Собрание сочинений в одной книге - Джек Лондон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пропали одеяла Гуниа. Это были прекрасные одеяла, толстые и теплые. Гуниа чрезвычайно гордилась ими, тем более что они очень дешево ей достались. Один лишь Ти-Кван из соседнего селения был настолько глуп, чтобы так легко расстаться с ними. Правда, Гуниа не знала, что это были одеяла убитого англичанина и что после этого убийства американский катер долгое время шнырял вдоль берега и шлюпки обыскивали все укромные бухточки и заливы. Она не знала, что Ти-Кван во что бы то ни стало хотел избавиться от них, чтобы не навлечь на свое селение гнева американского правительства, и спокойно продолжала гордиться своим приобретением. Зависть остальных женщин только подливала масла в огонь, и ее тщеславие, все увеличиваясь, наполнило собой селение и разлилось по всему побережью Аляски – от Голландской гавани до гавани Святой Мэри. Все прославляли ее тотем[47]; ее имя было на устах мужчин за рыбной ловлей и за трапезой; повсюду только и было разговора, что о ее одеялах – о том, какие они толстые и плотные. Их исчезновение было весьма таинственным и странным происшествием.
– Я только разложила их на солнышке у стены хижины, – повествовала в тысячный раз Гуниа своим товаркам. – Я только разложила их и вернулась в дом, потому что Ди-Иа, пожиратель сырой муки и теста, сунул голову в большой железный котел, опрокинул его и остался стоять вниз головой, а ноги его качались в воздухе, как ветви деревьев на ветру. Я только вытащила его и два раза ударила головой о дверь, чтобы отучить красть тесто, – и глянь! – одеял уже не было!
– Одеял уже не было! – повторили женщины испуганным шепотом.
– Это большая потеря, – добавила одна из них.
– Никогда здесь не видели таких одеял, – сказала другая.
– Мы очень опечалены твоей потерей, Гуниа, – заговорила третья. В глубине души каждая из них радовалась, что ненавистные одеяла – предмет зависти и раздора – исчезли.
– Да, да, – заговорил Боун, которому эти разговоры успели надоесть. – К нам никто не приходил из других селений. Очевидно, что один из наших односельчан наложил на них свою руку.
– Как же это могло случиться, о Боун? – хором негодовали женщины. – Кто мог это сделать?
– А может быть, здесь замешаны таинственные силы, – продолжал Боун, искоса поглядывая, какое впечатление произвели его слова.
Таинственные силы! При этих страшных словах женщины замолкли и боязливо поглядели друг на друга.
– Да, это так, – подтвердила Гуниа, и скрытая злобность ее характера нашла себе выход в торжествующем злорадстве. – Клок-Но-Тону посланы уже сообщение и крепкие весла. Он, верно, будет здесь с вечерним приливом.
Все разошлись по домам, и над селением навис страх. Из всех несчастий вмешательство таинственных сил было самым ужасным. С неосязаемыми и невидимыми силами мог бороться только шаман, и ни мужчина, ни женщина, ни дитя до момента испытания не могли знать, владеют ли дьяволы их душой или нет. И изо всех шаманов Клок-Но-Тон из соседнего селения был самым страшным. Никто не находил столько злых духов, как он, и никто не подвергал жертв таким жестоким пыткам. Однажды он даже обнаружил злого духа, вселившегося в тело трехмесячного младенца, – духа столь упорного, что изгнать его удалось лишь после того, как младенец неделю пролежал на шипах терновника. После этого его тело было брошено в море, но волны постоянно приносили его обратно на берег, словно угрожая проклятием селению, пока двое сильных мужчин не утащили его во время отлива подальше и не утопили.
И за этим Клок-Но-Тоном послала Гуниа! Было бы гораздо лучше, если бы их собственный шаман Сканду не находился в немилости. Он не был так жесток, и было известно, что он изгнал двух злых духов из человека, ставшего впоследствии отцом семи здоровых детей. Но Клок-Но-Тон! При одной мысли о нем люди содрогались от ужасных предчувствий, каждый чувствовал устремленные на себя обличительные взоры сотоварищей и сам глядел на них тем же обличительным взором, каждый, за исключением Сима. А Сим был известный насмешник, и его успехи в жизни не могли поколебать твердой уверенности односельчан в том, что он плохо кончит.
– Хо! Хо! – смеялся он. – Дьяволы и Клок-Но-Тон! Да большего дьявола вы по всей стране не сыщете!
– Ты глупец! Теперь он приближается к нам с заклинаниями; попридержи язык, не то тебя постигнет несчастье и сократятся твои дни на земле!
Так говорил Ла-Ла по прозвищу Мошенник, и Сим презрительно расхохотался.
– Я – Сим, я не привык бояться и не пугаюсь тьмы. Я – сильный человек, и мой отец, до меня, был сильным человеком, и голова моя ясна. Ни вы, ни я не видали своими глазами невидимых злых сил…
– Но Сканду видел, – возразил Ла-Ла. – И Клок-Но-Тон видел. Это всем известно.
– Как же ты узнал об этом, сын глупца? – загремел Сим, и бычья шея его потемнела от гнева.
– Они сами говорили это.
Сим фыркнул:
– Шаман – человек, и только! Разве его слова не могут быть лживы, как твои или мои? Тьфу! Тьфу! И еще раз – тьфу! А вот твоему шаману и всем его дьяволам! И вот это! И это!
И, посмеиваясь, Сим крупными шагами прошел через толпу зрителей, почтительно и испуганно расступившихся перед ним.
– Хороший рыбак, сильный охотник, но дурной человек, – сказал один.
– Однако ему хорошо живется, – заметил другой.
– Ну так и ты будь дурным и процветай, – через плечо возразил Сим. – А если бы все были дурными, тогда и шаманов бы не потребовалось. Полно! Стыдитесь, дети, боящиеся темноты!
Когда с вечерним приливом прибыл Клок-Но-Тон, Сим все так же вызывающе смеялся. Он не удержался и от насмешек над шаманом, когда тот упал на песок при высадке. Клок-Но-Тон сердито поглядел на него и, не здороваясь, прошел через встречавшую его толпу прямо к жилищу Сканду.
О встрече шаманов никто ничего узнать не мог, потому что все толпились на почтительном расстоянии от жилища Сканду и переговаривались шепотом, пока заклинатели духов беседовали.
– Привет тебе, о Сканду! – проворчал Клок-Но-Тон, видимо, колеблясь и не зная, какой его ждет прием.
Он был громадного роста и горой возвышался над маленьким Сканду, голос которого долетал до его ушей как слабый, отдаленный стрекот сверчка.
– Привет, о Клок-Но-Тон! – отвечал тот. – Твой приход – радость моего дня.
– Мне казалось… – начал нерешительно Клок-Но-Тон.
– Да, да… – нетерпеливо перебил его маленький шаман. – Для меня настали тяжелые дни, иначе мне не пришлось бы благодарить тебя за то, что ты выполняешь мою работу.
– Мне очень неприятно, друг Сканду…
– Нет, я очень счастлив, Клок-Но-Тон.
– Я дам тебе половину того, что будет мне заплачено.
– Нет, не надо, друг Клок-Но-Тон, – прошептал Сканду, сопровождая свои слова умоляющим жестом. – Я твой раб, и дни мои полны желанием услужить тебе.