Путешественница - Диана Гэблдон

– Слушай, нужно твое снадобье для заживления ссадин и порезов, – сказал Джейми, наливая и себе.

– А, отвар боярышника. Знаешь, готового лекарства у меня нет: оно плохо выдерживает хранение, – ответила я, приподнимаясь. – Но если дело срочное, могу его приготовить – много времени это не займет.

Сама мысль о том, что нужно встать и тащиться на камбуз, повергала в уныние, но, возможно, встряска пошла бы мне на пользу.

– Ничего срочного, – успокоил меня Джейми. – Просто у нас в трюме пленник, похоже основательно избитый.

Я опустила стакан и уставилась на мужа.

– Пленник? Откуда у нас взялся пленник?

– С пиратского корабля. – Джейми насупил брови. – Хотя я не думаю, что он пират.

– А кто же тогда?

Джейми залпом выпил виски и покачал головой.

– Будь я проклят, если знаю. Судя по рубцам на спине, скорее всего, беглый раб, но я все равно в толк не возьму, почему он это сделал.

– А что он такого интересного сделал?

– Сиганул с «Брухи» прямо в море. Макгрегор заметил это, а когда «Бруха» уплыла, увидел барахтающегося в море человека и бросил ему линь.

– Да, забавно. Почему он так поступил? – спросила я с пробудившимся интересом, благо благодаря спиртному пульсация в висках ослабевала.

Джейми запустил пятерню в волосы и задумался.

– Не знаю, англичаночка, – ответил он, пригладив-таки непокорную шевелюру. – Вероятность того, чтобы такая команда, как наша, попыталась взять на абордаж пиратов, представляется ничтожной: любой купец ограничился бы тем, что отбил нападение. Какой резон захватывать пиратов? Но если он не собирался спасаться от нас, то, может быть, он спасался от них?

Последние золотистые капельки виски оросили мое горло. То была особая смесь Джареда из предпоследней бутылки, и напиток вполне оправдывал данное ему изготовителем название – «Ceò Gheasacach», «Волшебный туман». Почувствовав себя лучше, я приподнялась.

– Если он ранен, я должна взглянуть на него, – заявила я и спустила ноги с койки.

Памятуя о том, как вел себя Джейми за день до этого, я ожидала, что он повалит меня обратно и вызовет Марсали, чтобы та села мне на грудь. Но Джейми задумчиво посмотрел на меня и кивнул.

– Оно бы неплохо. Но ты уверена, англичаночка, что можешь встать?

Уверенности у меня вовсе не было, но я попробовала. Стоило подняться на ноги, как каюта накренилась, а перед глазами заплясали черные и желтые точки, но я устояла, вцепившись в руку Джейми. Чуть погодя некоторое количество крови все же прилило к моей голове, пляска точек прекратилась, и я смогла увидеть озабоченное лицо Джейми.

– Все в порядке, – сказала я с глубоким вздохом. – Пошли.

Пленник находился под палубой, в трюме – низком помещении, заполненном разнообразными грузами. В носовой его части была отгорожена маленькая каморка, служившая местом заточения перепивших или проштрафившихся матросов, где сейчас и содержался пленник.

Во чреве корабля царили темень и духота, и, следуя за Джейми и светом его фонаря по сходням, я почувствовала, что у меня снова начинается головокружение.

Дверь открылась, и я поначалу ничего не увидела, но блеснувшие в свете фонаря глаза выдали присутствие человека. «Черный, как трубочист» – такова была первая мысль, возникшая в моем слегка помутненном сознании, когда на фоне темных досок стало вырисовываться и обретать черты лицо.

Неудивительно, что Джейми считал его беглым рабом: он выглядел африканцем, не рожденным на островах. Черный с красноватым отливом цвет кожи и сама манера держаться отличали его от островитян, выросших в рабстве. Он сидел на бочке со связанными за спиной руками и туго стянутыми ногами. От меня не укрылось, что, как только Джейми поднырнул под перегородку, пленник вздернул подбородок и развернул плечи.

Всю его одежду составляли драные штаны, и было видно, что он хоть и худощав, но очень силен: напряженные, рельефные мышцы выдавали человека, готового к нападению и защите, но никак не склонного к повиновению.

Джейми это тоже заметил и, подав мне знак, чтобы я оставалась позади, у стены, поставил фонарь на бочку, а сам присел на корточки перед пленником, глаза в глаза.

– Amiki, – произнес он, поднимая руки с открытыми ладонями. – Amiki. Bene-bene[39].

Это был «таки-таки», смешанный диалект, широко использовавшийся моряками и торговцами во всех портах, от Барбадоса до Тринидада.

Какое-то время чернокожий молча смотрел на Джейми пустыми глазами, но потом он поднял брови и вытянул связанные ноги.

– Bene-bene, amiki? – произнес он с иронической интонацией, легко узнаваемой на любом языке.

Джейми удивленно фыркнул и потер пальцем нос.

– Это уже что-то, – пробормотал он.

– Он говорит по-английски или по-французски?

Я подошла ближе. Пленник на миг коснулся меня взглядом и безучастно отвел глаза.

– Если и говорит, то не желает в этом сознаваться. Пикар с Фергюсом пытались поговорить с ним прошлой ночью, но он слова не проронил, только таращился на них. То, что он сказал сейчас, это вообще первые слова, произнесенные им на борту. ¿Habla Español?[40] – неожиданно произнес он, обращаясь к пленнику.

Ответа не последовало. Чернокожий даже не посмотрел на Джейми, его безразличный взгляд замер на квадрате открытой двери позади меня.

– Э-э, sprechen Sie Deutsch? – задала я пробный вопрос.

Он не ответил. Впрочем, и мои познания в немецком на этом были исчерпаны.

– Nicht Hollander тоже, надо думать.

Джейми наградил меня ироничным взглядом.

– Я, конечно, мало что знаю насчет этого парня, англичаночка, но почему-то чертовски уверен в том, что он не голландец.

– Они везли рабов с Элевтеры, это голландский остров, – проворчала я. – Или с Сент-Круа, а это, кажется, датский.

И только тут (в то утро моя голова работала как никогда медленно) до меня дошло, что пленник – это наша единственная возможность выяснить что-то о пиратах, а стало быть, единственная тонкая ниточка, которая могла протянуться к Айену.

– Слушай, твоего знания «таки-таки» хватит, чтобы расспросить его об Айене?

Не сводя взгляда с пленника, Джейми покачал головой.

– Нет. Кроме уже сказанного, я знаю только, как произнести «плохо», «сколько?», «дай сюда» и «брось это, ублюдок». Непохоже, чтобы в нынешних обстоятельствах это здорово помогло.

На миг растерявшись, мы уставились на неизвестного, встретив его ответный бесстрастный взгляд.

– К черту все это, – неожиданно сказал Джейми, вытащил из ножен кортик, обошел бочку и разрезал узлы на запястьях и лодыжках пленника.

Джейми присел на корточки, положив клинок на колени.

– Друг, – четко произнес он на «таки-таки». – Хорошо?

Пленник не ответил, но слегка кивнул с осторожной усмешкой.

– Там, в углу, гальюн, – сказал Джейми по-английски, поднимая кортик и вкладывая в ножны. – Воспользуйся им, а потом моя жена займется твоими ранами.

По лицу чернокожего промелькнула тень удивления. Он снова кивнул, признавая свое поражение, и медленно поднялся с бочки, теребя штаны неловкими, словно онемевшими руками.

Я вопросительно взглянула на Джейми.

– Хуже нет, когда тебя связывают таким манером, – пояснил он как нечто само собой разумеющееся. – Представляешь, невозможно самостоятельно помочиться.

– Представляю, – пробормотала я, предпочитая не думать, откуда ему это известно.

– И чертовская боль в плечах. Ты уж поосторожнее с ним, англичаночка.

В голосе Джейми прозвучало отчетливое предостережение, и я кивнула. Если его что и заботило, так вовсе не плечи пленника.

Я все еще испытывала головокружение, а духота добавила к этому и возобновившуюся головную боль, но мне все-таки досталось меньше, чем пленнику, которому и вправду «основательно всыпали».

Впрочем, повреждения его были по большей части поверхностными. На лбу вздулась здоровенная шишка, на плече краснела затягивающаяся отметина на месте содранного куска кожи и прочее в том же роде. Многих синяков и кровоподтеков на темной коже и при таком освещении мне было просто не рассмотреть.

Кожа на его запястьях и лодыжках была содрана: веревки, которыми его связывали для порки, оставили глубокие, кровоточащие следы. Настойка боярышника тут помочь не могла, но я прихватила с собой баночку мази из горечавки. Опустившись на палубу рядом с ним, я начала осторожно смазывать его раны холодной голубоватой мазью. Он обращал на меня не больше внимания, чем на эту самую палубу, и никак не отреагировал.

Гораздо больший интерес, чем свежие повреждения, представляли собой зажившие. С близкого расстояния я увидела тонкие белые линии, следы трех параллельных вертикальных разрезов на высоком узком лбу, между бровей. Несомненно, племенные знаки, а стало быть, этот человек был рожден в Африке. Подобные шрамы наносятся во время ритуала превращения мальчика в мужчину. Во всяком случае, так утверждал Мерфи.

Тело незнакомца под моими пальцами было теплым и гладким, скользким от пота. По правде сказать, я сама потела и ощущала нездоровое внутреннее тепло. Палуба под ногами мягко покачивалась, и, чтобы сохранить равновесие, мне пришлось коснуться ладонью его спины, исполосованной рубцами заживших шрамов. Они воспринимались пальцами, как взбугрившиеся следы проползавших под кожей червей. Примерно такие же следы остались и на спине Джейми.