто? Я – что? – с ужасом спросила я.

Но Миша уже забыл о моем существовании. С исключительно исследовательским лицом он устроился на земле, опять подтянув ноги к подбородку, видимо, так ему легче думалось. Маска с мощными линзами и раскинутые по бокам полы халата делали его похожим на большую сильную птицу, присевшую в поисках добычи. Очевидно, ничего не решив, Миша посмотрел вверх, но и там ничего не увидел. Мы все тоже посмотрели вверх, но там, кроме обычных желтых облаков ничего не наблюдалось. Стажер Ильчик при этом отвел глаза в сторону, словно скрывал смех. Миша снял маску и положил ее на траву линзами вверх, а сам возвел очи горе.

Прошло несколько задумчивых минут. Миша то принимал какое-то решение, то отрицательно качал головой и снова думал. Сочувствующие заворожено следили за его значительными действиями, как это, вероятно, делали первые земляне, наблюдая за колдунами.

Наконец Михаил многозначительно изрек:

– Кожа настоящая! – и все вздохнули с облегчением, словно это что-то объясняло.

– Н-да! – подтвердил стажер.

– Но откуда она взялась – неизвестно! – продолжил Миша, бросив короткий взгляд на Ильчика.

По толпе пронесся сочувствующий шепот.

– Женечка! – меня взял под локоть президент биополигона и отвел в сторону, как видно, он давно находился в толпе зевак. – Вспоминайте мельчайшие подробности! Как могла именно здесь оказаться эта реликвия прошлых веков? Вы заметили что-нибудь необычное?

– Где? – видимо, я все еще пребывала в состоянии ступора.

– В окружающей обстановке? В природе? На земле? На газонах, может быть? В атмосфере, наконец? – Президент был явно напуган, раз задавал такие оригинальные вопросы. – Тем более, что вы раньше всех приходите, – добавил он, и я вполне оценила его деликатность: он прекрасно знал, что мы ночуем в лабораториях.

– Да, Юрий Николаевич, – воодушевляясь, сказала я. – Коль и Альфред вчера…

– Я уже слышал об этом, – нетерпеливо прервал он меня. – А кроме исчезновения ваших рыбных звезд вы заметили что-либо необычное?

– Нет, Юрий Николаевич! Ничего! Кожа лежала здесь, когда я пришла. Я ее вообще не видела – Катрин и Нина заметили. Ничего странного или необычного ни в природе, Юрий Николаевич, ни в обществе не наблюдалось, – ответила я, вспомнив университетские лекции по межличностному общению.

– Ничего, разберемся, – президент потер руки, утешая, по-видимому, прежде всего, себя.

Он подошел к краю дорожки и подал знак Мише, который все еще пребывал в состоянии задумчивого покоя, сидя на траве. Молниеносный Миша выстрелил длинной рукой из-под халата и, выхватив из рук стажера пластиковый контейнер, с первого удара уложил его на газон. Затем с необычайным проворством «вымерший ящур» раскрыл его и, надев перчатки, начал перебирать пинцеты. Остановившись на деревянном, с мягкими краями инструменте, Миша снял перчатки, провел по краю пинцета указательным пальцем, щипнул себя за щеку и прицелился к коже, сверяя угол нападения. Затем он снова надел уже другие перчатки, вытер пинцет стерильной салфеткой и перестал дышать. В таком полуудушенном состоянии Михаил торжественно подцепил кожу пинцетом и понес ее к чемоданчику, подставив под нее другую руку. Драгоценная реликвия с комфортом устроилась на отдельном ложе пластикового контейнера – крышка его захлопнулась, как дверь сейфа, словно отделив настоящее от прошлого.

Стало слышно общее неровное дыхание толпы, все вдруг зашевелились и начался тот небольшой гомон, который обычно в минуты волнения сопровождает любое интеллигентное сообщество.

Погладив герметичную крышку, Миша ожил и посмотрел на нас осмысленным взором. Стажер Ильчик протянул было руку, чтобы взять контейнер, но та повисла в воздухе. Не замечая жеста стажера, Миша легко вскочил и пошел в лабораторию, а ящик при этом словно прикипел к его плоскому бедру. Теперь Мишины короткие штаны, закручивающиеся в спираль вокруг худых ног, выглядели более значительно, чем раньше.

– Как ты? – ко мне подбежал мой муж Володя. – Не волнуйся, девочка! Быть может, это результат очередной мутации из лаборатории экстренных преобразований. Вечно они что-то там мудрят. Скоро все выяснится! – но я видела, что он и сам встревожен.

Володя погладил меня по голове, как маленькую и было заметно, что ему ужасно хочется меня обнять, он даже протянул руки, но затем оглянулся назад и спрятал их за спину. И смутился, заметив мою усмешку – я вечно подтрунивала над его далеко запрятанной эмоциональностью. Мы пошли в сторону от толпы, туда, где росли самостийно вымахавшие бегонии и настойчивый шиповник. Бездумно, размеренным шагом, глядя вслед торопливым кузнечикам, по дорожке, по траве – лишь бы хоть одну минутку побыть рядом.

– Хочешь, я с тобой пойду? Посмотрим, что там с твоими подопечными? Ведь только им по зубам подобные загадки.

– Не надо! Я сама! Не беспокойся за меня! Почему они не возвращаются, Володя? Ты же знаешь, сколько лет я занималась Коль и Альфредом! И потом я их просто люблю, я волнуюсь за них!

– Знаю, знаю, родная! Хочешь, я подключу к поискам моих коллег из города?

– И как они будут искать? – сказала я. – Мои коники – не безродные собачки, которые бегают по улицам!

– Как? Ты не надела на них датчики? – удивился Володя.

– Конечно, нет! Я верю им! И потом, они вполне разумны, чтобы принять решение и оценить обстановку. Иди-иди! У тебя своих дел полно, – я развернула мужа спиной и подтолкнула вперед.

Сделав по инерции три шага, Володя остановился, но не оглянулся. Я не знаю, каким образом он чувствовал, что я смотрю вслед, но он никогда не ошибался. Он мог уйти или вернуться – смотря по тому, как он оценивал степень своей необходимости, но он всегда знал, нужен ли мне.

Сейчас он колебался, пытаясь понять, мешает мне или помогает. Я резко повернулась и пошла назад. И очень скоро услышала за своей спиной его бесшумные шаги. Так ходят тигры – сильные, уверенные в своем праве на добычу, звери. Я еще шла несколько шагов молча, а потом рассмеялась и развернулась.

– Ну, что, полосатик, будешь скрываться или как?

– Или как! – ответил он, и мы, не сговариваясь, побрели к главному бассейну.

Между тем, остальные ученые разбрелись по лабораториям. Во-первых, на биологическом полигоне «Северный» привыкли к сенсационным событиям, а во-вторых, проявление эмоциональности негласным этикетом приравнивалось к слабости.

Володя взял меня за руку, легонько касаясь ладони и щекоча ее пальцами, а потом засунул мою руку себе в карман.

Что такое центральный бассейн? Внешне он похож на культовое сооружение XIX века: декоративные водоросли, мох, замшелые камни, маленькие водопадики, устроенные тут и там. Научный народ и название дал легкомысленное – «Купальня». На самом деле бассейн, точнее, его подводная часть, была главным звеном в сложной системе водостоков нашего учреждения.

Володя присел на край водоема, вглядываясь в пустую прохладную глубину.

– Никого! – сказал он, наклоняясь к воде и брызгая себе на лицо холодные капли.

И тут же из середины бассейна к Володе потянулась громадная кувшинка, медленно раскрывая и закрывая гигантские желтые лепестки, словно готовясь к нападению. Из-за чрезмерной любвеобильности кувшинку Викторию в институте прозвали батарейкой – она стремится навстречу всякому живому существу, которое оказывается неподалеку. Виктория питается той энергией, которую ей удается стащить у любого живого организма. При первом знакомстве кувшинка производит устрашающее впечатление: ее громадная желтая пасть поворачивается вслед тебе, словно ты завтрак или обед, при этом толстые лепестки, вернее, лопасти, вызывают отнюдь не самые платонические мысли. На самом же деле нет растения, а, может, существа более безобидного, чем эта кувшинка, она настолько беззащитна, что может погибнуть от одиночества.