Кесарь - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нет, воевода.
Михаил Борисович заговорил не сразу – и мне удалось окинуть беглым взглядом настенные фрески и росписи, а также убранства весьма небольшого храма… Фрески и иконы по большей части скрыты от моих глаз полумраком, отступающим лишь перед мерцающим светом свечей. Но при этом, однако, они приобретают какую-то особенную, завораживающую красоту, освобождая душу и разом от сторонних, суетных мыслей… В голове само собой всплыло, что заложил Успенский собор Смоленска еще Владимир Мономах в самом начале далекого (даже сейчас!) двенадцатого века. Небольшой, потому как тогда на Руси редко строили из камня, и монументальные постройки не поражали размерами – но все же каменный, так называемый крестово-купольный храм с единственным куполом, все еще возвышающимся над кремлем… Впрочем, высоты храму добавляет высокая «Соборная» гора, служащая его основанием. Как-никак, в средневековье каменные стены собора были последним рубежом обороны града – и возвели его на Соборной горе с учетом оборонительного назначения.
Вспомнилось также, что Владимир Мономах (чья мама была дочерью базилевса Константина Мономаха), привез в Смоленск икону Богородицы «Одигитрия», греческого письма – почитаемую как чудотворную, и позже известную как икона Божьей Матери Смоленская. Поискав глазами сей образ, вскоре я обнаружил его у Царских врат – и почувствовал, как вдруг быстро и гулко забилось мое сердце, когда я уткнулся взглядом в потемневшие от времени лики Богородицы и Иисуса Христа… Эта икона пропадет после оккупации нацистов в годы Великой Отечественной войны – как и многие иные святыни. А вот собор – собор погибнет значительно раньше. Через полтора года текущей осады, во время последнего польского штурма... И когда ляхи, литовцы и черкасы, ворвавшись в храм, сметут последних русских защитников, и начнут в бесовской ярости рубить укрывшихся в соборе женщин и детей, некто Андрей Беляницын подорвет запасы пороха, хранившиеся под Соборной горой. Этим он в одночасье оборвет страдания обреченных жертв – а заодно погубит и всех их палачей…
От размышлений о будущей трагедии (что я как раз и хочу предотвратить!), меня отвлек негромкий голос воеводы:
- Во времена нашествия Батыя, татарский отряд в несколько сотен всадников подступил к Смоленску. И тогда правящий в нем князь Всеволод, убоявшись участи уже павших князей, покинул град лишь с небольшой дружиной верных ему гридей… Люди были в отчаянии, все с ужасом думали о грядущей расправе агарян, об их непобедимости. Ведь лучшие дружины сильнейшего на Руси Владимира и порубежной Рязани пали в сече, а стольные города татары взяли на меч! Никто не смог наладить оборону, не удалось собрать и ополчение на стенах… Лишь верующие истово молились о спасении.
Сделав короткую паузу, Шеин продолжил:
- И вот ночью одному пономарю, молящему Божью Матерь о избавлении от агарян, послышался Ее глас: Богородица призвала на защиту Смоленска славного воина Меркурия, православного рыцаря, явившегося с западной стороны. Одни говорят, что он явился с римских земель, а иные – что из моравских… Но был Меркурий могучим богатырем весьма высокого роста! И также славен он был своим благочестием... Так вот, пономарь нашел Меркурия, поведал о словах Божьей Матери – и когда сам Меркурий пришел в храм и начал молиться, он также услышал глас Богородицы, исходящий от Ее иконы: Царица Небесная благословила воина на ратный подвиг…
Прервавшись на мгновение, Михаил Борисович, с явно различимым в голосе благоговением и восторгом, да безмерным уважением к описываемому подвигу, продолжил свой сказ:
- Сей славный богатырь не стал собирать дружину из спящих горожан, а скорее поспешил навстречу татарам – ведь он был предупрежден, что агаряне и сами хотят напасть на Смоленск ночью... Как говорят местные, Меркурий покинул град через врата крепости, расположенные ныне на месте Молоховских врат – и в одиночку устремился на передовой полк татар! Славный богатырь Мекуркий сокрушил многих поганых копьем и мечом, а первым он срубил их могучего исполина-вождя! И устрашившись, агаряне обратились в бегство… После татары вернулись с подкреплением – и вновь был крепкий бой! И во время его поганые видели Богородицу над главой Меркурия – а после сечи они клялись, что рубил их не только славный богатырь, но и Небесные воины… Меркурий пал, обретя в брани с погаными мученический венец – но и язычники не посмели напасть на Смоленск, а в ужасе бежали от града!
Еще немного помолчав, переведя дыхание, Шеин закончил свой рассказ:
- Уже после битвы святой воин явился во сне тому же пономарю и указал, что над гробницей его необходимо повесить его оружие… Видишь? Копье, шелом и сандалии…
Я не сразу разглядел, что над ракой на стене действительно висит копье с почерневшим от времени древком, а на отдельных подставках покоятся ребристый шлем с вертикальным гребнем, да стальные башмаки, более всего похожие на рыцарские сабатоны.
Последние смутили меня более всего – ведь насколько мне известно, рыцари тринадцатого века из защиты ног имели лишь кольчужные чулки, а русские дружинники так и вовсе обходились одними сапогами… Да и шлем явно не похож на топфхельм европейских всадников – как, впрочем, и конические шеломы русских дружинников.
- Римская сторона?
Шеин, глубоко задумавшийся о чем-то своем, негромко ответил:
- Так говорят.
- Римская сторона…
Тринадцатый век, пусть и самое его начало, церковный раскол – уже как несколько столетий состоявшийся факт. И вдруг православный рыцарь, пусть даже из Моравии – то есть Чехии?! И уж тем более самого центра католичества, Рима…
Стоп. А что, если Меркурий не прибыл с «римской стороны», а называл себя римлянином?! Это много меняет – и многое объясняет! Ну конечно… Ведь в тринадцатом веке римлянами называли себя не только жители «вечного города», римлянами – или ромеями на свой лад, называли себя греки Византии! Точнее, никакой «Византии» никогда и не было, это термин историков