Железная маска (сборник) - Теофиль Готье

Между тем Генрих Наваррский все еще пребывал у ног Анны Лотарингской.

Герцогиня с полным основанием считалась самым изощренным политиком своего времени в Европе, но прежде всего она была женщиной и, конечно же, не могла остаться равнодушной к чувствам столь мужественного и красивого человека, будь он хоть трижды ее врагом. К тому же Генрих в тот день буквально превзошел себя. Прежде ей не удавалось как следует присмотреться к правителю крохотной Наварры, но сейчас она с удивлением обнаружила, что он вовсе не похож на того грубого мужлана, одетого в домотканое сукно и пахнущего сапожной кожей и чесноком, – именно таким его изображали при европейских дворах. Осознав это, Анна пустила в ход весь арсенал непревзойденной кокетки.

– И скажу вам откровенно, моя прекрасная кузина, – продолжал начатую речь Генрих, – за всю мою жизнь мне довелось только дважды пожалеть о том, что я родился принцем! Впервые это случилось, когда мне было пятнадцать лет и я влюбился в очаровательную цветочницу Флеретту. Я хотел жениться на ней, но этому, разумеется, воспрепятствовала моя матушка…

– А второй раз, кузен?

– Это и есть второй раз!

Герцогиня, с улыбкой взглянув на Генриха, проговорила:

– Почему вы уверены, что высокое происхождение отдаляет вас от меня?

– Не только оно! Прежде всего нас разделяют политические интересы.

– Какие глупости! – с очаровательной кошачьей гримаской возразила Анна. – Не очень-то вы задумывались о политике, похищая меня!

– Для меня любовь на первом месте, кузина!

Герцогиня расхохоталась так звонко, что этот смех был услышан даже на палубе.

– Вам нужны доказательства? – пожал плечами Генрих.

– Разумеется!

– Смотрите: наше судно остановилось. На правом берегу в полумиле отсюда расположено селение…

– И что же?

– Прямо сейчас мы сойдем на берег и остановимся в единственной здешней гостинице. Немного передохнув, вы можете приказать заложить лошадей и преспокойно вернуться в Блуа. Никто не станет чинить вам препятствий. Тем самым я докажу вам, что вы вовсе не пленница.

– Кажется, вы забыли о том, что вы – король Наварры!

– Сейчас я помню лишь о том, что безумно влюблен! – ответил Генрих.

Анна промолчала, а затем задумчиво проговорила:

– Сейчас я еще не слишком тоскую по своей свободе. Поэтому продолжим наш путь!

Надеялся ли Генрих на подобный ответ? Был ли уверен в своем неотразимом обаянии? Это никому не известно. Вместе с тем он не выказал ни малейшего удивления и ограничился лаконичным ответом:

– Будет так, как угодно вам, кузина!

– Значит, вы в самом деле меня любите? – спросила Анна.

– Да, это несомненно!

– Вы, король Наварры и супруг Маргариты Валуа?

– Будет вам! Марго первой покинула меня после памятной ссоры в Ажене и вернулась в Париж. По отношению к ней моя совесть чиста!

– Но задумывались ли вы, кузен, о том, что наши семьи враждуют уже много лет. Мои братья…

– Не стоит об этом! – Генрих вновь припал к руке герцогини и продолжил: – Я хотел бы сделать вам два предложения – одно из области чувств, а другое – политического свойства!

– Пожалуй, начнем с последнего!

– Не стоит. Там все крайне запутанно, тогда как то, что связано с моими чувствами, весьма просто и ясно.

– Говорите же, кузен, я слушаю вас!

– Ваш брат, герцог де Гиз, остановился в королевском замке, но вы избрали своей резиденцией дом скромного горожанина, никак не подобающий вашему высокому званию. Из этого я рискую заключить, что вы не собирались официально присутствовать на заседании Генеральных Штатов.

– У меня имелись для этого веские основания!

– Превосходно! Как бы там ни было, но, повинуясь внезапному капризу, вы вдруг взяли и покинули Блуа…

– Не вполне по собственному желанию, право!

– Нет, кузина, такой взгляд на это событие мне не нравится! Не забывайте: только что я предлагал вам свободу, но вы…

– Вы совершенно правы. Продолжайте!

– Вскоре наше судно прибудет в Бретань. Там у меня масса друзей; ни король, ни лотарингские герцоги туда не дотянутся. В тех же краях обитает в собственном замке сьер д’Энтраг, надежный друг моего отца. Если вам будет угодно, мы с вами задержимся там на несколько дней, а моя команда поведет судно к намеченной цели.

– И что же это за цель?

– Гасконь, кузина. Барка спустится до Пенбефа и двинется дальше вдоль морского побережья.

– А мы с вами тем временем воспользуемся гостеприимством сьера д’Энтрага?

– Верно. Его замок расположен несколько ниже Ансени. Мы окажемся там завтра на рассвете.

– И что же дальше?

– Дальше? Господь всемогущий! Разве любовь не отыщет средство примирить наш род с вашим?

В то же мгновение с палубы донесся голос де Ноэ – граф призывал Генриха.

– Что там случилось? – спросил король.

– Барка остановилась, и я жду ваших дальнейших приказаний, сир! – ответил де Ноэ.

– Благодарю, я вскоре поднимусь к вам! – ответил Генрих и обернулся к герцогине:

– Итак, вы приняли решение провести ночь на борту нашего судна?

– Разумеется, – кивнула Анна. – Таким образом мы быстрее достигнем владений сьера д’Энтрага.

– Я восхищен, мадам. Не соблаговолите ли вы пригласить меня поужинать с вами?

– Вы и в самом деле неотразимы! Ступайте на палубу и возвращайтесь как можно скорее!

Генрих с галантным вздохом поднялся с колен.

– Между прочим, – жестом остановила его герцогиня, – в вашей свите состоит один гасконский дворянин – его имя Лагир. Будьте любезны в дальнейшем не посылать его ко мне.

Смахнув с лица непрошеную улыбку, Генрих ответил:

– Вероятно, вы предпочтете пользоваться услугами вашего бывшего приближенного Рауля?

– Он тоже здесь, этот предатель, содействовавший моему похищению?

– Какие мелочи! – добродушно усмехнулся Генрих. – Разумеется, Рауль привязался к вам, но мне-то он предан гораздо больше!

– Тогда избавьте меня от удовольствия видеть и его! – в глазах герцогини на мгновение вспыхнула молния.

– Я предоставлю вам для услуг любого другого из моих гасконцев, а через самое короткое время вернусь и сам! – с этими словами Генрих Наваррский покинул каюту, оставив герцогиню в глубоком раздумье.

Спустя несколько минут легкое покачивание судна возвестило, что оно продолжает свой путь. Затем раздался стук в дверь и двое гасконцев внесли сервированный на двоих изящный резной столик. Один из них тотчас скрылся за дверью, а второй с почтительным поклоном обернулся к герцогине, ожидая приказаний. Этот рослый и голубоглазый юноша был красив той меланхолической и мечтательной красотой, которая свидетельствует о нежности души и глубокой чувствительности. В то же время герцогиня безошибочно определила, что этот темнокудрый молодой человек, натура совершенно девственная, способен на самую пламенную страсть и беззаветное самопожертвование.