Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Все пункты этой программы были воплощены в жизнь. Свидетельством тому служат и множество более частных достижений.

За годы правления Мэйдзи численность населения страны выросла с 34 миллионов до 50 миллионов человек.

За годы правления Мэйдзи Япония не страдала от сколько-нибудь серьезного голода, хотя раньше недороды приводили к гибели тысяч людей.

За годы правления Мэйдзи японцы подросли на целый сантиметр.

За годы правления Мэйдзи продолжительность жизни мужчин выросла приблизительно на полтора года и составила 44,25 года (у женщин она увеличилась на четыре месяца – до 44,73 года).

За годы правления Мэйдзи в стране произошла промышленная революция, Японию опутали железные дороги и телеграфные линии, были построены сотни заводов.

За годы правления Мэйдзи Япония стала страной с поголовной грамотностью.

За годы правления Мэйдзи Япония создала национальную культуру, которой стали восхищаться во всем мире.

За годы правления Мэйдзи страна действительно сумела стать вровень с западными державами – Японию стали опасаться во всем мире, ибо она напала на Китай и Россию и выиграла обе войны.

За годы правления Мэйдзи площадь подведомственной ему территории увеличилась с 382 562 квадратных километров до 675 406.

Но не станем забывать, что и цена этих достижений была огромной.

Идеал эпохи Токугава предполагал не единообразие, а разнообразие. Сложность социальной иерархической структуры, а не ее гомогенность представлялась наиболее желательным состоянием общества. Усилия сёгуната были направлены на поддержание такой структуры, а не на ее упрощение. Такую же позицию занимал сёгунат и по отношению к культурному разнообразию. В своем «Завещании» Токугава Иэясу говорил, что в разных частях Японии существуют разные обычаи, которые, принимая в расчет их древнее происхождение, следует оставить без изменений.

Правительство Мэйдзи решительно упростило социальную структуру японского общества. Но одновременно произошла ликвидация региональных культур и наиболее ярких проявлений местного колорита. Перед лицом грандиозного и помпезного здания Центра местные строения казались жалкими хижинами и подлежали уничтожению. Центр любил единообразие, метафора единства и единения была приравнена к эстетическому идеалу, множественность подлежала прореживанию. Теперь, когда государственные школы учили одной-единственной версии истории, когда главным деятелем исторического процесса являлся могучий Центр во главе с императором, история и культура утратили многомерность и вариативность. Гордость за свою деревню постепенно сменялась гордостью за страну. Этот процесс при Мэйдзи еще не успел дойти до конца, но Япония двигалась именно по этой дороге. Люди черпали все больше вдохновения и смысла не в окружающей их среде, а в том, чего нельзя ни увидеть, ни пощупать. Государственные идеалы перерастали масштабы человеческой жизни. Все мировые державы шли по этому пути, Япония не смогла остаться в стороне.

Многие прежние привычки и обыкновения, религиозные культы и языковые диалекты стали казаться анахронизмом. Айны на Хоккайдо и обитатели Рюкю из живых людей на глазах превращались в объект изучения этнографов. То же самое происходило и во многих других районах собственно Японии. Их обитателям предписывалось вести себя так, как сочтут это нужным в Токио, культурное доминирование столицы перерастало в диктат. Существенные для каждого подданного события происходили теперь по преимуществу в Центре. Они получали санкцию на существование только при условии вовлеченности в них самого императора. Только исполняя его волю, только переживая его время и его пространство как свои собственные, подданный получал санкцию на полноценное существование.

Чрезмерное единение вышло в перспективе боком. Отсутствие разных мнений и сколько-нибудь сильной оппозиции лишило японское общество иммунитета против правительственных авантюр. Предпринятые позднее попытки создания колоссальной колониальной империи не были подкреплены ни продуманной стратегией, ни ресурсами. Однако, как и в случае с аннексией Кореи или японско-русской войной, голосов «против» почти не было слышно.

Да, маленькая Япония стала «великой Японией». Мирно правивший страной сёгунат на это рассчитывать не мог. Он гордо жил «своим домом», никому не угрожал, войска были ему нужны не для войны, а для поддержания порядка и социального мира. Погнавшись за Западом, Япония встала в один ряд с великими державами, но она ввергла себя в пропасть «международных отношений» со всеми вытекающими из них последствиями. Япония приняла на вооружение системообразующую концепцию Запада: она уверовала в «прогресс», прониклась идеей, что в движении заключена сила. Неподвижность и неизменность уступили место движению и реформам. И чем быстрее движение, тем лучше. Утратив меру между покоем и движением, Япония развивалась стремительно, но, как известно, быстрая езда чревата опасностью для жизни. Отказавшись от векового обычая освоения исключительно ближнего пространства, страна Япония сменила пространственную парадигму – ее пространство стало расширяющимся. Однако отсутствие исторического опыта по освоению дальнего пространства с населяющими его другими народами закончилось трагически.

Право назвать себя «японцами» покупалось не только при помощи мирного созидания единого фонда культурно-исторической памяти, но и кровью, которая служила тем страшноватым жертвенным раствором, который соединяет кирпичики в грандиозное здание. Нация – это еще и общая кровь, которая с неизбежностью проливается и застывает в бронзе, которая призвана увековечить имена строителей этого здания. И если жертвы «реставрации Мэйдзи» еще можно как-то оправдать, то что сказать о жертвах завоевательных войн? Жертвах японцев и жертвах других народов? В исторической перспективе они оказались напрасными: в результате поражения во Второй мировой войне территория Японии сжалась до пределов ее исторических границ.

Мэйдзи родился в эпоху господства военного сословия. С «реставрацией Мэйдзи» самурайское сословие было упразднено, но потомков самураев оказалось много, много больше, чем дворян в любой европейской стране. К тому же, в отличие от них, самураи не обладали земельной собственностью. Не получили они ее и в результате бурных событий «реставрации Мэйдзи». Будучи самыми образованными в стране, самураи перетекли на государственную службу, сформировав костяк административного, образовательного, полицейского и армейского аппаратов и привнеся в них самурайские ценности: дисциплину, порядочность, верность и воинственность. Мэйдзи закончил свою жизнь главнокомандующим, когда в результате осуществления всеобщего начального образования и всеобщей воинской повинности эти ценности были распространены уже на все общество. Мэйдзи начинал с осуждения самурайской морали, к концу его правления слово «бусидо» вновь обрело признаки респектабельности. Мэйдзи умер в обществе, которое было намного более милитаризованным, чем в год его рождения. Силовая составляющая этого общества возросла многократно. И ее вектор удалось направить вовне.