Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

Медлительный ритм этого процесса, подобный накатывающим волнам прибоя, по-видимому, соответствовал вспышкам и опаданию Пламени, которое Энгарт описывал в своем дневнике. Я немедля заподозрил, что тут есть некая связь.

Не успел я сформулировать эту идею, как обнаружил, что Энгарт заговорил. Я, впрочем, не уверен, говорил ли он на самом деле, или же его мысль, облеченную в слова, я воспринимал иным чувством, нежели телесный слух. Во всяком случае, я осознал его ответ:

– Да, вы правы. Опадание и возрастание источника и его мелодии воспринимаются во Внутреннем Измерении как затемнение и просветление всех зрительных образов.

Полет наш начал ускоряться, и я догадался, что спутники мои прилагают все душевные силы к тому, чтобы удвоить скорость. Проносящиеся под нами земли слились в сплошной водопад красок, в море текучего света; мы мчались вперед сквозь огнистый воздух, точно падающие звезды.

Я не в силах передать ни весь экстаз этого бесконечного парения, ни всю тревогу головокружительного полета прочь от неведомого рока. Но сам я никогда в жизни их не забуду – не забуду этого неизъяснимого единства и взаимопонимания, что возникло меж нами троими. Память о нем хранится в глубочайших, самых живучих клетках моего мозга.

Теперь и другие летели по обе стороны от нас, и над нами, и под нами, в переменчивом сиянии: пилигримы сокрытых миров и тайных измерений, устремившиеся, как и мы сами, к иному космосу, для которого внутренняя сфера была лишь преддверием. Существа эти своими телесными формами и атрибутами были странны и экстравагантны до чрезвычайности; однако же я не задумывался об их странности: они внушали мне те же братские чувства, какие я испытывал к Энгарту и Эббонли.

Надо сказать, что пока мы летели, мне казалось, будто два моих спутника рассказывают мне о том и об этом – передают, не ведаю, каким путем, многое из того, что успели постичь в своем новом бытии. Серьезно и упорно, как если бы времени поделиться этими сведениями оставалось очень мало, они выражали и сообщали мне идеи, каких в земных условиях я бы воспринять попросту не смог; и вещи, которые были непостижимы пятью чувствами или в абстрактных символах философской и математической мысли, делались понятны и просты, как буквы алфавита.

Однако же некоторые из этих сведений пусть грубо и приближенно, но поддаются передаче и переводу на человеческий язык. Мне рассказывали о постепенной инициации и интеграции в жизнь нового измерения, о том, какие способности обретает неофит за время своей адаптации, о разнообразных потаенных эстетических радостях, испытываемых благодаря смешению и умножению всех видов восприятия: о контроле, приобретаемом над силами природы и самой материей, так что становится возможно ткать одеяния и возводить здания единственно усилием воли.

Узнал я также и о законах, которым предстоит управлять нашим переходом в дальнейший космос, и о том, что переход этот труден и опасен для всякого, кто не прожил должного срока во Внутреннем Измерении. Поведали мне и о том, что в здешнее измерение из высшего космоса возвратиться уже невозможно, как нельзя вернуться сквозь Пламя обратно в Идм.

Энгарт и Эббонли, как они мне сказали, провели во Внутреннем Измерении довольно времени и были готовы вступить в запредельные миры; они полагали, что и я тоже сумею вырваться благодаря их помощи, хотя и не успел еще достаточно развить чувство космического равновесия, чтобы в одиночку вступить на межсферический путь, под которым подстерегают ужасные пропасти.

Нам предстояло попасть в безграничные, непровидимые царства, множество планет, множество вселенных, среди порождений и чудес коих мы сможем обитать или скитаться бесконечно. В тех мирах мозг наш приспособится к пониманию или восприятию более высоких и всеобъемлющих научных законов и к образам существования, превосходящим наше текущее пространственное бытие.

Не могу сказать, сколько длился наш полет: мое чувство времени, как и все прочие, полностью изменилось и преобразилось. Относительно говоря, прошло, возможно, несколько часов; однако мне казалось, будто мы пересекли столь огромную часть этого надмирного края, что на это потребовались бы годы, а то и века.

Еще прежде, чем наша цель показалась впереди, перед моим мысленным взором встал ее точный зрительный образ – несомненно, благодаря некой телепатии. Казалось, предо мной предстали колоссальные горы, один вышний хребет за другим, выше летних кучевых облаков, какие бывают на земле; и превыше всего вздымался рог ультрафиолетового пика, чью главу окутывало бесцветное спиральное облако, тронутое ощущением незримых хроматических обертонов, что будто нисходили на него с небес за пределами зенита. И я понял, что в этом-то высоком облаке и таится путь во внешний космос.

Выше, выше парили мы – и вот наконец горная гряда встала вдали на горизонте, и я впрямь узрел вознесшийся над нею ультрафиолетовый пик в ослепительной облачной короне. Мы подлетели еще ближе, странные спирали облака были уже почти что над нами, вздымались до небес и исчезали среди разноцветных солнц. Мы видели лучащиеся фигуры опередивших нас пилигримов, что исчезали меж клубящихся облаков.

В этот миг небеса и весь ландшафт вновь вспыхнули ярчайшим светом тысячи цветов и оттенков – и тем ужасней было внезапное, нежданное затмение, которое за этим последовало.

Прежде чем я успел осознать, что случилось нечто недоброе, я как бы услышал отчаянный вопль своих друзей, которые, видимо, почуяли надвигающуюся беду благодаря тоньше развитым чувствам.

И вот я увидел, как из-за высоких и сияющих гор, куда мы направлялись, восстала стена тьмы, ужасающая, молниеносная, материальная и осязаемая. Она воздвиглась со всех сторон одновременно и подобно волне, накрывающей Атлантиду, обрушилась на радужные солнца и огнистые пейзажи Внутреннего Измерения.

Мы нерешительно зависли в потемневшем небе, лишенные надежды и бессильные перед надвигающейся катастрофой. Мы видели, как тьма окутала весь мир и со всех сторон движется на нас. Тьма пожирала небеса, затмевала внешние солнца; и бескрайние просторы, над которыми мы летели, как будто съеживались и сжимались, подобно тлеющей бумаге. Мы словно бы остались одни в ожидании этого ужасного мига, в кругу тускнеющего света, вокруг которого с ураганной стремительностью сжимался циклон ночи и разрушения.

Вот круг сомкнулся в точку – а потом тьма накрыла нас головокружительным водоворотом, точно с грохотом рушились циклопические стены. Я словно бы сорвался вниз с обломками разлетевшихся вдребезги миров, в ревущее море вихрящихся сил и пространства, в некую инфразвездную бездну, в некую кромешную пропасть, куда выбрасываются осколки забытых солнц и звездных систем. И вот наконец спустя бесконечность я почувствовал мощный удар, как будто приземлился среди этих осколков на дно вселенской ночи.

Прийти