Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

Наше объяснение с Магой. Снова он укладывает меня на диванчик, и, целуя, с жаром говорит: Как же я тебя ненавижу! А я всё хочу его остановить, но меня ломает во временных складках. Хватит! Хватит, Ник, мы на это не договаривались!

«Прости», — торопливо шепчет он, и меня накрывает темнота. — «Но мне нужно ещё кое-что досмотреть. Дай-ка я тебя пока отключу. Что ты хочешь увидеть?»

«Хочешь сказать… Сон на заказ?»

«Ну да».

«А домой ты меня перенести не можешь?»

«Сожалею. Могу только туда, где сам был. Пожалуй, отправлю тебя в одно славное место, там и отдохнёшь».

Меня переносит в прохладное ущелье. Отвесно к небу уходят скалы белого известняка, поросшие кое-где мхом и кустами вероники, далеко наверху каменные стены почти смыкаются, а густая поросль деревьев по обе стороны переплетена в единый дрожащий от ветра купол, через который тускло просвечиваются два солнечных пятна. Слышен лёгкий спорый шорох. Да это дождь там, наверху, настоящий грибной дождь, мелкий, солнечный, но сквозь листву сюда не долетает ни капли.

Ущелье нешироко — разведи руки в стороны и коснись одной каменной стены — до второй останется не более полуметра. Под ногами крупные обкатанные водой камни, журчит безобидный прозрачный ручеёк, но приглядевшись к скалам, на уровне чуть выше своей головы вижу клочья засохшей прошлогодней тины и наносы глины. Этот ручей при хорошем дожде разливается бурной рекой, способной переворачивать гружёные телеги. Но я не чувствую страха. Это место полно покоя, слышны лишь шорох дождя, журчанье воды и перестук камней под ногами.

Неспешно иду вверх по течению. Приходится ступать осторожно, сперва ставить ногу в пробном шаге на очередной крупный голыш, и только потом, убедившись, что ничего не «ползёт» под ногой, становиться на полную ступню. Хоть это и сон — ощущения до того живые, что заработать растяжение или вывих мне не хочется: отчего-то кажется, что боль себе я обеспечу самую что ни на есть реальную. Идти с такими предосторожностями быстро не получается, но мне некуда торопиться. Через каждые десяток-другой шагов я останавливаюсь — полюбоваться видами. Отчётливо видны пласты породы в скалах — то горизонтальные, то под острым углом к земной поверхности. Миллионы лет назад тектонические подвижки смяли породу гармошкой, в крупные складки, да так и оставили, и зрелище этой когда-то живой и подвижной мощи завораживает.

Ущелье заканчивается нешироким открытым гротом. По отвесной скале, усыпанной многочисленными выступами, бородой сказочного великана разветвляются крошечные водопады. Тормозясь на выступах пенными бурунами, зависая дрожащими сосульками, они сбегают в небольшое озерцо, впадину для которого однажды сами продолбили, и там замирают в бутылочно-зелёном дзене. Здесь настолько хорошо, что хочется улечься прямо на гальке, раскинуть руки и просто лежать, греясь в редких солнечных лучах. Я уже собираюсь опуститься на землю, как замечаю неподалёку низкий широкий камень с обтесанной поверхностью, с накиданными охапками высохшей травы. Моё ли это воображение расстаралось, услужливо сымпровизировав местечко для отдыха, или же в реальности здесь обустроено чьё-то лежбище — бог весть, но меня оно устраивает. Недолго думая, разравниваю сено, забираюсь на прогретое каменное ложе и, хоть и жёстко, с удовольствием вытягиваюсь во всю длину. Вдыхаю запах трав, слышу перешёптывание множества водяных — и засыпаю. Во сне засыпаю.

Просыпаюсь во сне… интересное словосочетание, правда? Здесь уже вечер. Солнц не видно, заметно холодает, над озерцом собираются туман и сырость.

«Возвращайся, Ива», — слышу голос Николаса. «Пора».

И меня выталкивает назад, в собственную постель.

Здесь тоже вечер. Или это плотные шторы до сих пор сдвинуты? Ник снимает ладонь с моего лба, спрашивает участливо:

— Отдохнула?

У самого — глаза усталые, словно чёрным обведены. И щетиной он оброс, ой-ой-ой… Я уже забыла, что иногда мужчинам нужно бриться. Постойте-ка, это сколько же времени прошло?

— Прости, увлёкся, — виновато улыбается он. — Кое-что напрягло, пришлось прокручивать по несколько раз. Голодная?

— Да как-то… не очень, — отвечаю неуверенно. Сажусь. Вместо одеяла на мне простыня, очевидно, зажарившись, я стала раскрываться, и родственник решил проблему по-своему. — Я не слишком буянила?

— Если только самую малость, — таинственно сообщает Ник. — И чуть меня не соблазнила. Знала бы ты, каких трудов мне стоило сдержаться и не защекотать тебя! Обожаю, когда женщины хихикают от щекотки. Как тебе в моём тайничке, понравилось?

— Необыкновенно. Я даже заснула там как по-настоящему.

— А-а, это хорошо. Подзарядилась. Там недалеко разлом, энергетика прёт чуть ли не от планетарного ядра, паломники так и валят за благодатью. Был там несколько раз, понравилось, вот и решил сохранить в копилке. Иногда и сам наведываюсь.

Он встаёт с постели и с наслаждением и хрустом в суставах потягивается. Не знаю, действительно ли я вертелась во сне, но уж он точно просидел рядом не пять минут, потому что сейчас энергично разминает затекшие плечи и спину, даже головой поворачивает вправо-влево с усилием, будто шея занемела.

— Задала ты мне задачу, родственница, — говорит он и рассеянно шарит по карманам. — Да, я же здесь не курю… Пойду-ка я, переоденусь, приму человеческий облик, и договорим, как и собирались. А ты загляни в гардеробную, там тебе за это время Анри успел кое-что наваять, доставили, пока ты спала. И не бери в голову насчёт денег, ты у нас теперь женщина состоятельная. — Наклонившись, отечески целует меня в макушку. — Всё. Пошёл я. Приходи в себя, в обновках поройся, знаешь, как бодрит? Как будешь готова — стукнешь мне.

Он уходит, не дождавшись от меня, заторможенной после его мимолётной ласки, ни слова, а я смотрю ему вслед и замечаю, что белая рубашка на спине насквозь промокла от пота. Неужто, действительно это так сложно — работать с памятью?

Сколько же, интересно, он из меня выудил за это время? Воспользовался моей беспомощностью, в простыню заматывал, чуть его не соблазнили, видите ли…

Подавив смешок, скидываю простыню. Здесь лежу, во сне лежу, сколько можно! Мне тоже хочется размяться.

А бывшая Рикова шкурка так и лежит на столике. Вроде бы Ник её у меня выпросил, так почему не забрал? Или ему нужны были с неё только семь чешуек? Прохожу мимо и раздёргиваю шторы. Не такой уж и вечер, часов пять, не больше, просто пасмурно, небо затянуто тучами. А вот и просвет появился. Косые лучи снопом врываются в окно. Невольно сощурившись, я отворачиваюсь, и слышу за спиной странное потрескивание.