Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

Старая шкурка кукожится, словно живая. Под солнечными лучами каждая чешуйка переплавляется и формируется заново, и через несколько минут на журнальном столе остаётся изысканное панно в виде ящерки, украшенное россыпью изумрудов и жёлтых топазов. Да-да, я хоть драгоценными камнями и не усыпана — цацками, как Николас выражается — но в ювелирные магазины иногда заглядываю, и на то, чтобы такие камушки опознать, моего ума хватает. Провожу рукой по гладкой, прохладной, приятной на ощупь драгоценной чешуе. Да тут… Не знаю, сколько стоит один такой камушек, но всё вместе, думаю, потянет на баснословную сумму. Это, что ли, Николас имел в виду, упоминая, что я теперь состоятельная женщина? Он знал, что так получится?

Ох, напрасно я не прихватила тогда последнюю книгу из библиотеки. Сдаётся мне, упустила самое интересное.

А ведь если подумать — камушки гораздо удобнее в путешествиях между мирами, чем бумажные деньги или монеты. И ёмче золота. Хлопотно только — продавать каждый раз… Бред. О чём я думаю? Можно подумать, я только и делаю, что сную из одного мира в другой. В свой бы вернуться — и осесть, да так, чтобы больше никто не сдёрнул.

— О-о! — только и могу сказать, заглянув в гардеробную.

На вешалках-плечиках красуются: два варианта костюмов для морских прогулок — белые с синим, со стилизованными матросскими воротниками; две элегантных «тройки» в классическом, прямо-таки английском стиле, с виду очень простые, но, как говаривал Лев Николаевич, мы-то знаем, во сколько обходится такая простота… Ещё для комбинаторности — пиджачок, кардиган, замшевая куртка, шляпка и кепи, летние перчатки, две сумочки, несколько пар обуви… Из любопытства заглянув в комод, нахожу совершенно непрактичное кружевное бельишко, а заодно и нечто пёстрой расцветки, несвойственной для деталей нижнего туалета. Упс… Купальники. Открытый и закрытый. А это ещё зачем? Я не заказывала!

Говоря откровенно, если бы я попала на эту выставку мод ещё с полчаса тому назад, упёрлась бы рогом и заявила: мне ничего не нужно, дайте только самое необходимое! Но теперь, когда выяснилось, что я и сама в состоянии расплачиваться за свои мелкие капризы, — совсем иное дело. И потому сейчас я перебираю вещички, откровенно любуясь, без зазрения совести. Я имею полное право на эту красоту. Рикки, спасибо, друг. Благодарно поглаживаю бок, там, где по моим расчётам должна находиться голова ящерка, и чувствую ответную радостную волну.

Одно меня огорчает: того, в чём я сюда прибыла, найти не могу, должно быть, Аглая утащила в стирку, только дорожная куртка висит одиноко. Я настолько привыкла ходить по дому в чём-то простеньком, практичном, в чём не страшно и у плиты постоять, и за швабру подержаться, что сейчас чувствую себя неуютно. Не проведешь же целый день в халате, а то великолепие, что меня поджидает, вряд ли годится в качестве домашней одежды. Как вообще здесь одеваются состоятельные родственницы? А то выйдешь с Николасом на улицу, в свет, и окажется, что не угадала. Мне срочно нужен очередной инструктаж.

Тихо высовываю нос в гостиную. Николас, поджидая меня, угнулся над шахматной доской и держит на весу какую-то фигуру, обдумывая ход, успел побриться и сменить костюм на клубный белый пиджак и тёмно-синие брюки. Пользуясь тем, что он меня не видит, приглядываюсь внимательнее и бесшумно закрываю за собой дверь. Ладно.

И выбираю из нового гардероба «матросский» костюмчик с белой юбкой и тёмно-синим блузоном. Не знаю, куда собрался здешний Каспаров, но попробую выглядеть в тон. Думаю, не ошибусь.

— Готова, родственница? — поднимает он голову, когда я выхожу в очередной раз. — Да тебя не узнать! Вот что с женщиной цивильный наряд делает… Крутанись, погляжу, как сидит. — Откидывается на спинку дивана, заложив руки за голову. — Я знал, что Руайяль не подведёт. А почему не вижу полного довольства? Что-то не так?

— Да как сказать, — мнусь. — Мне всё нравится. Но хотя бы парочку брючек можно было заказать? Джинсики, бриджи — ну, хоть что-нибудь! Не привыкла я к этим юбкам!

— Не можно, — отрезает он. — Женщина ты, в конце концов. Одно дело — походный вариант, совсем другое — выход в свет. Родственница, есть у меня свои причуды по поводу внешнего вида, и тебе придётся с ними смириться. Завтра свожу тебя по магазинам — выберешь любую гадость, только при мне не носи, пожалуйста, но если мы вместе появляемся — будь добра, соответствуй. — Он сострагивает просительную физиономию: — Сделай это для меня, умоляю! Это ж нетрудно — побыть несколько часов красивее обычного!

Не сдержавшись, улыбаюсь. Он подхватывается с дивана, нарезает круги вокруг меня, как кот вокруг сметаны.

— Та-ак, — говорит задумчиво. — Я тут на ходу изменил планы на вечер, так что оделась ты к месту. Только закинь купальник в сумку, а заодно и своё богатство, — кожа ведь уже изменилась? Отлично, она нам понадобится. Будем понемногу обналичивать. Теперь вот что, — делает ещё один круг. Останавливается напротив. — Покажись. — Видя, что я не понимаю, объясняет. — Раскрой ауру полностью, надо же посмотреть, с чем придётся иметь дело. И давай договоримся: пока я работаю — вопросов не задавать, всё выполнять молча и без разговоров. Объяснения будут в полном объёме, но только до или после, а во время процесса быть послушной девочкой. Ясно?

— Ясно, — отвечаю. — И как часто ты будешь командовать?

— А разве я уже не начал? — удивляется он. — Давай, родственница, не тяни. Раскрывайся.

И мне приходится развернуть ауру.

Он просматривает её внимательно. Сканирует ладонью. Запускает в меня горстью энергетических шариков и остаётся чрезвычайно доволен реакцией Зеркала.

— Значит, ты у нас Обережница. А я думал, это очередной миф.

— Извини, — говорю кротко. — Месяц назад я тоже думала, что некроманты — миф.

— Уела. А теперь сама вглядись получше: ты не подросла с тех пор, когда себя в последний раз видела? Аура не расширилась?

— Н-нет, — говорю с запинкой. Вглядываюсь. — Нет, с чего бы?

— Сворачивайся, — говорит он таким тоном, каким обычно доктора бросают пациентам: «Одевайтесь!» — Теперь проверим твой арсенал. Что у тебя есть из навесок? Паладиновское кольцо трогать не будем, оно само по себе мощное, да и не приспособлено для модификации. Снимай браслет, я посмотрю. И второе кольцо тоже снимай.

Внимательно разглядывает обе вещицы из именного набора. Чуть ли не на зуб пробует.

— Хорошо, — наконец говорит. — Ещё что?

— Ничего, — пожимаю плечами.

— Как ничего? А отцовское кольцо? Неси сюда.

— А может… — пытаюсь возразить, но он цыкает на меня сердито, и я плетусь в гардеробную. Насколько я помню, колечко я так и оставила в дорожной куртке.