Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте - Владимир Карлович Кантор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как известно, знаменитая «Лолита» направлена против Достоевского, Набоков иронизирует над ставрогинским грехом, оправдывая Гумберт Гумберта. Роман этот заставлял многих родителей с тревогой думать о возможном подобном ужасе для молодых девушек. Никто не подумал, что набоковский роман – это рассказ мужчины, довольно иронически описавшего свою юную любовницу и рассказавшего, что любовь, как бы она ни начиналась, если она настоящая, преодолевает и извращенное сознание героя. (Лолита уже взрослая, а он все равно ее любит!) Но это рассказ с точки зрения мужчины. Словно у женщины, даже подростка, нет желаний. А ведь это другая проблема: как воспринимает ситуацию, как может ее воспринять юная девушка. Здесь, в рецензируемом романе, зеркальный взгляд на проблему. Мы воспринимаем любовную ситуацию с позиции юной девушки. Не только мужчина любит, но и девушка вполне активная сторона. Как было сказано в одном известном фильме: «Женщина – она тоже человек!»
Девочке тринадцать лет, но любит она героя уже лет шесть. Ее переполняет желание любви, желание взросления: «Я сижу на корточках в кустах, и на глаза навертываются слезы. Я плачу не только из-за несчастной любви, не только из-за того, что так плохо идут дела в школе. Я плачу из-за того, что так трудно быть ребенком, что большой становиться еще труднее, что все это так страшно, так ужасно. Как хочется быть любимой!» Здесь и сексуальное женское пробуждение, но и жажда отца (отец оставил мать, и девочка никогда его не видела, а любовник матери был ей отвратителен).
Она нашла в Нем и любовь мужчины, и любовь отца. Она сама находит его квартиру и приходит к нему: «Ничего, кроме Него и льющегося из окна света, я не видела, как будто его окружало какое-то сияние. Он остановился, лица его, как и взгляда, мне было не различить против света, я стояла перед Ним, широко раскрыв глаза, и не знала, что за этим последует, – наверно, я должна что-то сказать, но что? Объяснить свой приход? Поздороваться хотя бы? Я ничего не сказала, он тоже, мы стояли друг против друга, напряженные, будто враги, как будто выжидая, пока другой бросится первым. Потом он поднял руку и потянулся ко мне, взял за руку, вывел на середину комнаты, и пока я там неловко стояла, он расстегивал одну за одной кнопки моего школьного платья, кнопки сухо щелкали, он стянул платье, оно упало на пол, потом и все остальное, и вот я стояла перед Ним совершенно голая». Почти жертвоприношение глазами жертвы.
«Было прохладно, я вся дрожала, обхватила грудь руками, а Он, закрыв лицо руками, пробормотал: “Что я делаю, что я делаю, я люблю тебя, очень люблю, уже давно”. Я подошла к нему, оторвала его руки от лица, завела их себе за спину, крепко прижалась к нему. На нем было что-то колючее, какая-то пуговица больно впилась мне в грудь. Я вдыхала его запах, этот запах я узнала еще маленькой девочкой, когда сидела у него на коленях, я тосковала по этому запаху, <…> я полностью окунулась в Его запах и заплакала».
Любовь всегда трагична, это любил повторять Бунин. В каждом случае эта трагедия принимает непохожие формы, но сильная страсть всегда рождает противодействие безлюбого мира. Вот как видит дочь отношения матери и ее любовника: «Я вообще не понимала, зачем моей маме нужен Харри, она вечно была им недовольна, она мечтала о ком-то другом, может быть, тосковала о моем таинственном отце, а может, о мужчине, которого пока не встретила, о большой любви. А почему бы ей одной не тосковать, без этого Харри? Порой она его просто ненавидела, придиралась без причины, впадала в истерику, начинала выяснять отношения. Это было противно». Именно мать с Харри посадили любимого мужчину дочери в тюрьму, заставили предать Его.
«Мама решила <…>, что это эта недозволенная любовная история должна быть предана широкой огласке, а Он за растление малолетнего ребенка должен понести суровое наказание». Самое дикое в этом, что мать заставил это сделать ее любовник Харри, мужчина, которого мать не любила, но видела в нем опору своей оставшейся жизни. А дочка любила: «Я рассказала ей всё. Сказала, что любила Его, русского, Александра, мужчину много старше себя, а Он любил меня, что мы любили друг друга, просто любили, а дальше уж все случилось, как случилось, что мы говорили и о женитьбе. Он говорил, а я не хотела. Мама утешала меня, успокаивала. И она же меня предала».
Описывается нетривиальная для северного народа любовь, однако важно и то, что сюжет разворачивается на фоне национальной проблемы. Не просто малолетка оказывается в сексуальной связи с взрослым мужчиной, но – и это не менее важно для романа – эстонка любит русского. А к русским отношение было напряженное. Любовь к русскому была запретна уже сама по себе, могла восприниматься как национальное предательство. А тут и такая разница в возрасте! Монтекки и Капулетти! Джульетте – 14 лет, всего на год больше, чем героине. Момент ксенофобии в романе стоит смертельной вражды двух родов – Монтекки и Капулетти. Русскому читателю достаточно напомнить любовь Андрия к прекрасной полячке («Тарас Бульба»), любовь страстную, как у Ромео и Джульетты, и ее трагический исход. Книгу Майму Берг, мне кажется, нужно видеть в этом контексте.
«Не знаю, почему большая счастливая любовь так тревожна. Может быть, потому, что такое огромное счастье вызывает и великую зависть – одно сильное чувство рождает другое?» Но зависть слишком мелкая антитеза любви. Это просто орудие, которым рок, судьба, обыденная жизнь расправляется с тем высшим, что есть в человеке. Как понятно из оброненных фраз – любовник героини умер в тюрьме. Или просто состарился неизвестно где, дожил до глубокой, почти жуткой старости где-то вдали от любимой. «Все те долгие годы, как Его не стало, я ежедневно смотрелась в зеркало, бездумно, просто чтобы увидеть свое лицо, я смотрела себе в глаза, надеясь уловить там отражение Его взгляда, – безуспешно. Куда он пропал, погас, где он остался, Его взгляд? Я могу смириться с тем, что мне уже не суждено перебирать его красивые волосы, наслаждаться его
